Но новоявленные друзья вовсе не хотели понимать русских слов. Может быть, пара крепких белорусских выражений подошли бы куда лучше, но к несчастью разговорного белорусского я не знал вовсе. Пришлось действовать менее дипломатичными методами. С немалым трудом отбившись от непрошенных ласк руками и ногами, я поспешил убраться подальше и от брода и от чересчур непосредственных псов. Закинул рюкзачок за спину и быстро зашагал в гору. И маленькое происшествие с братьями нашими меньшими тут же осталось далеко позади. Ведь я спешил навстречу тайне и должен был поскорее разгадать главную загадку этого места. Судя по карте, русло Ульянки не имело ни тех резких извивов, ни каких-либо притоков, через которые могли быть перекинуты мостки.
И, тем не менее, я был убеждён в точности карты гренадера и свято верил в то, что именно в этом вопросе всё так и было. Мне сейчас требовалось как можно внимательнее осмотреть местность и ответить на этот непростой вопрос, почему рисунок местности был сделан именно таким. Но, прежде всего, следовало отыскать то место, где располагался мост через речку, когда здесь ещё не было ни современного шоссе, ни мощного бетонного моста. Вскоре мне это удалось. Слева от себя я увидел плавный спуск к воде, обсаженный старыми берёзами. Словно почуявшая след гончая, я понёсся к ним, на ходу представляя себе, что являюсь перевозящей золото повозкой. Вот здесь она свернула, вот здесь въехала на основной мост, а здесь оказалась на том берегу.
Конструкция самодельного мостика через трёхметровую канавку речного русла была довольно примитивной. Несколько сваренных листов ребристого металла позволяли проехать только лёгкой телеге или мотоциклу, но всё ещё торчащие из воды обломки свай указывали на то, что прежде здесь был нормальный деревянный мост.
– Значит, – решил я, – если я двинусь вперёд, к Шклову, то попаду точно туда, где некогда стояла корчма! Если же поверну назад, то через пару минут окажусь в том месте, где закопан клад! И естественно я повернул обратно. Строго придерживаясь старой дорожной колеи, взобрался на береговой бугор и замер в изумлении. Прямо передо мной возвышался покосившийся остов видимо совсем недавно сгоревшего дома. Он был в точности такой, какой привиделся мне накануне во сне, и это обстоятельство заставило мигом собраться и насторожиться. Ведь не могло же некое предзнаменование явиться во время сна просто так, без причины?
Дом, к счастью, сгорел не полностью. Сильно пострадали лишь сени и часть кухни, и я не без робости шагнул вовнутрь относительно целой части строения. Моему взору предстали груды мусора, затоптанная одежда, битая посуда, обломки того, что некогда представляло собой небогатую деревенскую утварь. Рассматривать это убожество было некогда и, найдя относительно чистый уголок, я снял рюкзак, и пристроил его около остатков печки. Затем, решив, что сон приснился вовсе не зря, взял с собой только фотоаппарат и вышел наружу через пролом в стене. Прошёл через небольшой палисадник, в простонародье называемый «зады» и оказался на открытом пространстве. Вокруг не было ни души, и я непринуждённо двинулся по всё ещё хорошо заметной впадине, образовавшейся на месте старого тракта.
Шёл не спеша, привычно считая пройденные шаги. Справа тянулись скромные по размерам плантации капусты и простенькие теплицы. Слева было нечто вроде полузаброшенного и ничем не огороженного сада, за которым было видно небольшое картофельное поле. Если мои предположения были верны, то именно здесь в саду и лежало золото. Поэтому я всячески сдерживался от того, чтобы пялиться в ту сторону. Ведь из окон ближайшей хаты за мной вполне могли наблюдать чьи-то внимательные глаза! Чинно прошествовав по старой дороге порядка ста двадцати метров, я оказался на краю овражка, длинным языком стекающем в направлении совсем близкого шоссе.
– Овраг – место изначально топкое, – тут же подумалось мне, – особенно в осенне-зимний период. А что если здесь было устроено нечто вроде гати? Вполне вероятно, что эта гать была из брёвен и при определённых обстоятельствах могла запомниться как первый деревянный мост. Если это так, то мостик через Ульянку, был вторым, и, следовательно, мне осталось отыскать только самый последний, третий.
Но прежде чем приступать к дальнейшим поискам, я решил запечатлеть всё, что мне попалось на глаза. Фотоаппарат бесстрастно зафиксировал и кусок старой дороги, и капустные грядки, и корявые стволы яблонь. Оставалось лишь спуститься в овражек и по нему обогнуть возвышающийся над местностью участок земли. Много времени на осуществление этого манёвра мне не понадобилось. Через несколько минут, сделав этакую полупетлю, я вновь оказался возле сгоревшего дома. Получалось так, что то место, где сейчас располагался сад и картофельное поле на диво подходили и размерами и главное формой на тот каплеобразный кусок местности, где гренадер со товарищами спрятал монеты. От этой мысли меня бросало то в жар, то в холод. Ведь если это действительно так, и я не ошибаюсь, то дальнейшие поиски будут сопряжены с немалыми трудностями. Ведь рядом с садом стояли два или три явно жилых дома, и значит, придётся как-то согласовывать свои дальнейшие действия с их обитателями.
Обо всём этом я думал, сидя на приступочке сгоревшей хаты и торопливо поглощая шпроты с хлебом. Мне ведь предстоял немалый путь, и следовало хоть немного подкрепиться. Нужно было убедиться в соответствии французскому плану ещё нескольких географических и рукотворных объектов из легенды, а на это требовались немалое время и силы. И первым делом следовало отыскать то место, где некогда стояла ветряная мельница. Затем я собирался продвинуться ближе к Шклову и поискать там нечто такое, через что мог быть проложен третий мост. Заключительным аккордом моего путешествия должен был стать осмотр русла Ульянки ближе к Днепру. Ведь там должно было располагаться некое озерко с плотиной, где стояла водяная мельница.
Покончив с едой, я немного передохнул и ускоренным маршем двинулся к мосту. Вот прогремело под подошвами моих сапог ржавое железо моста, и я очутился на левом берегу речки. По идее, где-то здесь, двести лет назад располагалась ветряная мельница. И стояла она достаточно близко от реки. Ведь ясно же было написано, что гренадеры отрывали от неё доски, чтобы облегчить спуск бочонков с телеги. Но сколько я ни присматривался, не было ни малейшего намёка на то, что когда-либо стояло какое-то строение. Во всяком случае, мой взор его признаков не замечал. Ни вблизи реки, ни чуть дальше, где начинала вздыматься довольно высокая земляная гряда, не было ни холмика, ни ямки, т. е. вообще никакого намёка на остатки фундамента ветряка.
И ещё, здесь было удивительно тихо. Несмотря на то, что деревья на гряде заметно раскачивались ветром, здесь в речной долине не было заметно даже малейшего движения воздуха. С чего бы это? И лишь достав компас, я понял, в чём тут дело. Выяснилось, что русло реки располагалось таким образом, что высоченная поросшая лесом гряда прикрывала данное место и от северных и от западных ветров. Иными словами ставить здесь ветряную мельницу было довольно глупо, ведь с одной стороны ветровые потоки были перекрыты высоченными вётлами, произраставшими вдоль русла, а с другой не в меру высоким левым берегом.
Это было конечно плохо, но не так чтобы очень. В конце концов, мельница могла стоять и чуть подальше, даже на дальнем бугре. Это на карте её изобразили рядом с рекой, но в действительности всё могло быть несколько иначе. Так я успокаивал сам себя, взбираясь по крутому холму наверх, чтобы выйти поближе к шоссе. И только наверху оборачиваюсь, в попытке одним взглядом окинуть всю картину местности. Где-то далеко внизу видны извивы Ульянки, разноцветные крыши домиков Литовска, тишина и безмолвие…, неподвижность.
– Да там просто яма, – бормочу я, делая прощальные снимки. Никогда там не поставили бы ветряную мельничку, да ни в жисть! Другое дело установить её здесь на ветерке, а там…, в этой пропасти… нет, ни за что!
Иду по шоссе. Солнышко разогнало облака и слегка припекает моё промороженное с утра лицо. Передо мной лежит слабо всхолмлённая долина без каких-либо намёков на третий мостик. Настроение уныло падает и мне уже не хочется тащиться вдоль реки в поисках какой-то там плотины. Но всё моментально меняется, когда справа от шоссе я вдруг вижу хоть и узкий, но глубокий ров, уходящий куда-то вдаль, направо. И о чудо, через пару сотен метров от него наблюдаю довольно глубокий овраг, через который перекинут небольшой современный мостик. Стою, созерцаю, озираюсь назад. Ульянки, разумеется, уже не видно, но от неё до оврага всё же не так далеко, примерно километр или чуть больше, что неплохо согласуется с исходной картой гренадера.
Настроение лезет вверх, словно температура у больного малярией. Ведь на месте этого железобетонного мостика вполне мог быть третий деревянный! Чёрт подери! Становится очень интересно. Если я ещё отыщу и плотину, то вообще будет полный фурор! Сворачиваю на первом же повороте направо и через Даньковичи вновь возвращаюсь к реке ниже по течению. Надо идти дальше, но усталость даёт о себе знать. Прячусь в тень красивого, как бы забронзовевшего дуба и вновь подкрепляюсь остатками сырков и холодным чаем. Сижу, ноги гудят, в голове лениво бродят обрывки неоформившихся мыслей, а глаза так и закрываются. Оно и понятно. Скверный плацкартный сон, и слишком долгая прогулка изрядно утомили моё не слишком тренированное тело. Тут же вспоминается любимая поговорка отца, который не уставал напоминать мне, что без труда не вынешь и рыбки из пруда!
Делать нечего, надо идти за той самой «рыбкой», и, что интересно, именно из пруда. Со стоном поднимаюсь на ноги и продолжаю движение вдоль русла изрядно расширившейся речушки. Не проходит и получаса, как моему взору действительно предстаёт этакая аккуратная плотинка. Длина её невелика, метров сорок всего, и выглядит она чересчур современно, но факт есть факт, плотина присутствует и именно там, где предписывает французский план! Осматривать её сил нет (от слова «вообще»), и я поворачиваю обратно, пусть и к деревенской, но цивилизации. И только выбравшись к шоссе (бывшему почтовому тракту), соображаю, что, двигаясь по ней, наш гренадер никоим образом не мог эту плотину увидеть. Во-первых, мешают густые лесные заросли, а во-вторых…, да она просто далеко. Даже будь у него подзорная труба, отыскать в такой чащобе небольшую мельницу у небольшой плотины, совершенно невозможно. Только тот, кто двигается вдоль реки, имеет шанс все эти строения увидеть собственными глазами. Но зачем французы сюда потащились? И как они смогли сюда проехать? Загадки, загадки…, сплошные загадки!
Устало шаркая подошвами, наконец-то возвращаюсь на шоссе и вскоре добираюсь до автобусной остановки. Падаю на скамеечку и дрожащими руками выливаю в себя остатки чая. Смотрю на часы. Уже к четырём, а до вокзала ещё как до звёзд. С вожделением разглядываю расписание, но до ближайшего автобуса ещё полтора часа. С не меньшим вожделением бросаю взор вдоль шоссе. Но более пустынных дорог, нежели в Белоруссии, во всей Европе отыскать невозможно. Проезжают по ним либо старенькие грузовики, в которых рядом с водителем обязательно сидит попутчик или сопровождающий, либо новенькие Мерседесы, несущиеся на огромных скоростях.
Вновь тащусь пешком, и дорога, которая на карте выглядела такой недлинной, а теперь кажется просто бесконечной. Усиливается ветер. Солнце постепенно скрывается за мутноватой дымкой и становится чуть легче. Справа засверкала лента Днепра, которого за весь маршрут от Ульянки я не видел ни разу. Смотрелся он крайне привлекательно, и даже захотелось спуститься к воде, чтобы дать отдохнуть своим натруженным ногам. Прикупив на оставшиеся с прошлой поездки деньги пакет молока и булочку, (ну почему они в Беларуси всегда такие чёрствые?) я начал спуск к береговой полосе по протоптанной рыбаками тропинке.
Выбрав для стоянки удобную бухточку, в которой можно было укрыться от пронизывающего ветра, который у воды был бы особенно неприятен, я принялся методично приводить себя в порядок. Спешить и в самом деле, было совершенно некуда. До отхода поезда на Москву было ещё около четырёх часов, а чтобы добраться отсюда до вокзала мне пришлось бы затратить не более часа. Ведь я находился в том самом месте, где в Днепр впадала речка Серебрянка, и откуда, собственно говоря, и начинался сам город Шклов. Можно было перекусить, а заодно и оценить результаты проделанной сегодня работы.
Одолев половину булочки и выпив треть молока, я постепенно пришёл к выводу о том, что в своих действиях я уподобляюсь полковнику Яковлеву. Так же как и он принялся искать такие места возможного захоронения клада, которые хоть чем-нибудь напоминали схему из карты. А «хоть чем-нибудь» для успеха явно не годилось. Настоятельно требовалось отыскать такое место, которое подходило к изображенному гренадером плану в наибольшей, т. е. в 100-процентной степени. Но чтобы проделать такое сравнение, следовало как-то классифицировать хотя бы те три места, где я уже побывал.