Грейс знала, что Кристофер внутри: он не упускал возможности пообщаться с приезжими. Стоял в одном месте, вдохновленно рассматривая стену, или просто отворачивался от входа и погружался в размышления о вечном и земном, а когда кто-то подходил к нему, улыбался и разговаривал.

Когда Грейс зашла внутрь, жемчужная белизна храмовых стен в пасмурный день не ослепила, даже не блеснула. Казалось, она потеряла прежний лоск. На лавочках сидели люди. Кто-то читал Библию, кто-то разговаривал с соседом, а кто-то просто погрузился в мысли. Кристофера не видно.

Грейс посмотрела на последний ряд и улыбнулась. В отдалении от входа сидел Шелдон. Но когда Грейс подошла, отложил листок бумаги, который читал, поднял голову и улыбнулся, словно вовсе и не был занят.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Грейс, когда села рядом, и дотронулась до плеча Шелдона.

— Лучше. Ты не ощущаешь этого? Легкости? — спросил Шелдон. Он хрипел.

— Легкости?

— Да, будто больше к земле совсем не тянет.

— Это больше отрешенность.

— Намного лучше, поверь. Летать над телом не очень приятно.

Шелдон протянул сложенный лист бумаги, который прежде разглядывал, Грейс.

— Я нашел это на столе в доме. Джексон заходил и оставил нам, — прошептал он.

— Зачем вы возвращались? Одежда ведь была в багажнике, — спросила Грейс и аккуратно взяла письмо, но не развернула.

— Нужно было кое-что закончить.

— Ты про…

— Не здесь. Лучше прочти.

Грейс осмотрелась, и, не заметив никого, кто бы обращал внимание на сидевших на заднем ряду людей в белом, развернула листок, быстро, словно изголодавшись, прочитала записи. Содержание письма ничуть не напугало, даже не удивило. Она ожидала подобного.

— Это твой?

— Да, держи свой. — Шелдон отдал Грейс сложенный листок.

— Кто там написан?

— Я не читал. И ты пока не читай, лучше потом, когда будешь одна.