Вэйвэй смотрит, пригвожденная к месту неистовым взглядом, и видит капитана такой, какая есть, без маски, – испуганной. Боящейся ландшафта за стеклом. Она и думать не думала, что капитан способна испытывать страх. Стены поезда внезапно становятся не такими уж крепкими, пол – не настолько прочным.

– Вы нездоровы, – шепчет Вэйвэй. – Разрешите, я отведу вас в вашу каюту.

Но капитан только отмахивается:

– Оставь меня.

– Но вы же не…

– Сказано, уйди!

Она оборачивается с такой свирепостью на лице, что Вэйвэй со всех ног сбегает вниз по лестнице в темноту…

…А неподвижность в спальном вагоне третьего класса потрясает сильней, чем все, что она видела прежде. Пассажиры просто спят, но так тихо, что приходится искать признаки жизни. Да, они есть: медленное вздымание груди, приоткрытые губы. В вагоне горят лампы, но занавески раздвинуты. Вэйвэй улавливает слабый звук, на самой границе слышимости. Что-то потрескивает. Вокруг ближайшего окна металлический глянец – такой же она заметила на стене будки машиниста, – и он пульсирует жизнью. Вэйвэй прикладывает руку и чувствует знакомый медленный ритм. Под ее пальцами серебрятся нити, тянущиеся от одного окна к другому. Снова слышится треск, и окно раскалывается…

– Вернись!

Она отдергивает руку от лишайника на стене. Елена склоняется к ней:

– Как чувствуешь себя? Что видела?

Вэйвэй пытается подобрать слова и снова ощущает, как оживает, а затем умирает стекло. Она все еще видит светящиеся споры, плывущие в темноте. Забытые дни предыдущего рейса. Поезд изменился. Он захвачен.

– Дело не в стекле, – шепчет она. – Компания ошиблась, в стене одного из вагонов уже была прореха, и это через нее проник внешний мир.

Она вспоминает споры, скачущие к топке. Вспоминает, как целеустремленно они двигались.

– Что случилось?

Вэйвэй узнает выражение лица Елены, такие же голодные глаза, какими та смотрела на птиц и лис за окном. На всех существ, что звали ее, но не подпускали к себе.

– Мы были частью всего этого. Были соединены с ним.

Голос Вэйвэй звучит чуть громче шепота. Она касается выпуклого шрама на ладони, вспоминает, как вытаскивала осколок стекла. Вспоминает отражение в разбитом зеркале – маленькое, злобное, хищное существо. Как будто она вдруг увидела свою половину, которую прежде скрывала.

– Нам показали другую сторону нас самих. А потом…

Стекло треснуло. Связь оборвалась. И это причиняет такую же боль, какую она испытывает, когда поезд останавливается.