Неожиданными оказались результаты третьей группы. На решение проблемы с оленями группа выделила бы 30 380 долларов, а на проблему с преступностью – 43 567. Если руководствоваться оценкой риска, то проблема с оленями была более серьезной, чем с преступностью, но участники решили потратить гораздо больше средств на решение проблемы с преступностью. Внутренний голос победил с большим отрывом.
В этом варианте эксперимента оценки степени риска не сильно отличались. А если бы риск в случае с преступностью был очень низкой, а в случае с популяцией оленей – очень высоким? Этого было бы достаточно, чтобы перевесить эмоциональную составляющую? Арваи и Уилсон повторили эксперимент с другими участниками. В этот раз показатели степени риска для проблемы с популяцией оленей были девять, десять и десять. А для проблемы с уровнем преступности – всего лишь три, четыре и четыре. Смысл этих показателей был однозначным: ситуация с оленями близка к критической, тогда как уровень преступности вызывает легкую обеспокоенность, но не более того.
И снова первые две группы решили потратить примерно такие же суммы, как и в первом варианте эксперимента. А решение третьей группы отличалось: она выделила
Этот результат может послужить иллюстрацией классического диалога между Разумом и Внутренним голосом, когда они приходят к заключению, не поддающемуся логике. Все начинается с фразы: «Увеличение численности оленей…» Люди слышат ее – и ничего не чувствуют. Внутренний голос пожимает плечами. «Думай сам», – говорит он Разуму. Разум анализирует степень риска и приходит к рациональному заключению. Однако, когда люди слышат «преступность», «вандализм», «кража кошелька», перед их мысленным взором предстают агрессивные подростки неформального вида, разбивающие окна у припаркованного автомобиля или сбивающие с ног пожилую женщину и вырывающие у нее из рук сумочку. Люди чувствуют прилив негативных эмоций. В этот раз Внутреннему голосу не все равно. Руководствуясь Правилом «хорошо – плохо», он делает вывод о высокой степени риска. К черту Бемби, взывает Внутренний голос, с этим нужно что-то делать! Но тут вмешивается Разум. Цифры говорят, что проблема с популяцией оленей гораздо серьезнее, чем с преступностью, поэтому Разум берет за основу суждение Внутреннего голоса и вносит свои коррективы. К сожалению, как правило, даже этой коррективы недостаточно, чтобы свести вывод к чистой логике, и в результате равные суммы выделяются на решение совсем не равных по значимости проблем.
Преступления, о которых шла речь в эксперименте, были незначительными и вызывали относительно слабые эмоции. Каждая следующая ступень в иерархии преступлений пробуждает все более сильные эмоции. У молодого человека украли автомагнитолу, его ударили, его избили до смерти. Эмоции набегают, как штормовые облака.
Журналистов часто обвиняют в том, что их интересуют лишь истории, как «человек укусил собаку», что-то новенькое и очень странное. Эти обвинения небеспочвенны. Человек запрограммирован, чтобы замечать необычное, а журналисты – тоже люди. Несомненно, определенную роль играют сенсации и их влияние на продажи. Но все же эмоции – более важный фактор формирования искаженной картины с преступностью. Недавно в вечерних новостях я увидел фрагмент записи с камеры видеонаблюдения, заснявшей, как преступник ударил 101-летнюю женщину и убежал с ее сумкой. Я ощутил прилив негодования и гнева, как, вероятно, и все зрители. Но не думаю, что это была тщательно просчитанная попытка журналистов пробудить у аудитории эти эмоции. Скорее всего, люди, пустившие сюжет в эфир, ощутили такое же негодование и гнев, и эти эмоции убедили их, что это важно. Если бы жертвой оказался молодой мужчина, ни журналисты, ни аудитория не отреагировали бы столь бурно. Именно поэтому грабежи, жертвой которых становятся молодые мужчины, редко превращаются в информационный повод, в отличие от нападений на столетних стариков.
Люди острее реагируют на преступление с применением насилия, чем на имущественное преступление; на убийство, чем на побои; на убийство маленькой девочки, чем на убийство молодого мужчины. И, сказать откровенно, мы острее реагируем на то, что касается нас лично. СМИ представляют перевернутую с ног на голову картинку о ситуации с преступностью, но эта картинка очень точно отражает наши чувства.
Средства массовой информации влияют на чувства и мысли людей. Мысли и чувства людей влияют на средства массовой информации. А затем вклиниваются политики.
Сегодня это сложно представить, но тема преступности не всегда служила краеугольным камнем демократической политики даже в США. В 1964 году республиканец Барри Голдуотер стал первым в истории кандидатом, включившим тему преступления и наказания в свою кампанию за президентское кресло. В 1968 году Ричард Никсон сделал ставку на эту тему и не прогадал, заняв кресло главы Белого дома. В последующие десятилетия тема преступности присутствовала в избирательных кампаниях на всех уровнях, и ее значимость неуклонно росла.
В 1988 году она сыграла центральную роль в избрании Джорджа Буша. Точнее, сыграло одно конкретное преступление. В 1986 году в Массачусетсе заключенному Вилли Хортону, отбывавшему пожизненный срок, был предоставлен краткосрочный отпуск, во время которого тот вломился в чужой дом, связал его хозяина и изнасиловал его жену. Несмотря на то что губернатор штата Массачусетс Майкл Дукакис поддержал отмену краткосрочных отпусков для пожизненно заключенных, в 1988 году, когда он стал кандидатом в президенты от Демократической партии, это уже не имело значения. По совету Роджера Айлза, президента Fox News и медиаконсультанта Джорджа Буша, был снят рекламный ролик, где показывалась вращающаяся дверь на входе в тюрьму штата Массачусетс как намек, что случай Хортона был типичным. Тот факт, что Хортон был чернокожим, тоже сыграл на руку Бушу. Появился еще один рекламный ролик, демонстрировавший совмещенную фотографию Хортона в профиль и анфас с угрожающим и мрачным выражением лица. Этот ролик был признан расистским, и в предвыборном штабе Буша от него поспешили откреститься, но свое дело он уже сделал. Так искусная манипуляция с одним-единственным преступлением внесла ключевой вклад в принятие решения, кто станет одним из самых влиятельных людей на Земле.
Эта часть истории была скандально известной. Менее широкую огласку получил тот факт, что политическую ценность преступления Вилли Хортона первым отметил и использовал против Дукакиса отнюдь не республиканец, а его соратник по Демократической партии, тоже выдвигавшийся в кандидаты в президенты, сенатор от штата Теннесси Альберт Гор. Ни у одной партии или идеологии нет монополии на использование темы преступности в качестве политического оружия.
Ключевым моментом борьбы Билла Клинтона за президентское кресло стало его решение прервать предвыборную кампанию и вернуться в Арканзас, чтобы в качестве губернатора лично председательствовать при приведении в исполнение смертного приговора заключенному с задержкой умственного развития, настолько слабо понимавшему, что происходит, что, когда ему предложили последний в его жизни обед, он попросил охранника отложить кусок орехового пирога «на потом». После приведения приговора в исполнение Клинтон заметил: «Возможно, у меня много недостатков, но никто не посмеет сказать, что я снисходительно отношусь к преступникам». Это верно: будучи президентом, он придерживался жесткого курса, узаконив длинный список статей, устанавливающих уголовное наказание. Во время его пребывания у власти в стране наблюдался такой рост числа заключенных, что по этому показателю США обогнали даже Россию, которая до этого лидировала в мире по числу лиц, отбывающих наказание в местах лишения свободы. Хотя, возможно, впоследствии он об этом сожалел. Обязательные минимальные меры наказания являются «несоразмерными» и «вся наша политика в части заключения в места лишения свободы требует тщательного анализа и пересмотра», – заявил Клинтон в интервью журналу Rolling Stone за две недели до того, как истек срок его полномочий.
Универсальная схема, к которой прибегают политики, разыгрывающие карту преступности в своих интересах, мало чем отличается от принципов действия компаний, продающих домашние сигнализации, или фармацевтических компаний, навязывающих таблетки: пробудить в обществе определенные страхи или усилить уже существующие, а затем пообещать защитить его от этих угроз. Очевидно, что предлагаемые меры по борьбе с преступностью должны быть созвучны тем базовым эмоциям, которые испытывают люди. Профилактические действия, направленные на «трудных» детей и неблагополучные семьи, могли бы стать одним из наиболее действенных способов снижения уровня преступности в будущем, когда эти дети станут подростками. Но, к сожалению, эти действия не дают немедленного результата и не удовлетворяют жажду общества увидеть заслуженное наказание. Гораздо эффективнее придерживаться проверенных методов: больше полицейских и строже приговоры.
Так что мало кого удивит закономерность, выведенная экономистом из Чикагского университета Стивеном Левиттом: в те годы, когда проходили выборы губернатора или мэра, нанималось непропорционально большое число сотрудников полиции. А ужесточение приговоров стало настолько привычной политической мерой в период 1980–1990-х годов, что численность заключенных взлетела с 400 тысяч человек в 1980 году до 2,1 миллиона к 2000-м{48}.
В последнее время в американском политическом дискурсе доминирует тема сексуального насилия. Это особая категория преступников, которые, как выразился Альберто Гонсалес, «подстерегают, изучают, планируют, как заманить жертву в ловушку и совершить грязное преступление». Храбро разоблачая зло, притаившееся в тени, политики обещают вмешаться и «защитить наших детей», как они неизменно говорят. Наглядной иллюстрацией этого вида политического маркетинга стал созданный для сенатора от штата Нью-Йорк Цезаря Трунцо интернет-ролик. В нем один за другим мелькают газетные заголовки: «Обвиняется в том, что сделал девочку своей сексуальной рабыней», «Извращенец просто не может остановиться» и другие. А затем появляется вопрос: «Кто защитит ваших детей?» Как нам уже известно, подавляющее большинство похищений совершается родителями и другими родственниками, а совсем не незнакомцами. То же верно в отношении всех форм сексуального насилия. По данным доклада Министерства юстиции США о сексуальном насилии над детьми, «88% преступников были хорошо знакомы со своими жертвами». Статистика по другим странам примерно такая же. При этом политики предпочитают фокусироваться на оставшихся 12%, а не на этих 88%, так как, чтобы получить поддержку родителей, должна быть «внешняя» угроза, защиту от которой политики пообещают.
Пресс-конференции политиков в окружении убитых горем родителей стали характерной чертой политического маркетинга такого типа. В привычку вошло неофициально называть законы по именам детей, погибших при ужасных обстоятельствах. Один из последних примеров в США – «Закон Джессики», названный по имени Джессики Лансфорд, девятилетней девочки, похищенной и убитой в 2005 году Джоном Коуи, уже осужденным ранее за сексуальное насилие. Первый «Закон Джессики» был принят во Флориде в 2005 году. На тот момент он был самым строгим в стране: автоматический минимальный срок тюремного заключения для преступников, впервые задержанных за сексуальное насилие, составлял 25 лет. Этот закон задал новый стандарт и быстро распространился и в других штатах. Логика, лежащая в его основе, проста: любой преступник, совершивший сексуальное насилие (а под это определение попадают абсолютно все в спектре от жестокого педофила до 18-летнего парня, который по обоюдному согласию занимался сексом со своей 15-летней подружкой), – это не поддающееся исправлению создание, которое, если его не изолировать от общества, непременно изнасилует и убьет ребенка. Это мнение распространенное, но неверное: многие исследования, включая доклад Министерства юстиции США, свидетельствуют, что осужденные за преступления сексуального характера
Статистика также занимает важную часть в политической риторике. Мы уже видели данные о «50 тысячах “хищников” в интернете». Похожая статистика утверждает, что каждого пятого ребенка склоняют к действиям сексуального характера. «Если у вас есть ребенок и если он пользуется интернетом, высоковероятно, что его склоняют к совершению действий сексуального характера. Это пугающая информация к размышлению для родителей», – утверждает сенатор-республиканец Джуд Грегг, председатель одного из подкомитетов Конгресса. Но обратите внимание на то, что обходят молчанием:
Источник этой статистики – исследование, проведенное в Университете Нью-Гэмпшира. На самом деле его результаты гораздо менее пугающие, чем выдернутая из контекста устрашающая цифра{50}. Во-первых, присутствует устойчивая тенденция к снижению числа случаев. Когда исследование впервые проводилось в 2000 году, полученный результат был – «каждый пятый ребенок». При повторном опросе в 2006 году результат был уже – «каждый седьмой ребенок». Важно то, что исследование, охватывавшее возрастную категорию от 10 до 17 лет, выявило: в 81% случаев «домогались» подростков в возрасте 14 лет и старше. По данным опроса, «не домогались ни одного ребенка в возрасте 10 лет и 3% составили 11-летние дети». Точный возраст тех, кто этим занимался, узнать невозможно. По определению, которым пользовались исследователи, в категорию действий сексуального характера попадала любая сексуально окрашенная коммуникация: достаточно было даже пошлой шутки от взрослого или сверстника. В 14% случаев «домогавшийся» был из числа знакомых пользователя, чаще всего его сверстник. Подростков также спросили, как они чувствовали себя после инцидента: две трети ответили, что их это никак не тронуло.
Исследователи попытались выделить более серьезные инциденты, создав категорию «агрессивные домогательства» – случаи, когда «домогавшийся» приглашал подростка встретиться или пытался связаться с ним по телефону или электронной почте. Только 4% подростков сказали, что с ними такое случалось. При этом не стоит забывать, что инициаторами подобного могли быть подростки, а не только лысеющие извращенцы. Что касается реального совращения, ночного кошмара родителей, то в двух вариантах опроса было выявлено всего два случая, когда несовершеннолетние встречались с тем, кто «домогался» их онлайн, и подверглись сексуальному нападению. Два случая на 3001 интервью. Эти опросы показывают, что проблема безопасности онлайн требует пристального внимания, но она не настолько страшная, как ее пытаются представить политики, говоря, что «каждого пятого ребенка склоняют к действиям сексуального характера».
После того как политики предупредили общество об угрозе, им не остается ничего другого, как предлагать новые способы борьбы с ней. В 2006 году всего за месяц власти штата Луизиана приняли 14 законов, предусматривавших наказания за преступления на сексуальной почве (один из сенаторов штата оправдал столь высокую «производительность» законотворцев тем, что «каждый раз, когда включаешь новости, слышишь, что какого-то ребенка похитили, изнасиловали и убили»). Однако давайте задумаемся: что дальше? После принятия этих законов лицам, впервые совершившим нападение на сексуальной почве, автоматически грозит минимальный срок заключения 25 лет. Заключенные, отсидевшие свой срок, могут быть оставлены под стражей на неопределенное время, если их сочтут опасными для общества. После освобождения бывший заключенный обязан внести свое имя, фотографию, адрес и место работы в специальный реестр, доступный в интернете. Есть ряд серьезных ограничений, на какую работу он может устроиться. Бывшим заключенным запрещено селиться в радиусе 300 метров от школ, парков и многих других мест, так что зачастую они теряют свои дома и испытывают огромные трудности с поиском вариантов, отвечающих этим условиям. После освобождения бывший заключенный обязан до конца жизни носить электронный браслет, позволяющий отслеживать его передвижения. Что дальше? Дилемма. Возможность ужесточать наказания за «домогательства» в интернете небезгранична, а тому, кто стремится к высоким политическим постам, нужно запастись козырем в рукаве. В 2006 году в ходе предвыборной борьбы за пост губернатора штата Джорджия вице-губернатор – один из претендентов – призвал к ужесточению наказаний за «домогательства» в интернете. Его оппонент губернатор оказался в тупике. Он не мог просто поддержать этот призыв, не предложив более суровых мер. Так что на следующий день губернатор объявил, что в случае повторного избрания он законодательно разрешит суду присяжных выносить смертный приговор лицам, совершившим насилие над ребенком.