Типичной в этом смысле была практика управления Англо-американской табачной компании Шанхая. Фабричного компрадора-китайца, работа которого состояла в посредничестве между бизнесменами и официальными учреждениями (как китайскими, так и иностранными), посылали заручиться поддержкой вербовщика. Так что первым забирал себе какой-то процент зарплаты рабочих компрадор. Если вербовщика нанимали через местные шайки преступников, то получал свою долю и главарь шайки. Иногда три этих дела проворачивал один человек, действовавший как компрадор, главарь шайки и вербовщик. В этом случае все поборы шли ему. Как известно, вербовщики Англо-американской табачной компании давали нанятым им рабочим деньги в долг под большой процент (20 % в месяц) и благодаря этому держали их в вечном долгу. Наём рабочих из деревень, массовая перевозка их на пароходах в Шанхай, а затем временное предоставление им жилья и питания до продажи их другим вербовщикам давали вербовщикам дополнительную возможность поборов (
Из беседы с завербованной девушкой-работницей: «Разве мы люди? Посмотрите на нас. У одной синяк на лице, у другой — жёлтый шрам, у третьей — чёрный шрам. Рубцы и морщины, болезненные угри и фурункулы. Кожа висит на наших щеках, как промокшая бумага… Вот таковы мы, тысячи девушек. Всем нам не больше девятнадцати, большинству — меньше тринадцати, и ни одной, не затронутой трахомой…
Мы работаем на японской текстильной фабрике двенадцать часов в день. Нас отдали в руки вербовщиков, которые пришли в наши деревни, договорились с нашими родителями и забрали нас. Считается, что вербовщик несёт ответственность за нас. Мы платим ему семь долларов в месяц за стол и жильё. Всё, что мы зарабатываем, забирают вербовщики, которые хмурятся и пожимают плечами, твердя, что несут убытки, когда получают только шесть долларов в месяц из наших заработков! Каким бы ни был заработок, вербовщик получает его сполна.
Если кто-нибудь из нас выглядит поприличней, вербовщик загоняет нас не на текстильные фабрики, а в публичные дома, чтобы выжимать из нас ещё больше денег» («Беседа с завербованной девушкой-работницей».— ЧФ, 4 октября 1933 года, № 2, с. 12).
53
Всю жизнь Ван Мин оставался преданным Сталину, который, естественно, ценил его уважение к Коминтерну, находившемуся в Москве под эгидой Сталина, и отдавал ему предпочтение перед Мао, который отстаивал более независимый китайский курс. Мао Цзэдуна больше всего не устраивали «авантюризм» Ван Мина и его «путчистские» методы в городах, приведшие к развалу подпольных партийных организаций. В свою очередь Ван Мин относился с пренебрежением к методам партизанской мобильной войны Мао и созданию им сельских опорных баз, далеко отстоящих от городов, где господствовал ГМД.
54
Возможно потому, что спустя годы некоторых товарищей, в своё время заключённых в тюрьму гоминьданом, подозревали или обвиняли в том, будто бы они сотрудничали с врагом или стали его агентами.
55
56
Там же.
57
Возможно, примерно так звучало настоящее имя этой женщины. Цзян Цин могла иметь в виду Мэн Циншу, жену Чэнь Шаоюя (он же Ван Мин). Поскольку он стал со временем политическим врагом Цзян Цин, она, быть может, не хотела называть его жену прямо по имени.
58
59
В мае 1937 года Чжан Гэн одобрительно писал о Лань Пин (имя Цзян Цин в кино), назвав её левой актрисой в народном театре. Он привёл её слова: «Когда был поставлен „Кукольный дом“, я полностью отдалась роли Норы, а для „Грома“, пьесы [Цао Юя], во много раз более трудной, я репетировала каких-нибудь два часа в день». По сравнению с Лань Пин, заметил Чжан Гэн, большинство других актрис были гораздо больше заняты собою и стремились прежде всего выглядеть красивыми («Некоторые вопросы, встающие перед нами в театральном движении».— «Гуанмин цзачжи» («Сияние»), 25 мая 1937 года, с. 1494).
60
Данный Лу Синем в 1923 году анализ пьесы Ибсена подсказал женщинам, что им доступен иной выбор. Он отметил, что в недавней шанхайской постановке пьесы неопределённость будущего Норы была снята: героиню заставили вернуться домой. И всё же, если бы Нора была просто птицей, ускользнувшей из своей клетки, предположил он, её могли бы съесть ястреб или кошка. Или же, если бы её крылья ослабели после многих лет затворничества, она не смогла бы улететь, так что не было бы и проблем. Самое ужасное в жизни — это когда пробуждаешься ото сна, а идти некуда. Людей, которые не знают, куда идти, не нужно пробуждать. Так же и с массами. Но для женщины с современным образованием положение изменилось. Женщине, уходящей из дома, нужны деньги просто для пропитания. Хотя свободу нельзя купить, за деньги её можно продать. Поэтому нынешние женщины борются за свои экономические права — средство осуществления власти.