Книги

Такая долгая жизнь. Записки скульптора

22
18
20
22
24
26
28
30

Открывать выставку должен был мэр Антверпена, и вообще предполагалось очень торжественное открытие с дипломатическим корпусом и приемом в загородном замке.

От постоянных дождей брюки моего парадного костюма изрядно помялись. О чувствах, которые испытывал советский командированный в связи с отсутствием денег, достаточно много писали. Я не был исключением. Но что было делать, когда ресторан гостиницы, где я завтракал, обедал и ужинал, только подписывая счета, по воскресеньям был закрыт? Оставалось с нетерпением ожидать наступления понедельника. Что было делать, когда я не мог заплатить за то, чтобы мне погладили брюки? Все деньги ушли в первые же дни на булочки.

Единственный выход был мною найден. Я дождался одиннадцати часов вечера, когда обслуживающий персонал гостиницы уже разошелся, и спустился к администратору.

— Мне надо погладить брюки.

— К сожалению, уже все ушли и помещение закрыто. Может быть, это можно сделать завтра утром?

— Нет, мне необходимо иметь брюки сегодня.

— Единственное, чем я могу вам помочь, — дать утюг. Но вам придется гладить брюки самому в номере.

Это было как раз то, на что я рассчитывал. Выражая крайнее неудовольствие, я взял утюг и пошел в номер. Это теперь у нас появились роскошные электрические утюги разного цвета со всевозможными приспособлениями и множеством разноцветных лампочек. А тогда мы только-только ушли от чугунных утюгов и больших портновских утюгов с углями внутри.

Утюг, который я держал в руках, был для меня незнакомым сложным механизмом. Я включил его в сеть. Сразу же зажглись зеленые и желтые лампочки. Я стал думать, на чем же мне гладить брюки. Единственной подходящей для этой цели плоскостью был пол, покрытый бобриком. Я снял брюки, встал на четвереньки, но оказалось, что передвигаться на коленях вдоль всей длины брюк очень неудобно. Тогда я просто лег на пол рядом с брюками и приступил к глаженью.

В это время раздался стук в дверь и сразу же с извинениями вошла администратор, держа в руке пригласительный билет на открытие выставки. Неожиданно утюг громко зашипел, разноцветные лампочки замигали, из отверстий повалил пар и запахло горелой резиной.

— Могу ли я вам чем-нибудь помочь? — спросила администратор.

Я чувствовал себя без брюк не очень уверенно.

— Заберите, пожалуйста, утюг, — попросил я, не поднимаясь с пола.

Потом я положил брюки под матрас, как в добрые студенческие времена, и спокойно улегся спать. Наконец-то на открытии выставки я был одет так же, как и другие.

Вообще-то во время зарубежных командировок со мной случались и более крупные неприятности.

Как-то, вернувшись душным летним вечером в гостиницу, расположенную в центре Бухареста, я зашел в ванную комнату, чтобы принять душ. Я еще не успел включить свет, как увидел в открытом настежь окне в нескольких метрах напротив абсолютно обнаженную девушку, принимавшую душ. Не знаю, почему я так испугался. Можно подумать, что за мою долгую творческую жизнь я вообще не видел натурщиц. Но тем не менее я сделал в темноте резкий шаг в сторону, задев при этом плечом тяжелую фаянсовую полку, на которой стояли два стакана. Полка с грохотом рухнула вниз, выбив большой треугольный кусок раковины, который, в свою очередь, упал на унитаз, расколов его пополам.

Я включил свет и увидел, что мне удалось в одно мгновение разбить все бьющиеся предметы, находившиеся в ванной комнате. Обнаженная девушка, забыв прикрыться, с ужасом смотрела в мою сторону. К счастью, это было в самом начале командировки и у меня еще были деньги, чтобы рассчитаться с гостиницей, и еще хватило денег для того, чтобы пригласить через пару дней незнакомку из окна напротив выпить чашечку кофе.

Мой отец

До того как мы получили квартиру на Песочной набережной, мы с Викой несколько лет жили с моими родителями. Мать была красивой властной женщиной. Как она сама говорила, она «держала дом». Мать командовала отцом и руководила моим воспитанием.

Когда мне исполнилось шесть лет, она взяла меня за руку и отвела к молодой бакинской художнице. Та оказалась ярой поклонницей абстрактного искусства. Я начал писать натюрморты, в которых от полного моего неумения ничего общего не было с теми предметами, которые я должен был изображать. Моя преподавательница была в восторге и даже носила куда-то показывать мои немыслимые произведения.