Но окончательная смычка научных идей и открытий с «большими социальными машинами», предполагающая непрерывный цикл воспроизводства и, следовательно, капитализации (гуманитарного) знания, есть, судя по всему, вопрос ближайших десятилетий. Если эта гипотеза верна, то грядущая капитализация гуманитарного знания меняет полюса возможного кризиса местами (с минуса на плюс). Это знание может оказаться востребованным и актуальным совсем не в том смысле, в каком хотелось бы сторонникам «Идеи Университета». Не в качестве материала и метода производства критики и критического мышления, а в качестве теоретической и материальной основы того, что Мангейм называл идеологией в отличие от утопии[163]. И действительно, и то и другое требует знания.
Природа и ключевые факторы этой продолжающейся «гуманитарной революции» не являются моим предметом. Тем не менее можно предположить, что массовый спрос на качество среды, диверсификацию образа жизни, эффективную культурную политику, стратегии адаптации мигрантов и т. п. в существующих социально-экономических системах гарантирует высокие риски поглощения гуманитарных смыслов политической и экономической рациональностью. В этом случае статус гуманитарного знания вообще и в Университете в частности по-прежнему останется вторичным и привязанным к «объективным» показателям административного рынка.
Должен сказать, что это одна из самых существенных и содержательных проблем, которую лично мне всегда хотелось «отыграть» на образовательном и научном материале Шанинки. Суть состоит в том, что «прикладные» факультеты и программы Школы могли бы, как мне всегда казалось, выступить в качестве модели больших социальных технологий, которые формируют свой интеллектуальный заказ на использование знаний наших «фундаментальных» факультетов: социологии, права, истории, политических наук и т. д. Так, например, специализации факультета социально-культурного проектирования, такие как «культурная политика» и «урбанистика», безусловно, нуждаются в том или ином типе дисциплинарного знания и, более того, обладают достаточно квалифицированным составом для формулировки объективных требований на соответствующую экспертизу. В случае удачи можно было бы выстроить прогностическую модель конвертации ряда гуманитарных и социальных наук под задачи и социального исследования, и социально-культурного конструирования.
Эта, как я теперь понимаю, чисто спекулятивная идея оказалась очень сложна в реализации. С одной стороны, лидеры прикладных специализаций не очень склонны опираться на коллективный институциональный ресурс. Для руководителя программы или специализации значительно проще – и в организационном, и в коммуникативном плане – привлекать людей со стороны, сохраняя иерархию внутри программы и не вступая в длительные обсуждения с коллегами на других факультетах. С другой стороны, представители «фундаментального крыла» тоже не очень склонны рассматривать такую задачу как содержательную и представляющую собственно научный интерес. То есть для них тема конвертации знания является достаточно периферийной, если не вообще решенной. Более того, в качестве реакции на эту идею возникали встречные предложения развернуть похожие специализации на базе своих факультетов.
Я не жалуюсь на уважаемых коллег, а просто излагаю результаты апробации своей гипотезы. Это, если так можно сказать, вполне позитивный результат, с точки зрения апробации гипотез, которые могут быть подтверждены или не подтверждены по отношению к этой ситуации прогноза. Реакция коллег выявила логику, по которой идет и будет дальше развиваться процесс. Если опираться на эту поисковую микромодель, то «большой» процесс будет идти именно в такой логике: держатели больших технологий будут избегать институциональных партнерств с научными центрами, предпочитая перетягивать отдельных экспертов с нужными квалификациями под отдельные рабочие задачи. И наоборот, научные клубы будут занимать по преимуществу пассивно-критическую позицию, опираясь на внутреннее убеждение «вот спросили бы нас, и вот тогда…».
Должно, очевидно, пройти время, прежде чем институциональный союз обеих сторон окажется действительно востребованным. В Шанинке, кстати, некоторые сдвиги (хотя и не в таком масштабе, на который я рассчитывал) все-таки начались. Было объявлено о создании специализации по работе с культурным наследием, соучредителями которой стали факультеты истории и социально-культурного проектирования. Работа с исторической и культурной памятью (речь не только о материальном наследии) является, безусловно, системообразующей для современной культурной политики и вполне подходит под «условия эксперимента». Остается отследить шаг ее запуска и первичной социализации. Хотя, как показывает моя управленческая практика, время отработки модели и время ее реализации имеет приблизительное соотношение 1:5. Если учесть, что временной шаг от замысла до запуска программы (запланирован на осень 2022 года) составил ориентировочно 3 года, то с известными допущениями можно представить себе глубину возможного планирования.
В любом случае, однако, риски «развоплощения» гуманитарно-критической составляющей на фоне профессиональных техник, пользующихся спросом на этом рынке, еще предстоит оценить.
Единственное, что здесь можно сказать, это то, что автономия гуманитарного знания и его символический статус никогда не даются со стороны, то есть никак не зависят от доброй (или не очень) воли внешних людей и групп, а являются прямым продолжением его онтологического и исторического статуса и в общественном пространстве, и в самом Университете.
Иначе говоря, если в общественном сознании или его отдельных сегментах, как и на всем протяжении истории Университета, признана безусловная ценность мышления, причем мышления критического, то поиски возможностей его (ре)формы можно обсуждать и реализовывать, хотя и со значимыми ограничениями. Сошлемся на уже неоднократно упоминавшегося историка идей Стива Фуллера: «На фоне медленного, но последовательного демонтажа государства всеобщего благосостояния пора вспомнить, что Университет – одна из первых корпораций, чей стиль „приватизации“ неподвластен модели „частной торговли“, доминирующей в мировой экономической мысли и угрожающей целостности этой институции»[164]. Хотелось бы надеяться, что это действительно так.
2.2. Образование. Какое образование?
Все прошлое человечества способствовало созданию этого свода правил <…> вся наша история, история народов, живших до нас, оставила в них отпечаток. Подобно тому как высшие организмы несут в себе отголосок всей биологической эволюции, завершением которой они являются.
Новый идеал всегда предстает в состоянии естественного антагонизма со старым идеалом, который он стремится заменить, хотя в действительности он лишь продолжение этого идеала. И в этом антагонизме всегда надо опасаться, как бы старый идеал не погиб совсем <…> разрушение подобного рода произошло в эпоху Возрождения в тот момент, когда сложилось гуманистическое образование: почти ничего не осталось от средневекового образования, и очень возможно, что такое полное уничтожение оставило серьезный пробел в нашем <…> образовании.
Я думаю, что окажусь не единственным сотрудником Университета, кто со вздохом вспоминает периоды приемных кампаний, с их многочисленными, но вполне однообразными вопросами со стороны абитуриентов и их родителей. Воздыхания эти, впрочем, относятся не столько к единообразию вопросов, сколько к решительной невозможности ответить на вопрос в той логике, в какой он задается.
И в самом деле, откуда же я знаю, кем станет ваш ребенок или, что того лучше, на какую фирму (банк, компанию и т. д.) он пойдет работать? Об этом еще можно было бы порассуждать в профессиональном вузе, особенно если он является ведомственным, но в зоне университетского образования прямой ответ на такого рода вопросы едва ли не противоречит всему замыслу университетского выбора. Да и специализированные вузы, честно говоря, тоже не рецепт для путешествия с предсказуемым исходом. Мало мы знаем писателей с машиностроительной подготовкой или художников, изучавших авиационные двигатели? А уж университеты…
Неудивительно, что ситуации с непредсказуемым исходом травматичны для современного (и не только) человека. Устойчивость к неопределенности – вообще одна из самых востребованных черт (компетенций) в современном мире. Хедхантеры на кандидатов на средние и высшие управленческие должности особо ценят такое качество. Но уже в силу редкости оного мы с коллегами точно не ожидаем встретить его у каждого первого или даже второго нашего абитуриента и уж тем более у их родителей. А потому приходится отвечать в меру отпущенных нам психологических и коммуникативных дарований.
Во-первых, есть исторический опыт выпускников. Он, конечно, полезен с точки зрения психотерапии, но, придется признаться, совершенно бессмыслен для конкретного разговора, ибо пути индивида неисповедимы. Да, конечно, у нас есть обширный список партнеров, где они предлагают свои практики, и вы можете его посмотреть. Но мы-то с вами понимаем, что есть разница между требованиями стандарта на проведение практик и теми реальными местами, где можно получить необходимые профессиональные навыки и даже (а вот это уже редкость) понять что-то про себя и свое желательное будущее. А есть еще рынок труда, средние зарплаты, перепроизводство или дефицит профессий. И все это не про то – поэтому разговор идет в противофазе. С одной стороны, это попытки снизить риски неопределенности, а с другой, ровно наоборот – оставить нишу (хотя бы минимальную) экспериментального поиска и выбора.
Не исключено, что было бы сразу честнее, да и проще сказать, что для снятия сомнений и снижении неопределенности было бы лучше пойти в другое место, в место качественной подготовки кадров для тех иных организаций, служб и отраслей, где такого рода разговор был бы более уместен. Можно было бы. Но это тоже далеко не всегда правильно. Поскольку в большинстве таких встреч-разговоров, помимо предполагающейся прагматики и перераспределения рисков, от нас ждут консультации по… будущему, которое еще не наступило, но сохраняет шансы на свое наступление.
Это видно. Видно по глазам, повернутым в сторону, пока ты бубнишь список практик, по оживлению в тот момент, когда разговор касается «странных курсов». «А что такое Великие Книги? А что такое
Вот в этот момент все и решается. Есть выбор: ты сам конструируешь или тебя ведут? (Ничего, кстати, плохого во втором варианте не вижу. Педагогика – она такая, «agogos» по-гречески означает «ведущий».) Но первый выбор уже есть: ты за подготовкой и обучением либо за образованием пришел/пришла. Ты за высшим образованием (как и всем положено) либо ты в Университет? Ну, вот Университет уже здесь.
И будущее чуть-чуть ближе. Не с точки зрения его предзаданности, а из метода его конструирования. Шаг за шагом, через выбор, его осмысление, отказ и принятие. Это вообще способность