...Немец ожил и давай из "МG" бить очередями. Людей посёк, жуть скока! Над полем крики и стоны... потом наши матюки и фрицевский лай! Ага, раз лаются, значит, схлестнулись и друг на дружку полезли... резать и горло рвать!
..Меня долбануло перед самой траншеей... упал, но видел, как словно из-под земли капитан, тот который замкомбата, возник, вместе с тремя бойцами... Из "ППД" короткими лупит, а бойцы из своих "светок" дружно садят. Потом в траншею пару гранат и взвод подымает... Громко всех матом кроет - такие вы раз такие, в вашу дивизию... Разлеглись на травке и ждёте, пока всех минами не простригёт... Вперёд идти надо! За мной, орёт! Наши поднялись... все кто смог... и вперёд! Сам видел, как славяне в траншею влетели...
Капитан уцелел? спрашивает рассказчика кто-то из раненых.
Ребята сказали, что когда в траншее рубились, унтер его из пестика застрелил... Вовка Клюев, того унтера взял на штык, а сам не уберёгся - три пули в грудь...
...К-холя, а ты не видел, хто меня уебал, пока я со фрицем в траншее бодался?
Видал, отвечает боец, потом начинает рассказывать: Немец, здоровый такой был... уже в годах. Китель на нём распахнут... выскочил с лопаткой в руке... Он тебя со спины и вдарил. Метил по голове, а разрубил плечо. Повезло, что когда ты своего ганса давил, то по дну траншеи с ним в обнимку катался... Вторым ударом он бы тебя точно добил! Да не успел подлюга такая - Спиридон, уже с пулей в животе, из винта его успел срезать.
Жив, Спиря? слышится вопрос.
Какое там, жив - кончился он. Сразу после дела и помер, отвечает товарищ.
А тебя когда он подранил? подразумевая немца, интересуется у Коли боец.
Через час, после дела... минами сыпанул. Мои три осколка при мне, но не смертельно. До берега сам добрался, тебя вот встретил! Мог бы там ещё немного побыть, но решил боле судьбу не пытать... Третий раз уже со смертью в орлянку играю... а вдвоём то мы точно не пропадём...
Да, Николай, отдохнули и поучились мы с тобой на этих курсах младших лейтенантов! В госпитале теперь наш отпуск и продолжится, это если на тот берег выберемся...
Неожиданно кто-то громко застонал, а потом ясно прозвучали слова на немецком, неожиданно заглушённые близким разрывом снаряда, поднявшим к небу тонны воды и песка. Те раненые, у кого осталось оружие, быстро похватали его и, досылая патроны, стали клацать затворами...
Не бзди, ребя! Это пленный фрицик, переживает! Ишь, как заблажил от страха! Я сам видел, как разведчики двоих привели суда. Одного, правда, кто-то из братвы в тельняшках уже шлёпнул... не разобравшись! Парни, тому морскому, чуть все зубы не повыбивали. А этот ранетый видел и теперича бздёхает, вступает в разговор ещё один боец с забинтованной рукой, копошащийся около небольшого костерка и что-то готовивший в своём котелке. После объяснения откуда взялась немецкая речь, он мечтательно произносит: Сейчас харч дойдёт и можно будет горяченького похлебать, да сухариком зажевать!
Дурень! Какая может быть здеся жратва. Лучше дай курнуть, ворчит какой-то пехотный папаша в годах, с простреленным плечом. Ты Петруха, послухай меня - кондёр из концентрата сваришь и всё! Воду пей, но чутка. Дале терпи и жди когда нас на той берег свезут.
Митрич, два дня не жравши! Уже невмоготу! просто отвечает товарищ, здоровой рукой он долго копается в карманах шинели и штанов, потом с досадой в голосе произносит: От беда! Спичек нет, и табак где то затерял!
Руку и ногу тебе доктора починят, но не дай бог, австрияк по реке зачнёт бить. С сытым брюхом... если угодит, то не выжить, продолжает поучать Митрич. Когда сойдём на тот берег, и нас повезут дале в тылы, тогда и порубаем. А пока паря, терпи! ...
Но жизнь продолжается. В землянке, отведённой под ПМП, оборудовали два рабочих места, санитары зажгли несколько керосиновых ламп, давших тусклый свет в помещении. На обычной плитке кипятятся шприцы и инструменты, разложив возле себя проволочные шины, перевязочные средства и лекарства, медики начали обрабатывать первых раненых.
Рядом с землянкой ПМП моряки быстро отрыли свою землянку, и теперь их раненые тоже лежат-сидят на берегу рядом. Мария видела, как с помощью флажного семафора один боец пытался связаться с правым берегом, но неудачно. Позднее, когда уже начало темнеть тот же боец, у которого из раскрытого воротника пехотного ватника виднелись чёрно-белые полоски морской тельняшки, с помощью фонаря начал подавать сигналы. В ответ с правого берега тоже заморгали вспышки фонаря...
На чей-то вопрос, видимо командира: "Ульянов, что они нам пишут?" моряк хмыкнул и быстро доложил: "Запрашивают обстановку. Говорят, что скоро начнут переправлять подкрепление. Товарищ капитан-лейтенант, что мне отбить в ответ?"
Морзи, что рация разбита, связистов поубивало. Захвачен плацдарм глубиной примерно 1-1,5 кабельтова. Тьфу, отставить! Передай, что до двух километров... Расстояние по фронту определить трудно, немцы постоянно контратакуют. Обстановка меняется каждый час! Но километра два пока за нами, вымученно произносит лейтенант с бледным лицом, прижимая к груди правую руку с перевязанным предплечьем. Из-под щегольской "мицы" с морским крабом и якорем, лихо заломленной на голове моряка, видна марлевая повязка с бурым пятном крови на виске. "Каплей" продолжает отдавать распоряжения: "Ульянов, дорогой мой, передай ещё, чтобы прислали шлюпки для раненых. Что их много, что нет перевязочных средств. Люди умирают от ран, но мы держимся и ждём"...