Жил он в нашем доме в полуподвальном помещении в восьмиметровой комнате. Несколько лет назад он женился, и жена привела в комнату свою мать. Вскоре родилась дочка, но жена, к несчастью, при родах умерла, и он остался в этой комнате с тещей и дочкой. Через полтора года он женился во второй раз, и вторая жена привела в комнату свою мать, и опять у них родилась еще одна дочка, и они зажили вшестером в восьмиметровой комнате: Сергей, две тещи, две дочки и жена. Но летом жену убила молния.
— И теперь я живу с двумя тещами и двумя дочками. Когда же я рассказываю эту историю, почему-то все смеются, — закончил он свое грустное повествование.
— Действительно, грустная история, — сказал Юра Татарников, который лучше понимал Сергея, поскольку до переезда в наш дом, в приличную квартиру, жил в проходной комнате с женой-искусствоведом Ирой Дервиз, тещей — интеллигентной дамой дворянского происхождения, двумя парнями-близнецами и старшим сыном от первой жены.
Татарников был заядлым яхтсменом. В те годы, когда это было в диковинку, он построил яхту приличных размеров и назвал ее «Пейзажист», поскольку сам был неплохим пейзажистом. Летом со всей семьей он отправлялся на Ладожское озеро писать этюды. Местные жители из прибрежных деревень, прочитав название, выведенное крупными буквами на борту, с уважением говорили:
— Надо же! Как здорово придумал: «Пей за жисть».
Миддельхайммузеум
Плохо, когда не знаешь французского языка, плохо, когда не знаком с традициями и обычаями страны, куда ты едешь. Еще хуже, когда у тебя за границей совсем мало денег.
Первые два обстоятельства сработали в первый день моего пребывания в Антверпене, где готовилась Международная выставка скульптурных портретов в прекрасном музее на открытом воздухе Миддельхайм.
За год до открытия выставки ко мне в мастерскую на Песочной приехали двое бельгийских искусствоведов для того чтобы отобрать произведения ленинградских скульпторов.
И вот я уже в Антверпене, в роскошной новой гостинице. Могу питаться в гостиничном ресторане, только подписывая счета. Утром я накинул спортивную куртку и спустился к завтраку, предвкушая вкусный и обильный завтрак. Ресторан был полон. Мужчины были одеты в строгие темные костюмы, дамы, как мне показалось, в вечерних туалетах. Все оживленно переговаривались, попивая ароматный кофе и откусывая аппетитные круассаны. Я в своей спортивной куртке и рубашке без галстука выглядел бродягой, случайно попавшим вместо пивной на дипломатический прием. Постояв немного в дверях, я ушел. Затем купил в магазине три булочки, бутылку пепси-колы, потратив на это почти все деньги, выданные мне Союзом художников.
К обеду я решил одеться поприличнее: галстук, единственный костюм для торжественных случаев. К моему удивлению, ресторанный зал был пуст — ни одного человека. Я взял меню в красном сафьяновом переплете и обнаружил, что оно написано по-французски. Я лихорадочно перелистал все страницы, надеясь найти хоть что-нибудь на понятном мне языке, потом ткнул пальцем в три блюда из трех разных разделов.
Официантка с удивлением посмотрела на меня и через некоторое время принесла три тарелки супа — мясной, овощной и рыбный. Несколько официантов, стоявших в стороне, с интересом поглядывали на меня.
К ужину я одевался особенно тщательно: белая рубашка, нарядный галстук, тот же костюм для торжественных случаев. Зал опять был полон народу, но почему-то все были без пиджаков, некоторые — в подтяжках, в футболках и джинсах. Я в своем вечернем костюме выглядел белой или, скорее, черной вороной.
Я повернулся, ушел, купил на оставшиеся деньги еще две булочки, маленькую бутылку кока-колы и пошел спать.
На следующий день милый человек — советник по культуре нашего посольства в Бельгии Архипов — объяснил мне ситуацию. Оказывается, утром обитатели моей гостиницы наспех завтракают и, не заходя в номера, разъезжаются по офисам, банкам, фирмам и т. д. Целый день они в городе занимаются делами, там же и обедают, а вечером возвращаются в гостиницу и расслабляются. Поэтому я и не мог никак угадать с туалетом.
Между тем подготовка к открытию выставки шла своим чередом. Я привез портреты совсем разных по творческому почерку авторов — Аникушина, Лазарева и свой портрет Темирканова. Бельгийцы сразу же решили, что это работы одного автора. Для них произведения реалистического искусства — как для нас китайцы: все на одно лицо.
Скульптурные портреты, прибывающие на выставку, производили странное впечатление. Женщина-скульптор из Италии прислала двух лошадей, вылепленных в натуральную величину, возможно, с портретным сходством. Портрет Гогена французского скульптора представлял собой скрещенные лопату и кирку, очевидно, имелся в виду определенный период его биографии. Немецкий скульптор, бывший полицейский Анатоль, выставил «Трон рабочего». Сваренный из ржавых листов железа трон напоминал электрический стул.
Портретов в нашем понимании на выставке вообще не было. В основном это были абстрактные композиции, инсталляции и модули. Но на этикетках почти под каждой работой стояло: «Портрет такого-то…»
До открытия выставки оставался один день, но все еще не прибыла работа известного итальянского скульптора Пистолетто. Наконец к вечеру на поляну парка въехал большой зеленый фургон. Из-за руля вышел усталый скульптор. Я с интересом стал ожидать, что же он вытащит из фургона. Но не дождался: Пистолетто ушел в гостиницу.
На следующий день должна была открыться выставка. Зеленый фургон так и продолжал стоять на поляне. Оказалось, что он и был произведением, которое Пистолетто пригнал своим ходом из Италии. Около фургона появилась табличка: «Скульптор Пистолетто. Портрет Леонардо да Винчи». Пожалуй, это был самый удобный и экономный способ участвовать в международных выставках.