Книги

Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

22
18
20
22
24
26
28
30

О возникновении кино – и к некоторым вопросам его специфики

Тарковский. Любой из видов искусства имеет свое предназначение, свою судьбу. То есть для меня совершенно ясно, что то или иное искусство возникает в результате исторической потребности и играет особую роль в решении глубинных проблем, встающих перед обществом.

В связи с этим мне приходит в голову любопытное соображение, высказанное Флоренским в работе об обратной перспективе. Он считает, что наличие в древнерусской живописи обратной перспективы не есть результат незнания законов оптических закономерностей, связанных с итальянским Возрождением и именем Альберти. Флоренский считает, что, наблюдая природу, невозможно было пройти мимо открытия перспективы, не заметить ее. Зато можно было ею пренебречь. Так что отсутствие классической возрожденческой перспективы и наличие обратной – суть выражения потребности особых духовных проблем, стоявших перед древнерусскими живописцами в отличие от задач, которые решали итальянцы Кватроченто. Кстати, существует версия, что Андрей Рублёв бывал в Венеции.

Суркова. Но если действительно Рублёв обо всем этом знал – и светотеневую моделировку, и открытие тем же Каваллини средства передачи пространства, и дальнейшую трансформацию этих открытий у Джотто в так называемое «объективное отношение к действительности», изображаемой реальным трехмерным пространством с округлыми материально-весомыми человеческими фигурами, – если Рублёв знал изложенные Альберти теоретические разработки линейной перспективы, предпринятые Брунеллески, знал определение прекрасного, как соизмеримого, когда обязательным критерием красоты становилось сходство с природой, то тогда естественно сделать следующее предположение.

На заре рождения капитализма, внутри сложившейся системы феодальных отношений, начинается, как известно, воспевание гармонически прекрасной человеческой личности. Также известно, что дальнейшая эволюция этой тенденции претерпевает значительные изменения и в эпоху развитого капитализма оборачивается трагедией гипериндивидуализма, которому сопутствует одиночество «заброшенного» человеческого сознания… Так вот, действительно, в данном контексте очень важно отметить, что время, в которое творил Рублев, для Италии было временем рождения капиталистической системы ценностей, тогда как в России только начиналась централизация раздробленных феодальных княжеств, только начинало формироваться самосознание русской нации. На фоне этих особенностей развития русской истории того периода можно предположить, что русский народ к тому моменту был еще слишком озабочен общими своими проблемами, пытаясь еще только осознать себя как нечто цельное, единое и неделимое, не вглядываясь еще в каждого отдельного, тем более изолированного представителя народа… Таким образом, в исторически определенных рамках русской действительности Рублёв мог естественно и закономерно видеть свою задачу, свое предназначение в том, чтобы дать народу символ единения и братства. Художник еще как бы не успевал разглядеть личное и индивидуальное, выразившееся у итальянцев в изучении натуры и передачи ее в жизнеподобных формах. Идея, которую нес Рублев, требовала условно-обобщающей формы… Видимо, это так… И в этом смысле идет речь об «особой роли искусства в решении глубинных проблем, встающих перед обществом».

Тарковский. Конечно. Любая идея из тех, что зарождаются в недрах человечества, не случайна – ее рождение требуется самими принципами существования и развития самой действительности… Кино, округляя даты, неслучайный ровесник XX столетия. Для того чтобы оно родилось более восьмидесяти лет назад, нужны были свои достаточно веские причины.

До кинематографа ни один из видов искусства не возникал в результате технического изобретения. Кинематограф явился тем инструментом нашего технического века, который понадобился человечеству для дальнейшего освоения реальности. Ведь каждое из искусств овладевает одним из множества аспектов нравственного и чувственного познания окружающей нас действительности.

Суркова. Но если существует определенная связь, обусловливающая возникновение и соотношение искусства с действительностью, то чем же характерна эта связь для кино? Что стимулировало его рождение? Почему именно в начале века? Какую роль играет кино в осмыслении реальности, в удовлетворении наших духовных потребностей?

Тарковский. Чтобы уяснить себе роль и общественную функцию кинематографа, а в дальнейшем уметь распознавать его эстетические рамки, пределы его влияния, следует начать издалека. Если кино родилось на переломе столетий, то, видимо, какие-то возникшие на нашей памяти потребности человеческой души нуждались в нем. Какова же сфера его влияния? Закономерно ли время его рождения?

В процессе защиты человека от стихийных воздействий природы, угрожающих ему на пути его эволюции, человечество вырабатывает, по выражению Оппенгеймера, иммунитет. Он нам дает возможность высвободить максимум своей энергии для труда, творчества и быть менее зависимыми от природных условий. Процесс этот по необходимости втягивает в себя общественного человека. А в XX веке занятость человека в общественной деятельности многократно, неизмеримо повышается: и в промышленности, и в науке, и в экономике, и во многих других областях жизни, требующих постоянного усилия и неослабляемого внимания – то есть прежде всего времени.

Итак, к началу века возникла масса социальных групп, отдающих обществу иногда даже более чем треть своего времени. Стала расти специализация. Время же специалистов оказывалось все в большей и большей зависимости от их дела. Жизнь и судьба стали складываться в связи и во взаимоотношениях со своей профессией. Человек стал жить более замкнуто, часто по расписанию, резко ограничивающему его опыт в широком смысле этого слова, опыт в смысле общения и непосредственных жизненных впечатлений. Зато очень вырос так называемый узкоспециальный опыт, которым в конечном счете отдельные группы почти перестали обмениваться.

Возникла угроза ущербности и односторонности информации, ее однообразия, рождающихся в замкнутой системе одной из общественных занятостей. Стало меньше возможностей обмениваться опытом, ослабли связи людей друг с другом. Одним словом, духовное совершенствование индивидуальности оказалось в опасном состоянии невозможности реализации, ограниченное рамками индустриальной необходимости. Судьба человека стала стандартной, часто независимой от индивидуальных качеств личности. И вот когда человек оказался поставленным в прямую зависимость от своей общественной судьбы, а стандартизация индивида стала вполне реальной угрозой, – именно тогда и родилось кино.

Оно чрезвычайно быстро и динамично завоевывало зрителя, становясь одной из наиболее доходных статей в экономике государства. Чем же объяснить, что до сих пор миллионные аудитории заполняют кинозалы и с душевным трепетом переживают момент, когда гаснет свет в зале и на экране вспыхивают первые кадры фильма?

Зритель, покупая билет в кино, стремится заполнить пробелы собственного опыта и как бы бросается в погоню за «утерянным временем». То есть стремится восполнить тот духовный вакуум, который образовался вследствие специфики его нынешнего существования, связанного с занятостью и ограниченного в контактах.

Суркова. Вы говорите, что зритель бросается в погоню за «утерянным временем», стараясь восполнить недостающий ему духовный опыт, но опыт можно восполнить также благодаря другим видам искусства: живописи, литературе, музыке… Хотя наш любимый Пруст с его долгими погонями «за утраченным временем», конечно, не может иметь и не имеет такого количества читателей, какое количество зрителей имеет кинематограф. Время становится все большим дефицитом, а потому, видимо, зрителю, проще и вольготнее догонять «утерянное время», плюхнувшись в удобное кресло кинотеатра: действительно, вовремя родившийся кинематограф помогает сообщить зрителю недостающий ему опыт, запечатленным в коротком времени, наиболее соответствующем ритмам нашей жизни… «Занятому» современному человеку, конечно, удобнее получать новый опыт в спрессованном и компактном выражении. Так что, явившись на белый свет в нужное время, кино начало не только «динамично завоевывать зрителя», но завоевывает зрителя именно своей динамичностью…

Тарковский. Которая оказывается тем привлекательнее, чем инертнее сам зритель… Во всяком случае, в отличие от кино, сущность всех остальных искусств человечество давно себе уяснило. И если сейчас все-таки продолжаются какие-то споры, то возникают они в связи с частными, текущими проблемами, выдвинутыми новым временем. Сейчас реакция зрителей на тот или другой фильм, выходящий на экраны, принципиально отлична от впечатления, которое производили ленты 20—30-х годов. Когда тысячи людей шли на «Чапаева», то это воодушевление, вызванное картиной, было тогда в полном и, как тогда казалось, естественном согласии с ее качеством. Ведь зрителям тогда предлагалось еще произведение искусства, которое поражало их своей новизной. Но если теперь зрители валом валят на какую-нибудь пресловутую «Анжелику», а «Земляничная поляна» или «Голый остров» идут в пустых залах, то профессионалы в недоумении разводят руками… Хотя сейчас уже, вроде бы, и не разводят, а, кажется, вполне смирились с существующей ситуацией, снисходительно согласные с тем, что лучшие картины просто не рассчитаны на зрительский успех…

Так в чем же дело? В падении нравов или в оскудении режиссуры?

Не в том и не в другом.

Просто то тотальное, захватывающее впечатление, которое ошеломило зрителя 30-х годов, объясняется всеобщей радостью восторженных свидетелей рождения нового искусства. Это новое явление, демонстрирующее новую целостность, новую образность, вскрывающее неизведанные аспекты действительности, поражало зрителей, становившихся страстными поклонниками движущегося изображения – фильма!

Около двадцати лет отделяют нас от нового, XXI века. За время своего существования, переживая спады и подъемы, кино прошло трудный и запутанный путь. Возникли сложные взаимоотношения между глубоко идейными и художественно богатыми фильмами и так называемой коммерческой продукцией. Пропасть между ними увеличивается с каждым днем. А вместе с тем то и дело рождаются картины, которым суждено остаться вехами в истории кинематографа.