– Странно, но ты прав, – в смущении сказал Вильмовский. – У Томека на подбородке синяк. Вчера вечером я его не видел.

– Может быть, он вчера упал, возвращаясь домой? А может быть, встретился с кем-нибудь во время утренней прогулки? Нет, мой боцманский глаз еще достаточно зорок. Это синяк от удара кулаком. Мне такое дело знакомо. Разве у меня самого не было таких синяков? Интересно, где его заработал наш паренек?

В комнату вошел Томек, и они прервали беседу. Он прямо в одежде растянулся на циновке и, не говоря ни слова, уставился в потолок. Через какое-то время Вильмовский сел рядом с ним и незаметно еще раз взглянул на его подбородок. Теперь, когда Томек лежал, большой темный синяк был виден во всей красе. Вильмовский, несмотря на спокойный характер, во время скитаний по свету всякого насмотрелся и во многом умел разобраться. По цвету синяка он определил, что случайный или нарочный удар имел место вчера. А раз во время приема во дворце у Томека этой отметины на подбородке еще не было, значит неприятность случилась с ним несколько позже, когда он возвращался в одиночестве домой.

– Что это ты такой задумчивый сегодня? Может быть, плохо себя чувствуешь? – спросил Вильмовский.

– Вовсе я не задумчив и чувствую себя превосходно, папа. Почему ты спрашиваешь об этом? – удивился Томек.

– Да ты все молчишь и не хочешь говорить с нами, будто злишься на нас. Скажи-ка, сынок, не случилась ли с тобой какая-нибудь неприятность? У тебя большой синяк на подбородке.

– У меня синяк на… Ах, черт возьми, а я ничего об этом не знал! – воскликнул Томек, пытаясь скрыть смущение.

Томек вскочил, сел на циновке и, достав из кармана небольшое зеркало, быстро осмотрел свое лицо. Тяжелый вздох невольно вырвался из его груди. На подбородке темнело синее пятно.

«Это, наверное, от того коварного удара на тропинке около болота с крокодилами или во время борьбы в храме», – подумал Томек, злой на себя, что не заметил синяка раньше. Тогда он бы сумел объяснить его происхождение. Теперь же смущенно смотрел в зеркало, лихорадочно размышляя, что ответить отцу.

А Вильмовский сделал вид, что не обращает на сына никакого внимания. Но сам искоса поглядывал на Томека, встревоженный и заинтересованный его смущением. Он убедился, что Томек ничего не знал о синяке.

– Видно, у тебя в глазах помутилось после такого удара, – сказал боцман, прикидываясь простачком.

Томек покраснел: он не мог сказать правду, но и лгать не хотел.

К счастью для него, в этот щекотливый момент на веранде послышались шаги и раздался стук в дверь.

– Войдите! – сказал Вильмовский.

В комнату вошел мужчина не слишком высокий, с загорелым лицом, на котором чернели остроконечная бородка и коротко подстриженные усы. Он был одет по-европейски, в костюм цвета хаки, но на голове носил небольшую белую чалму.

– Приветствуем вас, – сказал Вильмовский, подавая руку прибывшему. – Познакомьтесь – это мой сын Томек, который вчера слишком рано ушел из дворца и не имел удовольствия видеть вас. Томек, это господин пандит Давасарман.

Томек вздохнул с облегчением. Неожиданная помощь подоспела как раз вовремя. Он с благодарностью посмотрел на брата княгини. Теперь отец и боцман забудут о несчастном синяке. Пандит Давасарман несколько дольше придержал в своей руке руку Томека. А Томек опять смутился, почувствовав испытующий, настороженный взгляд индийца.

– Моя сестра говорила мне о вас много хорошего. Она утверждает, что вы самый благородный белый джентльмен из всех, которые когда-либо посетили Алвар, – сказал пандит Давасарман, пожимая руку Томека.

– Я не знаю, чем заслужил столь лестный отзыв, – буркнул Томек, опуская голову. Ему показалось, что и Давасарман с любопытством изучает его подбородок.

– Все настоящие женщины больше всего ценят в мужчине отвагу, рыцарство и благородство, – двусмысленно сказал пандит Давасарман. – Поэтому я невероятно рад, что мне суждено совершить путешествие в обществе столь благородных спутников.