— Вылей в кусты. — Кивнула Грейс и указала в сторону пятачка засохшей зелени за лавочками, на которых сидели туристы.

— Тогда летом на этом месте ничего не вырастет. Я допью.

— Тоже хочешь помучаться? — Засмеялась Грейс.

— Тут насмотришься на веселье и сам захочешь лечь под топор. Это же, по их мнению, забавно, — пробурчал Осборн и сделал глоток побольше. Так даже не заметен вкус.

Осборн посмотрел на Грейс и хотел было сказать что-то, но оборвал себя на полуслове.

Грейс, казалось, была не на фестивале. Она смотрела вдаль, не на людей, но сквозь них, словно видела больше, чем остальные, и улыбалась. Слегка, чуть поднимая уголки губ, улыбалась. В голове у нее, кажется, роились тысячи мыслей. Может, она даже вела внутренний диалог, может, просто о чем-то задумалась, но Осборн почувствовал себя неуютно. Он словно лишний на этом празднике, а Грейс, явно понимавшая происходящее лучше, не спешила делиться размышлениями.

— Я пойду, найду мусорку. Подождешь? — спросил Осборн и посмотрел на Грейс.

Она кивнула, даже не обратив на него внимания, и продолжила смотреть вперед, попивая пиво, хотя раньше пиво не любила.

Осборн ушел, не обернулся. Мыслей в голове так много, что выудить сформированную не получалось. Происходящее казалось ему непонятным сном наяву: люди, сходящие с ума, Грейс, переменившаяся за последние дни настолько, что узнать ее сложно, и странное, по-настоящему пугающее состояние организма, похожее на сильное отравление. Накопительного эффекта в алкоголе нет, а если и есть, то Осборн никогда не мучился так долго. Даже если и выпил вчера, то к полудню должен был вернуться в привычное бодрое состояние. Дело не в алкоголе. Будто бы случилось что-то другое.

Мусорка нашлась за одной из лавочек, большая бочка с приклеенными на клей водорослями, — такой себе улов пирата. Осборн бросил туда полный стакан желтой жижи, она упала на груду мусора и расплескалась.

Когда Осборн вернулся, Грейс уже выбросила куда-то стакан, стояла, засунув руки в карманы куртки, и продолжала созерцать. Взгляд ее стал еще сосредоточеннее.

— Представляешь, мне опять Шеннон написал, — начал разговор Осборн.

— Опять захотел, чтобы ты написал за него музыку? — усмехнулась Грейс и посмотрела на Осборна, казалось, по-прежнему.

— Да, он уже вторую неделю только о новой песне и говорит.

— А она у тебя разве есть?

— Есть, но слишком грустная.

— Для Ластвилля самое то. — Грейс улыбнулась.

Осборн, казалось, даже нашел в себе силы улыбнуться в ответ.

Вдруг заиграла громкая музыка. Трубадуры в ярких курточках и в шапочках, в покрывшихся пылью сапожках, радостно позвякивая мешочками с монетами на поясах, прибежали к площади и ударили по струнам, если струны были, а если нет — задули, забарабанили, затрещали, забили. Люди повскакивали с лавочек, побросали сувениры, подбежали к менестрелям и пустились в пляс. Туристы и местные, молодые и старые искали друг другу пары, хватали первых попавшихся, если не находили подходящих, и тянули на пятачок, оставленный палатками, к чумному столбу.

— Пойдем! — воскликнула Грейс, перекрикивая грохот музыки.