На следующей странице своей книги, анализируя результаты кажущегося изменения характера французов во время так называемой Великой Французской революции, Лебон делает чрезвычайно интересное замечание:

"…Нужно также вспомнить, — и это пункт весьма существенный, что в нашем психическом строении мы все обладаем известными возможностями характера, которым обстоятельства не всегда доставляют случай обнаружиться. Когда они возникают, то возникает тотчас же и новая личность, более или менее, так сказать, временная. Так и в эпохи больших религиозных и политических переворотов наблюдаются моментальные превращения характера такого рода, что кажется, будто нравы, идеи, поведение, словом все, — меняется. Действительно, все изменилось, как на поверхности озера, взбаломученного бурею. Но редко случается, чтобы это было надолго".

Всякая революция призывает к действию людей с определенными чертами характера: волевых, жестоких, беспринципных людей, готовых на все: одни во имя своего безудержного политического фанатизма, вторые во имя карьеры, личных выгод.

Не случись революция, Дзержинский закончил бы свои дни на каторге. Ягода был бы "прогрессивно-настроенным фармацевтом", Вышинский — средней руки пронырливым, падким на крупный гонорар адвокатом. Часть руководящих работников НКВД, прирожденных преступников, сидели бы в тюрьмах, другая бы, не имея спроса со стороны государства на свои преступные склонности, боясь наказания, занималась бы, в надежде на безнаказанность, мелкими мошенничествами.

Но спрос всегда рождает предложение. Закончится революционное лихолетье и снова все войдет в свою колею.

"…Сто лет спустя, Робеспьер, без сомнения, стал бы честным мировым судьей, писал Лебон, большим другом священника, Фукье Тэнвиль сделался бы судебным следователем, обладавшим, быть может, в большей мере, чем его коллеги, строгостью и высокомерными манерами людей его профессии, но очень занятым и усердным в деле преследования преступников; Сэн-Жюст стал бы прекрасным школьным учителем, уважаемым своим начальством и гордящимся академическими пальмами, которых он, наверное, в конце концов добился бы. Чтобы устранить сомнения в правильности таких предположений, достаточно обратить внимание на то, что сделал Наполеон из суровых террористов, не успевших во время перерезать горло друг другу. Большинство из них превратилось в столоначальников, сборщиков податей, чиновников или полицейских. Волны, поднятые бурей, о которой говорилось выше, успокоились, и взбаламученное озеро восстановило свою ровную поверхность".

Так было всегда, так будет и в России после падения большевизма. Это только нам, современникам, большевизм кажется небывалым еще в анналах явлением. Современники всегда плохие судьи. Когда стоишь у подножия горы, не можешь видеть ее вершины, она всегда кажется непреодолимой.

Но отойдите подальше и вы всегда увидите горные долины и перевалы, по которым можно проникнуть на другую сторону хребта, который на первый взгляд казался непроходимым.

То же самое и с большевизмом. Он тоже вовсе не так неприступен и непроходим, как кажется некоторым. Не надо только вершить в большевистские мифы о существовании советского человека и советского народа.

Я полностью разделяю точку зрения Н. Тимашева, которую он высказывал в статье "Мысли о послевоенной России" ("Новый Журнал*").

"…Историки французской революции давно установили, что Франция девятнадцатого века была детищем и старого режима, и революции; смысл наполеоновской эпохи заключался в нахождении и закреплении компромисса между старым и новым. Весьма вероятно, что таков же будет исход русской революции; это вероятно потому, что процесс уже явно обозначился…"

Да, процесс уже ясно обозначился и только слепые да зрячие, не желающие видеть, не замечают этого процесса, свидетельствующего, что девятый вал революции уже позади и русский народ медленно, но верно перетирает уже большевистские идеи, связывая все порванные нити с прошлым.

Ведь надо же настолько запутаться в тенетах собственных иллюзий и прогрессивных вымыслов, чтобы всерьез поверить, что возможно великий народ, насчитывающий свыше тысячи лет существования, за тридцать лет переделать поголовно в большевиков. Ведь это вещь абсолютно невозможная. Для того, чтобы понять, что никогда этого большевикам не добиться, не надо читать ни сочинения гностиков, ни агностиков, ни Платона, ни Плотина, для этого надо иметь самый простой средний разум. Разум среднего человека, не свихнувшегося от крайностей русских "прогрессивных" теорий.