Мне ротный приказал здесь ненадолго задержаться и проследить, чтобы всё было чисто! Буду прикрывать. МG поможет! – ладонью легонько похлопываю немецкий пулемёт по корпусу.

Я не знаю, что там решили в штабе, но по моему разумению, на этом выступе долго не просидишь! Ударят немцы с двух сторон, и будет полное окружение. Сами знаете, что из-за ж/д моста через Тосну их станкач уже которые сутки нам во фланг лупит и никому не даёт нормальной жизни! За нами свежая рота, прямо от реки уже подготовила оборону, козлы с колючкой вкопали, мин везде понаставили. Наши местами ещё дерутся в окружении и сдерживают немцев, но основная оборона выглядит так - мы плотно удерживаем землю от устья и до горбатого мостика и дальше за дорогой на Шлиссельбург. Глубина обороны, если считать от Невы, будет метров пятьсот. От Тосны за нами территория длиною метров восемьсот, прямо до перекрёстка бетонной дороги и шоссейки на Никольское. Завьял сказал, что немецкие сапёры везде мин понатыкали – очевидно, боятся прорыва наших танков. В глубину оборона проходит от перекрёстка до развалин церкви, что на самой круче берега, у Невы. Пристань наша - туда охотники и бронекатера пополнение через день привозят, назад раненых эвакуируют. В самом селе Ивановском ничего не разобрать - своеобразный слоёный пирог! Стрельба слышна в разных местах. Наши, немцы, снова наши, отдельные группы и тех и других, довожу до бойцов то, о чём разговаривал с Завьяловым.

Ближе к вечеру по редкой цепочке бойцов передали, что надо уходить. Стараясь не шуметь, остатки роты начали отходить к переправе. Моряк с другом тоже начали собираться. Василий забрал себе десантный нож, которым его чуть не убили.

Зачем тебе второй ножик? Одного мало? по-простому спрашиваю Хвористова.

Мне сгодиться! На маманин кухонный ножик очень похож. Совсем такой же, только накладки на ручке из ореха, батька привёз с германской. А на лезвии этого была моя кровь! Возьму на память! буднично произносит боец и тут же продолжает говорить: Один на пояс повешу, а второй на подобие засапожника будет, видишь на ножнах зажим удобный.

Громкий забрал себе не подпорченную кровью куртку в камуфляжной четырёхцветной раскраске, что была на одном из немецких разведчиков, он не обошёл своим вниманием и такого же цвета чехол на стальном шлеме.

На войне пригодиться! Или после буду в ней ходить на охоту. Автоматы и рожки тоже заберу, видя мой взгляд, буднично произносит моряк, укладывая трофей в вещевой мешок. Далее его слова адресованы уже мне лично: Володь! Ты тут особо не засиживайся, ленту по ним выпусти и, айда за нами!

Тёзка, мне только сейчас мысль пришла - подскажи ротному, пусть лучше сначала всех к пристани выводит, чтобы раненых определить на корабли. Сам знаешь, бои идут долго, медсанроты наверняка под завязку забиты и придётся ждать. Наши тяжёлые раненые, помощи могут не дождаться, а корабли раненых сразу же в питерские госпиталя доставляют. У парней будет верный шанс уцелеть! Я тут пошумлю для порядка и за вами выйду, стараюсь говорить как можно спокойнее, чтобы не выдать в себе волнение. Дороги наши расходятся, и мы вряд ли ещё увидимся...

Спустя несколько минут остался в траншее один. Пока не совсем стемнело, с "Люгером" наготове прошёлся по траншее - убитых и умерших от ран наши оставили в блиндаже, что был выделен для доктора. Мне пришлось почти на ощупь искать подходящую шинель, потом снимать её с чьего-то мёртвого тела. Снял свой грязный ватник и накрыл им погибшего бойца. Нужного мне оружия пока не нашёл. Выходя из блиндажа, над дверью, осторожно укладываю последнюю свою лимонку, предварительно сняв кольцо и приведя её в боевое положение - будет своеобразный салют по нашим погибшим товарищам. Вернулся к пулемёту, осмотрелся и стал лезвием ножа срезать с воротника шинели ромбы петлиц. Где-то поблизости, примерно в сотне метрах от меня, раздаётся отчётливая немецкая речь. На слух поворачиваю пулемёт, снимаю с предохранителя, примерно прицеливаюсь и нажимаю на спуск. Раздаётся один выстрел!

Вот балда! ругаю себя и переставляю режим ведения огня с одиночного на очередями. Высаживаю в темноту веером несколько коротких очередей, через минут пять повторяю это упражнение снова. Теперь же на голос моего пулемёта отвечает немецкий "коллега", который бьёт из-за ж/д моста, совершенно не жалея патронов, половина из которых трассирующие. Пулемётчик бьёт тоже явно на слух, т.к. пули ложатся далеко в стороне. Целюсь на огонь от его трассеров и начинаю вести огонь. Одной длинной очередью добиваю свою ленту, как говорят, до последней железки! Тишина!

Теперь есть немного времени заняться собой. Для начала укладываю в немецкую каску свой "Люгер", предварительно уложив его в противогазную сумку, сюда же пытаюсь втиснуть ленту с патронами. Вторую ленту, что принёс от раненых, пока кладу рядом. Пулемёт уже остыл - начинаю снимать ствол, затем вытаскиваю затвор и зачем то отделяю приклад. Ещё когда шёл от раненых, то "припрятал" чью-то бесхозную плащнакидку, в которую сейчас укладываю каску и эту кучу "железа". Получился своеобразный конверт, который перевязываю на крест телефонной полёвкой. Когда влез в шинель и застегнулся, то она оказалась мне немного великовата. Ремень с подсумками для патронов подгоняю по фигуре. Наши патроны у меня в вещевом мешке лежали с начала боёв, но ещё немного их подсобрать не составило большого труда.

Тщательно всё проверяю на себе и в вещевом мешке, затем начинаю уходить по траншее влево, в то место, где по дну низины протекает ручей. Пока занимался нехитрыми делами, совсем стемнело. Мне надо попасть к ж/д мостику. Их охранение начинает пускать в небо осветительные ракеты, яркий свет которых помогает мне определиться в темноте и взять правильное направление. Эти ракеты с шипением летят в ночное небо, а потом спускаются к земле на маленьком парашюте и очень долго горят, освещая своим белым или жёлтым светом всю округу.

Ползу на ощупь, при свете ракет замираю, вжимаясь всем телом в землю. Долго ползу. Кругом воронки. Пахнет чем-то горелым, рядом дымится земля, то и дело натыкаюсь на человеческие останки и куски тел, чьи они - в темноте не определить... В маленьком, почти засыпанном землёй ровке, наткнулся на тело убитого нашего бойца, рядом валяется мосинская винтовка, на ощупь совершенно целая, но без патронов и без штыка. Винтовку одеваю сразу же за спину, по-походному. Осмотрел бойца - документов нет, смертного медальона тоже нет. Наспех, руками засыпаю тело комьями глины и песком. К разбитому мостику подполз совсем близко. Решаю, что надо где-нибудь здесь спрятать свой брезентовый конверт, мешающий своей тяжестью нормально ползти. Несколько минут лежу на спине без движения, отдыхаю, стараюсь продышаться и привести своё дыхание в порядок, веду счёт вдохам и выдохам.

Досчитав до ста, переворачиваюсь на бок и начинаю осторожно, не привлекая чьего бы то ни было внимания, лопаткой копать землю. В ямку, длинною в метр и глубиной в полметра, укладываю свой "клад" и начинаю осторожно его засыпать землёй, на слой земли кладу сверху лопатку и уже руками всё окончательно присыпаю землёй. Поверх земли накидываю приличную горсть камней, подобранных мною пока полз. Кто-то подумает или скажет:

Вот, дурень! И охота ему была таскать на себе ещё и этот груз!

Это меня воспитали родители так, что я не привык выкидывать хорошие вещи, даже на войне! Кто знает, может, когда и пригодиться такая заначка. При свете очередной ракеты вижу каменный край опоры мостика и начинаю ползти прямо на него, не забывая при этом отсчитывать количество локтей. Дополз до мостика, прямо в ручей сунул свою голову, вволю испил холодной воды, наполнил водой свою фляжку. Прополз 198 локтей! По моим подсчётам у немцев время ужина, после которого сытый человек становится ленивым и добрым, хотя несколько недель таких тяжелейших боёв озлобят любого.

Тут уж как повезёт! Огибая ямы и воронки, ползу дальше и вдруг слышу немного впереди себя чей-то тихий стон. Ползу на стон и осторожно подбираюсь к огромной воронке. При свете ракеты разглядел, что на её дне в разных позах лежат три неподвижных тела. Немцы. Эти решили укрыться и переждать обстрел в воронке, но им не повезло, в край воронки угодила наша мина, осколки которой посекли всё живое...

Передо мной лежат три этаких здоровых мужика, возрастом все лет под тридцать, не больше. Тела двоих уже закоченели и не подают признаков жизни. В тело третьего ещё теплится слабая искорка жизни. Немец лежит без сознания. При свете очередной ракеты успеваю рассмотреть на его лице кровь и, судя по кровавым кругам на форме, сильное тело пробито в нескольких местах. Этому третьему повезло больше своих товарищей, хотя он и получил более пяти ран. Понимаю, что надо вытащить этого подранка и постараться отнести к немцам, так у меня будет больше шансов, что сразу не пристрелят. Со всех троих снимаю поясные ремни и в темноте начинаю шмонать тела. Ищу пакеты с бинтами, медальоны и личные документы. Бинты нашёл. Два больших смертных медальона с убитых, укладываю раненому в нагрудный карман кителя. Трогаю его за ногу и слышу, что раненый слабо застонал, его ноге тоже досталось. Начинаю ощупывать ноги, чувствую на руках липкую кровь. После осмотра оказалось, что ранены обе ноги. Два осколка попали бедняге в левую ногу, выше колена, а ещё один осколок перебил голень правой ноги. Пояса использую в качестве жгутов на ноги. Немецким штык ножом начинаю разрезать одежду и готовить раны к бинтованию, затем накладываю на раны плотные повязки. Расстёгиваю на груди раненого китель и ощупываю пальцами небольшую ранку, вторую рану нахожу на боку.

Этому немчику определённо везёт в этой жизни, ведь попади эти осколки чуть не так и в живот, "холодных" тут было бы уже не двое. На одном из мёртвых тел ножом режу брюки и беру кусок материи от солдатских кальсон, который складываю в валик и прикладываю прямо на рану на груди третьего. На его пробитый бок бинта не хватило, поэтому прикладываю к ране явно не свежий носовой платок, найденный в кармане у другого убитого. Хоть что-то!

Пуговицы кителя осторожно застёгиваю, то место, где рана, стягиваю своей длинной обмоткой, затем второй.