– Неужели он вышел сразу же после меня?

– Ну да, – подтвердил боцман. – Сказал, что скоро вернется, но мы его больше так и не видели. А потом пришел этот пандит Давасарман, и княгиня предложила нам с твоим отцом побеседовать с ним.

Томек замолчал. Значит, магараджа мог быть похитителем перстня!

– Итак, пандит Давасарман рассказал что-нибудь еще о Смуге? – спросил он поспешно, чтобы скрыть от боцмана свое волнение.

– Не много, дорогой браток, совсем не много, – ответил моряк, тяжело вздыхая. – Он только заявил, что мы поедем с ним к Смуге, который ждет нас в Кашмире.

– А вы не спрашивали, зачем Смуга вызвал нас в Индию?

– Спрашивали, а как же! Но он только повторял: «Шикарр Смуга сам поведает вам о своих планах». И ничего больше из него нельзя было вытянуть.

– Что же это все значит? – ломал голову Томек.

– Ах, скажу только одно: мой боцманский нос чувствует приближение адского шторма. По-видимому, нас ждет дьявольский танец. Думаю, что нам не придется жаловаться на скуку во время этого путешествия!

– Лишь бы Смуге не грозила опасность, пока мы добираемся до него.

– Не печалься, браток! Смуга из тех, кто умеет за себя постоять. Твой папаша говорит, что все это дело пахнет политикой.

– Хотел бы я знать, какую роль играет пандит Давасарман в этом деле. Искренний он друг Смуге или нет? Пока мы не уверимся в этом, нам надо к нему внимательно присматриваться.

– Будь спокоен. Не хотел бы я оказаться в его шкуре, если он вздумает дуть в паруса нашего друга с обратной стороны.

Ночью Томек спал очень плохо. Необыкновенные события не давали ему покоя. Пробуя связать в единое целое все вопросы, касающиеся Смуги, он пытался раскрыть причины таинственного поведения последнего. Томек полагал, что если Смуга доверяет пандиту Давасарману, то и он может верить княгине. А она ручалась за то, что у похитителя перстня нет шрама на щеке. Значит, похитителем был не убийца из Бомбея. Этот вывод подтверждался словами отца и боцмана Новицкого, которым казалось, что пандит Давасарман знает человека со шрамом. Но будь убийца и похититель перстня одним и тем же человеком, то получалось бы, что убийца – владелец одного из трех кинжалов и приближенный магараджи. В таком случае пандит Давасарман совсем бы иначе отнесся к известию, что кто-то из окружения магараджи является убийцей несчастного служащего морского пароходства.

Но кто же тогда преступник? Томек задумался о том, почему княгиня помешала ему сорвать маску с лица похитителя перстня. И почему она попросила Томека забыть о нападении и краже?

«Если бы мне только удалось узнать, существуют ли три одинаковых кинжала на самом деле, – думал Томек. – Ведь княгиня могла солгать, желая отвести подозрение от мужа…»

Как только утренний свет проник в зарешеченное окошко, невыспавшийся и злой Томек вскочил с постели. Юноша быстро оделся и, не разбудив никого, вышел из дому. Ему казалось, что утренняя прогулка по парку успокоит взбудораженные мысли. Кроме того, Томек хотел избежать беседы с отцом и боцманом, так как сомневался, правильно ли поступает, скрывая от них странное приключение с перстнем. Из врожденного благородства Томек дал обещание красавице-княгине не говорить никому о похищении, а теперь стыдился своего поведения перед друзьями. Ведь до сих пор у него не было от них никаких тайн. Поэтому, пока не придет пандит Давасарман, в обществе которого они должны отправиться во дворец, чтобы попрощаться с любезными хозяевами Алвара, Томек предпочитал не встречаться с отцом и боцманом.

В задумчивости Томек, держась на довольно большом расстоянии, миновал дворец, взглянул на слонов, которые совершали утренний туалет, и свернул в длинную тенистую аллею. Немного погодя Томек уселся на лавочку под платаном. Вскоре мысли юноши были прерваны донесшимся до него шепотом. Он стал прислушиваться и сразу определил, откуда долетали к нему обрывки беседы. Томек поднялся со скамьи, тихонько приблизился к растущей за ней живой изгороди и осторожно раздвинул ветки.

В этом месте живая изгородь отделяла владения магараджи от нескольких деревенских домов, стоявших поодаль. Под кустами Томек увидел двух мальчиков и девочку в возрасте около десяти лет, сидевших на корточках перед пожилым мужчиной. Они вели беседу на языке хинди, которого Томек не знал, но он легко догадался, что предметом разговора были несколько кур, бродивших около одного из домишек. Мужчина показывал на них рукой и что-то объяснял полушепотом, а дети внимательно его слушали, словно своего школьного учителя.

Вскоре девочка встала и медленно направилась к ближайшему дому. Томек пристально за ней наблюдал, заинтересованный ее поведением: она словно играла роль, навязанную ей пожилым мужчиной. Девочка срывала цветочки и постепенно все ближе и ближе подходила к дому. Тем временем пожилой мужчина раздал мальчикам по горсточке неочищенного риса, который он достал из мешочка. Мальчики сразу же принялись медленно жевать рис и, подобно своему опекуну, наблюдали за девочкой, подходившей к дому.