Был теплый летний день. По обеим сторонам Елисейских Полей за столиками, стоящими на тротуарах, сидели нарядно одетые люди и разглядывали проходящих мимо. Кто пил вино, кто читал газету, перед кем-то стояли кофейные чашки. Никто не торопился освобождать столики. Вообще никто никуда не спешил. Все столики были намертво заняты, и моя затея пригласить всех на чашечку кофе срывалась. Вдруг я увидел на противоположной стороне симпатичное старое кафе, в котором почти все столики были свободны.

Мы сели на улице под широким зонтом, защищавшим от солнца, и заказали кофе с клубничными пирожными. Все было хорошо до того момента, когда мне принесли счет. Кто же знал, что мы попали в старинное, самое дорогое кафе Парижа? Моих денег хватило только на то, чтобы оплатить третью часть счета. Бернрат, который с самого начала знал, куда нас занесло, и с интересом ожидал развязки, заранее веселясь, спас меня, взяв львиную часть расходов на себя.

— Если видишь в Париже в разгар лета свободные столики в кафе, лучше проходи мимо, а если уж сел, прежде чем что-то заказать, изучи правую сторону меню, — поучал он меня. (Этим советом я пользуюсь постоянно и в России, во всяком случае, его второй частью.)

На второй день нашего пребывания в Париже сын Бернрата снял тандем с крыши машины и уехал с приятелем через Арденны в Германию.

— Мы с женой летим обратно самолетом, — сказал Бернрат. — Если можно лететь бесплатно — грех этим не воспользоваться.

— А как же мы? — с ужасом спросил я.

— А ты с Викой вернешься в Германию на моей машине.

— Но у меня нет документов на машину, и я никогда не ездил с автоматической коробкой передач. Если что-то сломается, я не знаю, где инструмент, где запаска, и вообще что я буду делать, если меня остановят во Франции или Бельгии — у нас ведь нет визы! Кроме того, я не знаю, как выехать из Парижа (а это при сумасшедшем движении действительно непросто).

— Я напишу тебе записку, что я доверяю тебе машину. Машина не сломается — она еще почти новая. Тебя никто не остановит, поскольку на ней стоят немецкие номера. В машине лежит карта Парижа — как-нибудь выедешь. В общем, мы ждем вас вечером ужинать дома в Гревенбройхе.

Вот так у него все просто! Годом раньше, а все это было еще до того, как вступило в силу Шенгенское соглашение, мы с Викой решили поехать на три дня из Дюссельдорфа в Париж. Очень уж хотелось! В одной из многочисленных туристических фирм нам посоветовали ехать автобусом. Это дешевле и удобнее, автобус довозит сразу до центра города, до гостиницы.

— Но у нас нет визы, — сказал я.

— Это не имеет значения. Автобусы практически не проверяют. Ну, может быть, один из ста.

Наш автобус оказался как раз тем самым, «одним из ста». Правда, все обошлось. Шофер нас не выдал. Наверное, ему не захотелось выгружать весь багаж в поисках нашего чемодана. Но мы пережили несколько неприятных минут, представляя себе, как нам придется идти пешком с багажом назад от границы с Бельгией до Дюссельдорфа, не говоря уже о том, что нас внесли бы в черный список и выезд за границу для нас был бы закрыт навсегда. Но в тот раз обошлось. А что будет теперь?

Портрет Ханса Готфрида Бернрата

Деваться было некуда, и мы поехали. Из Парижа я выехал по карте, мокрый как мышь от напряжения. Машина «ауди» по дороге почему-то не ломалась в отличие от моих ленинградских «жигулей»; нас никто не останавливал ни во Франции, ни в Бельгии, ни в Германии. Все дорожные знаки во всех трех странах были отчетливо видны и ясно объясняли, куда надо ехать. Отличались они друг от друга только по цвету. Бернрат изредка звонил в машину по мобильному телефону и спрашивал, как у нас идут дела. Это было в те годы тоже очень непривычно, и я начинал чувствовать себя цивилизованным человеком. Вечером, как и предполагал Бернрат, мы ужинали у него дома.

Бернрат оказался удивительным человеком. Происходил он из семьи почтовых служащих и сам начинал работать на почте, но благодаря своим организаторским способностям и уму достиг высокого положения. В бундестаге он много лет возглавлял комиссию по внутренним делам, в функции которой, помимо всего прочего, входила борьба с распространением наркотиков. В связи с этим ему часто приходилось ездить по африканским, латиноамериканским и другим странам.

Не будучи искусствоведом, но обладая прирожденным вкусом, он занялся коллекционированием произведений. Сначала африканского, латиноамериканского и азиатского искусства, а потом круг его интересов расширился, и он начал собирать живопись, скульптуру, графику европейских стран. Его не смущала ни цена, поскольку он стал состоятельным человеком, ни габариты, ни вес произведений, которые ему понравились. Как истинный коллекционер, он мог годами ждать момента, когда то или иное произведение займет место в его небольшом частном музее. Дома у него висит трехметровая деревянная змея — удивительное произведение африканского искусства. Но не менее удивительно то, что он умудрился перевезти этот груз на маленьком частном самолете из Африки в Германию.

После того как Бернрат вышел на пенсию, он сложил с себя полномочия члена бундестага и по просьбе канцлера Коля вернулся к своей любимой семейной профессии, став президентом немецкого «Телекома», почты и почтового банка. Говорят, что это один из самых крупных холдингов Европы.

У нас сложились с семьей Бернратов очень теплые дружеские отношения. По его просьбе я сделал в Гревенбройхе «семейную выставку» — выставку моих скульптурных работ, живописи и графики сына и его тогдашней жены. Выставка понравилась, ее начали активно посещать жители города. В результате ко мне обратилось несколько человек с просьбой вылепить ряд портретов с натуры.

Несмотря на то что в Германии много интересных художников и скульпторов, портретами, в которых, на мой взгляд, как минимум должно быть сходство, никто не занимается. Многочисленные немецкие картинные галереи и выставочные залы заполнены очень интересными, а порой и самыми немыслимыми и нелепыми формальными поисками, но портретов почти не видно.