Солнце по случаю осени несколько подкачало, но всё же мне удалось осуществить своё намерение. И за час с небольшим наделал необходимое количество копий «карты гренадера». Естественно, что я не стал обозначать крестиком место захоронения бочонков, и подписывать объекты латинскими буквами, в остальном же, самодельные карты были почти неотличимы от оригинала. Разве что слово «Днепр» дополнительно расположил под изображением широкой реки. Так сказать для пущей убедительности.
Оставалась ещё одна проблема, последняя. На какие адреса посылать мои цидули? Эта проблема была посерьёзнее всех остальных, поскольку писать на «деревню дедушке» означало похоронить столь блестящую идею в самом начале. Требовалось, не зная ни одного истинного адреса всё же исхитриться и обеспечить доставку так непросто создававшихся писем. Пришлось звонить Михаилу, спрашивать совета у него.
– Так это же очень просто! – посмеялся он над моими затруднениями. Пиши тем должностным лицам, которые наверняка в данных населённых пунктах присутствуют. Председателю сельсовета, директору школы, начальнику автобазы, директору магазина, начальнику почты… Мало того, что письма, скорее всего, будут обязательно вручены даже безымянным адресатам, так ещё данная категория лиц, как правило, весьма осведомлённая о местных жителя, слухах и достопримечательностях!
Совет был действительно хорош и вскоре я уже стоял около почтового ящика, пропихивая в его приёмную щель первую партию писем. Теперь оставалось только довольно потереть ладони и расслабиться в ожидании ответов. Так я и поступил и три или четыре недели терпеливо ждал ответных посланий. Но затем мною овладели определённого рода сомнения.
– А ну как начальство не захочет со мной общаться? Вдруг да попросту выкинут мои писания на помойку, даже их не распечатав?
Осознав промашку, я поспешил за следующей пачкой конвертов. Теперь я был несколько изобретательнее, хотя далеко от прежней стратегии далеко не ушёл. Теперь в качестве адресов я писал следующее: Р-ка Беларусь, Оршанский район, дер. Рыжковичи, самому старому жителю. По такому же принципу я написал председателю колхоза, самой заслуженной доярке, пастуху, водителю грузовика, библиотекарю, учителю и.т.д. Смешно конечно, а что было делать? Всё же такой способ общения ничем не хуже всех прочих, особенно при отсутствии какой-либо альтернативы.
В конце концов, разослав порядка сорока призывов о помощи, я на время успокоился. Оставалось только ждать и надеяться на минимальную отзывчивость тех, к кому попадут мои письма. Скажу сразу, из всех посланных запросов результативных ответов было… всего два. Один из них – крайне правдивый, увёл меня ещё дальше от намеченной цели. Другой же, пришедший вовсе не оттуда, откуда я его ожидал, был посвящён совсем иным проблемам. Но вот удивительное дело, именно он более всего прочего и продвинул наши поиски к заветной цели.
Впрочем, расскажу обо всём по порядку. И начну с первого из двух ответов. Пришло данное письмо из деревеньки Даньковичи от Антонины Витальевны Салий и в нём ясно говорилось о том, что церковь в Рыжковичах до революции была. Стояла та деревянная церковка вблизи деревенского кладбища, и по её мнению её можно было увидеть даже с высокого холма, стоящего за речкой Ульянкой. На прочие вопросы она не ответила, но мне было достаточно и этого. Выводы из этого единственного на тот момент ответа я сделал уверенные и однозначные.
Итак, по моему уже почти учёному мнению получалось, что круг моего расследования практически замкнулся. Стало абсолютно ясно, что совершенно замотавшийся в бесплодных поисках полковник Яковлев 4-й просто немного не доехал до нужного места, поскольку случайно наткнулся на нечто подобное уже в Александрии. Если бы он проехал по направлению к Могилёву ещё 24 версты, до речки Ульянки, то несомненно, что все спрятанные гренадерами бочонки были бы найдены им уже тогда, в 1840-м году. Однако прихотливая кладоискательская судьба распорядилась иначе, и они пролежали в земле с той поры многие годы…
Глава восьмая: Могилёвская эпопея
Таким образом, столь долго мучившая меня историческая головоломка, кажется, разрешалась вполне логично и ко всеобщему удовольствию. Все части доселе разрозненной картины кладоискательской легенды складывались почти идеально. При этом я рассуждал следующим образом. Колонна французских войск, выйдя из Могилёва, вначале продвигалась до Копыси, стремясь поскорее выйти на дорогу Смоленск – Борисов. Но, встретив противодействие русских частей на подходе к Орше, колонна отступающих была вынуждена повернуть на запад, в сторону Коханово. Понимая, что оторваться от преследователей можно только налегке, командирами был отдан приказ, срочно избавиться от самых тяжёлых повозок. Вначале спрятали тяжеленную войсковую кассу, а некоторое время спустя в землю было зарыто и награбленное церковное имущество.
Об этом факте, кстати сказать, я узнал совершенно случайно. Регулярно посещая Историческую библиотеку, познакомился с работавшей там выпускницей Института культуры, русоволосой девушкой, с хорошим именем Ульяна. Невольно связав в разговоре название белорусской речки с её именем, мне удалось завязать с ней деловое знакомство, и она приняла посильное участие в моих поисках. Среди прочих материалов на кладоискательскую тему она где-то откопала небольшую подборку газетных и журнальных вырезок, собранных одним из её предшественников. И среди них отыскалась небольшая заметка, напрямую связанная с предметом моего расследования.
Из неё-то и удалось узнать, что когда в 1941 году немецкая авиация бомбила наши войска, отходящие на восток от селения Круглое, в свежих воронках местные жители находили непонятно откуда взявшиеся серебряные предметы церковного обихода. Теперь-то мне стало ясно, откуда они там взялись. Их зарыли отступающие в 1812 году отступающие «могилёвцы». Это, видимо, была другая (не кассовая) часть могилёвского обоза, которая была спрятана вовсе не в роще вблизи мельницы, а некоторое время спустя, (может быть, всего через несколько часов после захоронения малой кассы) вблизи самого тракта Копысь – Круглое. Соответственно и загадочную развилку, на большой дороге, обозначенную как «В. D.» тот человек, который делал рукописную схему местности, поскольку сам по ней потом и проезжал. В противоположность ему сам Яковлев около данного перекрёстка никогда даже не появлялся! Ведь он для него не представлял ни малейшего интереса, и в свой план № 2 он его не внёс. (На современных картах Белоруссии, кстати сказать, развилка, напоминающая отмеченную мною ранее, имеется во всей своей красе).
Не знаю пока, где конкретно прокладывали свои поисковые канавы князь Кочубей и полковник Яковлев, но, скорее всего, идеально выйдя в нужное место (благодаря французской карте-схеме и сопроводительной документации к ней), они несколько промахнулись в определении исходной точки, в которой следовало производить раскопки. Вероятно, они решили про себя, что если «похоронная» команда двигалась со стороны Орши, то и закапывать своё имущество они стали бы непременно на правом берегу ручейка, что было бы вполне логично. Но дело-то было в том, что разыскиваемые ими ценности везли вовсе не из Орши, а из Могилёва и оттого и зарыли их на другом берегу ручья, на левом! Вот такая поначалу родилась у меня теория и первоначально она мне весьма нравилась.
Оставалось лишь выбрать подходящий момент и посетить город Шклов, в окрестностях которого и протекала столь замечательная речка. Следовало перед тем, как организовывать выезд с мешками и лопатами, собственными глазами увидеть то место, где собратья гренадера могли закопать вожделенные бочонки. Все мои надежды были теперь связаны с перерывом в дождливой погоде и установлению традиционной декабрьской холодной и сухой погоды. И такой момент настал. Диктор московского телевизионного канала с дежурной улыбкой на устах прочитала пятничную сводку погоды на следующую неделю. Из неё следовало, что на всей европейской части России наступит период антициклона с солнечной погодой и умеренными морозами в 5–7 градусов. Момент был благоприятный, и ноги сами понесли меня к Белорусскому вокзалу. Отъезд состоялся в пятницу, а приезд, естественно, случился в субботу. Суббота, как показала практика, вообще самый лучший день для кладоискателя. Бдительные белорусские граждане так выматываются за трудовую неделю, что им становится вовсе не одинокого российского путника с рюкзачком за спиной.
А ему, то есть мне, только этого и надо. Одет я непритязательно. Никаких там новеньких камуфляжей и рыбацких сапог на босу ногу. Нет, всё должно быть скромно и неброско. На ногах у меня старые, но ещё крепкие немецкие ботинки и обязательные толстые вязаные носки… Защитного цвета брюки со множеством карманов, серая же куртка на молнии и неопределённого цвета вязаная шапочка, очень удачно закрывающая половину лица. Людей в подобных нарядах мы встречаем по двадцать раз на дню и, естественно, они нашего внимания не привлекают.
Вот и Шклов. В утреннем полумраке медленно скользит в окошке вагона красивое здание вокзала, и я направляюсь к выходу. Здесь, на провинциальных белорусских вокзалах нет такой оголтелой суеты и ажиотажа, который обычно царит на станциях южных направлений. Немногочисленные пассажиры, покинувшие поезд, не спеша пересекают перрон и столь же уверенно исчезают в прилегающих к привокзальной площади улочках. Но некоторые из них никуда не торопятся. Среди них и я. Народ, позёвывая и растирая одеревеневшие от неудобного сна щёки, толпится у первой платформы, ожидая местную электричку.
Жду её и я, только в отличие от закалённых белорусов, отсиживаясь в относительно тёплом вокзальном комплексе. Хочется выпить чего-то горячего, но в Беларуси всё ещё царит матёрый социализм и поэтому буфет откроется только в девять. Расходовать же имеющиеся у меня скромные припасы я посчитал недопустимым. Всё же впереди был целый рабочий день, и нужно было так растянуть свои резервы, чтобы не оказаться в совершенно безвыходной ситуации. Здесь надо обязательно упомянуть о том, что же именно лежало у меня в рюкзачке. Ведь кто знает, может быть, кому-нибудь впоследствии могут пригодиться эти знания.
Багаж мой содержал лишь самое необходимое для однодневной поездки. Пару плотно скрученных в трубочки резиновых сапог и пару запасных носков к ним. Фляга с чаем, несколько кусков заранее нарезанного хлеба, баночка с паштетом, несколько кусочков сала, банка шпрот, несколько плавленых сырков составляли мой нехитрый рацион на весь день. Нож, маленькое полотенце, складная вилка и несколько салфеток составляли средства гигиены. И самое главное – кожемитовая папка, в которой лежали географические карты, бинокль, компас, карандаши, бумага, линейка и прочая канцелярщина. Я ведь рассчитывал, ни много ни мало, лично нарисовать эскиз той местности, на которой окажусь. И основной моей задачей было пройти весь тот путь, который некогда проехал фургон с кассой в свой последний день. Для этого я и взял с собой всё необходимое, не забыв даже и резинового ластика.
Ну и, конечно же, я привёз с собой простенький цифровой фотоаппарат, подаренный мне на прошлогодний день рождения. На него, если честно сказать, я возлагал самые большие надежды. Всё же средства объективного контроля это тебе не какие-то последующие смутные воспоминания и неумелые глазомерные зарисовки. Эти снимки и сейчас хранятся в моём потрёпанном ноутбуке, и именно на них я смотрю, описывая ту ситуацию ожидания скорого чуда.