И мы к этому привыкли и считали это нормой.
В прекрасной стране Великобритании, несмотря на всевозможные войны и исторические катаклизмы, все, что было создано ранее, бережно сохраняется: памятники, архитектурные сооружения, музейные экспонаты, документы и, конечно, традиции. По ним можно изучать историю страны и судить по прошествии многих лет более объективно о событиях прошлого времени.
В Лондоне неподалеку от памятника Карлу стоит памятник Кромвелю. Один отрубил другому голову, но ничего — стоят почти рядом друг с другом, и никому никогда не приходило в голову сбросить одного из них с пьедестала. Трудно себе представить, чтобы у нас рядом с памятником Ленину стоял памятник Николаю II.
Поэтому в истории нашего государства сплошные дыры или темные пятна. У нас не только уничтожаются памятники — свидетели прошлых событий, но и документы, а часть сохранившихся документов является недоступной до сих пор.
Так же как безразлично мы относимся к памяти погибших наших соотечественников в последних войнах, так и к нашей истории, каждый раз перекраивая ее на новый лад. Такая уж у нас страна.
Только в последние годы появилась надежда на какое-то более или менее объективное прочтение событий прошлых лет. Дай-то бог, чтобы обошлось без очередных перегибов.
Что же касается дрезденского памятника, то, как выяснилось, судьба его еще не завершена окончательно. Еще рано ставить точку. Кто знает, куда занесет его на открытой платформе, путешествующей по разным странам. Одно можно сказать твердо — права была Вика, когда после открытия сказала: «Не рассчитывай, что памятник будет стоять вечно».
Как в воду глядела.
Я достаточно хорошо знаю Вас и Вашу биографию. Не могли бы Вы рассказать об интересных людях, с которыми Вам довелось встречаться?
Мне посчастливилось. Таких встреч было много. Я расскажу только о некоторых.
Если бы не Васильковский…
Как-то мой друг Володя Васильковский — архитектор, с которым мне посчастливилось вместе работать над проектами осуществленных и неосуществленных памятников, мемориальных досок и декоративной скульптуры, — показал мне забавные рисунки вещей, давно вышедших из нашего обихода, и одежды, которую носили в начале прошлого века в России.
Обладая великолепной зрительной памятью, он изобразил на семнадцати альбомных листах с мельчайшими подробностями керосинки, буржуйки, керогазы, старые телефонные аппараты, милиционеров-регулировщиков в белых касках, смешные фигурки совслужащих в рубашках навыпуск, подпоясанных кавказскими ремешками, дамочек в модных в те годы туалетах и многое другое, напрочь забытое нами, людьми старшего поколения, и вовсе не знакомое молодежи.
Володя был замечательным, остроумным художником-графиком, прекрасным керамистом — «отцом» знаменитой школы ленинградской керамики, превосходным, пожалуй, лучшим в нашем городе шрифтовиком, художником с удивительной выдумкой, обладающим блестящим мастерством, независимо от той области искусства, в которой он работал.
Вообще это был милый, интеллигентный, широко образованный человек — настоящий петербуржец, которых почти не осталось в нашем городе, так же как и тех предметов и типажей, которые он изобразил в своих рисунках.
Я привел к нему в мастерскую Даниила Гранина. Они вместе долго рассматривали Володины альбомы с зарисовками, и, поскольку были людьми одного поколения, все время вспоминали какие-то детали, подробности, и, совершенно очевидно, получали удовольствие от нахлынувших воспоминаний о прошедших годах.
Через некоторое время в журнале «Нева» появился небольшой рассказ Гранина о забытых вещах с рисунками Володи, а еще через несколько лет, уже после смерти Васильковского, вышла небольшая, прекрасно изданная книжка «Керогаз и другие».
Перелистав книгу, я подумал о том, как быстро на протяжении жизни только одного поколения изменяются и исчезают из жизни и из памяти обычные вещи. Забывается не только то, что было до войны, но даже то, что окружало нас уже в более близкие, послевоенные годы. Тот быт, та обстановка, те вещи, которые, казалось, будут существовать всегда, вдруг совсем исчезали из жизни, и остались только смутные воспоминания о нелепых и неуклюжих предметах нашего быта того времени. Гранин написал об этом очень точно и образно.