Теперь дошла очередь и до шинели, которую снимаю и расстилаю на земле за воронкой, сразу же через рукава пропускаю два соединённых вместе винтовочных ремня от К-98 и получаю своеобразную лямку. Пытаюсь осторожно перевернуть тело, чтобы потом вытащить и уложить его на шинель, но немец сильно стонет и явственно произносит слово "вассер". С их позиций, видимо услышали стон, и в нашу сторону начинает длинными очередями работать пулемёт. Лежим в воронке, пережидаем обстрел, водой из фляжки смачиваю раненому лицо, губы и совсем чуть-чуть воды вливаю в рот. Немец судорожно делает несколько глотательных движений и теряет сознание. Стрельба прекратилась. Рукой беру немца за погон кителя, а другой рукой за остаток штанины его ноги, у которой разбита голень и на раз, рывком, пытаюсь вытащить тело из воронки. Раз! Вытаскиваю раненого из воронки. Два! Переворачиваю тело, так чтобы спиной уложить на шинель. Три! Замри. В воздух взлетает осветительная ракета и кругом становится светло. Когда вытаскивал немца из воронки, рукой почувствовал на его правом предплечье кровь, слабый стон послужил подтверждением, что там ещё есть одна рана. Да, досталось этому "фрицу" в нашей варварской стране, если выживет, то на всю жизнь запомнит! При свете ракеты решаю осмотреть и эту рану. Вижу, что осколок лишь глубоко пропорол мышечную ткань предплечья, кость цела. Полностью отрезаю на раненой руке немца рукав кителя, затем, осторожно отрываю от своей, давно не свежей нательной рубахи, кусок ткани, который прикладываю к ране, предварительно свернув её пару раз в валик. Остатком рукава кителя, как могу, завязываю на узел эту бельевую накладку. По крайней мере, пока будем ползти, грязь и пыль в рану не попадут. Из МР-40 раненого выщёлкиваю рожок и выбрасываю его прочь, сам автомат вешаю себе за спину. А красивая картинка получилась в виде немца в коротких штанишках, да ещё с одним целым рукавом, на котором белеет имперский орёл в кругу листьев и засохшей кровью на голове. Две винтовки втыкаю в землю над телами хозяев, обе каски одеты на приклады, и теперь слышно, как ночной ветерок раскачивает их. Ну, как говорят богомольцы, с БОГОМ! Впрягаюсь в лямку своей волокуши и медленно начинаю ползти в сторону чужих окопов. Весь день накануне я разглядывал их оборону и заметил, что на этом узле обороны много чего нагорожено - несколько рядов траншей полного профиля, окопов разных, ячеек, точек ведения огня из миномётов, много отсечных ходов сообщений. Рогаток с колючей проволокой их сапёры везде понатыкали тоже прилично, правда многодневным огнём из орудий, минами и бомбами от них мало, что осталось.
Нисколько не удивился, что немецкая разведывательная группа смогла скрытно подобраться к нашей позиции и попыталась захватить пленного. Теперь в темноте медленно ползу сам, с волокушей за спиной ползти приходится всё больше на боку и очень медленно, потому что остриём ножа приходиться прощупывать перед собой землю, чтобы не налезть на какую-нибудь противопехотку. Часто останавливаюсь, отдыхаю и пью воду из фляжки. Разглядел на уцелевшем рукаве кителя подранка две серебряные птички, что соответствует званию роттенфюрера в частях SS или званию обер-ефрейтора в Вермахте. Чин не большой, но уже весомый, у немцев это уже целая фигура! Это обстоятельство должно сработать в мою пользу, только бы благополучно до них добраться.
Так ты, Фриц, там у своих, начальник, хоть и не большой! Нам с тобой теперь нужно обязательно доползти до ваших! Так что давай, терпи там! Да? негромко бормочу вслух, сам для себя.
Нихт, Фриц, май найме Йоганн, медленно, с сипом и бульканьем в груди, но чётко произносит подранок. Сквозь всю свою ненависть к врагу радуюсь: Очнулся голубчик, заговорил, значит поживёт!
Подношу к своим губам руку, сжатую в кулак с вытянутым указательным пальцем, и тихо произношу, как плакатная тётка:
Тсш! Не шуми падла такая! и тут же произношу ещё слова Гут, Иоганн!
Затем ещё раз "тсыкаю" на подранка и добавляю: "цвайне капут", мол, обоим смерть придёт... - тихое "я-я" слышу в ответ. Думаю, что немец меня прекрасно понял, ведь не первый год воюет, раз в начальство выбился.
Тихо и медленно ползём дальше. Пешком пройти это расстояние можно минут за пятнадцать, одним словом, раз плюнуть. Только если мы встанем во весь рост и попытаемся сделать пару шагов - будущие друзья-камарады за считанные секунды срежут обоих! Добрались до ручья, плечи, локти и колени болят, сильно хочется пить. Делаю ещё один большой привал и отдыхаю. Прямо пилоткой зачерпываю из ручья воду и долго пью, второй раз набираю полную пилотку воды и выливаю себе на голову, затем наполняю холодной водой свою фляжку. Раненому пить не даю, а только смачиваю губы и протираю лоб и щёки, для чего пришлось оторвать от подола рубахи ещё кусок материи и намочить его в воде.
Вассер! медленно и жалобно тянет немец.
Нихт вассер! Капут! Ферштейн Йоганн! почти рядом с его ухом тихо произношу, что ему пить нельзя. Немец стонет.
Приходится снова на него "тшикать", да ещё с приговором, мол "молчи хрен немецкий!"...
В лунном свете замечаю - видны какие-то трубы или опоры, странно, что стоят целые и пока не пострадавшие в этой мясорубке. Всматриваюсь дальше в темноту и разглядываю на пригорке очертания развалин домов и остовы печных труб. Туман закрывает всю низину у ручья и стоит плотной сизой массой у воды. Привал окончен. Ползу в сторону пригорка, прямо на развалины. Не смотря на то, что долго отдыхал, каждой клеточкой своего тела чувствую нечеловеческую усталость и напряжение сил, пот залил всю гимнастёрку, хоть выжимай, жёсткий брезент лямки впивается в плечи. Какое то время ползу в полной темноте, волоку раненого, с шумом глотая и выдыхая туманный воздух. Поднимаю свою голову, совсем близко вижу очертания развалин, чувствую, что мы почти добрались, проползти осталось совсем немного...
Хальт! грозно раздаётся голос в шагах двадцати от меня.
Нихт шиссен! Добрались! устало произношу и замираю в полном изнеможении. Стремительно летит шальная мысль: Убьют сразу или ещё поживу?
Раненый немец, собрав все свои силы, с хрипом и бульканьем в груди, что-то медленно говорит в темноту. Пятеро немецких солдат вырастают, словно из-под земли, и размытыми фигурами быстро приближаются к нам, оружие у всех нацелено на нас. Они явно осторожничают. Я их вполне понимаю, потому что война очень быстро учит, что от этих "иванов" можно ожидать всего, что угодно! Но приблизившись совсем близко, солдаты поняли, что сегодня совершенно другой случай и похоже на правду, что этот русский, на себе очень долго тащил их раненого парня. До слуха долетают отдельные команды на немецком языке.
Чувствую, как двое солдат вплотную подходят ко мне, освобождают от лямок, рывком ставят на ноги, берут под руки и быстро волокут в свою траншею. Оставшиеся немцы берутся за края шинели, поднимают её и, вместе с раненым, быстро несутся к своей траншее. В просторной траншее солдаты, что меня приволокли, снимают оружие, вещевой мешок тоже снимают и прислоняют к стенке траншеи, штык-нож вынимают из-за пояса, расстегивают сам пояс, из подсумков патроны вытряхивают прямо на дно траншеи, бегло осматривают карманы и всё.
Раненого Йоганна с шинели осторожно перекладывают на брезентовые санитарные носилки и один из солдат, со словами "данке Иван", возвращает мне шинель и хлопает своей рукой меня по плечу. Шинель быстро надеваю на себя и застёгиваюсь, но дрожу от внезапно охватившего меня озноба. Вижу, что раненого быстро уносят куда-то вглубь траншеи и фигуры носильщиков мгновенно растворяются в темноте ночи. Один из солдат, что меня обыскивал, жестом показывает, чтобы я следовал за ним, поворачивается ко мне спиной, неспешно идёт по ходу сообщения куда-то вглубь обороны. Следую за ним и стараюсь не отстать. Немец приводит меня в третью, как мне показалось, тыловую траншею, подводит к лисьей норе, что-то крикнул внутрь и, убедившись, что нора пуста, жестикуляцией рук показал мне, что могу залезть в нору и там отдохнуть до утра. Забираюсь внутрь добротной лисьей норы, расстилаю на дне свою мокрую, пропахшую чужой кровью шинель, сидор под голову и буквально сразу же отключаюсь от всего...
КОНЕЦ I-ой ЧАСТИ
Часть II. Операция прикрытия
Глава 1. В особом отделе дивизии