Кроме того, исследования стабильно фиксируют высокий уровень пессимизма у респондентов. Ситуация с преступностью только ухудшается. Всегда. «Когда бы людям ни задавали вопрос об изменении ситуации, большинство респондентов отвечают, что уровень преступности растет быстрыми темпами», – отмечает Джулиан Робертс.

Авторы опросов всегда с удивлением констатируют этот факт. «Несмотря на то что число преступлений за последние годы стабильно снижается, 63% опрошенных уверены, что уровень преступности в стране в целом растет», – говорится в обзоре современного состояния преступности в Великобритании (British Crime Survey) за 2005–2006 годы. Это разительный контраст с реальностью: в период с 1995 по 2005 год уровень преступности снизился на 44%.

В 1990-е годы в США наблюдалось еще более значительное снижение уровня преступности. Эта тенденция была настолько явной и беспрецедентной, что ее заметили даже средства массовой информации. И все же опрос общественного мнения агентства Gallup в 2007 году показал, что 47% американцев по-прежнему убеждены, что уровень преступности растет.

К счастью, во всех опросах бывает меньшинство, способное анализировать факты. Так, во время беспрецедентного снижения уровня преступности в 1990-е годы, по данным опросов Gallup, доля американцев, убежденных, что уровень преступности падает, увеличился с 4% в 1993 году до 43% в 2001-м. Возможно, этому способствовал анализ ситуации с преступностью в СМИ – такие статьи были. Возможно и то, что люди видели это собственными глазами и слышали от друзей и соседей. Личный опыт оказывает огромное влияние на формирование мнения, к тому же не стоит забывать о внутреннем желании человека разделять точку зрения окружающих.

Сравнить влияние средств массовой информации и личного опыта можно при помощи любопытного факта. Когда исследователи спрашивали, вырос или снизился уровень преступности в стране, они получали один ответ. Когда они задавали вопрос, вырос или снизился уровень преступности там, где вы живете, они получали другой ответ – почти всегда более позитивный. В Великобритании 63% респондентов заявили, что уровень преступности в стране повысился, и только 42% сказали, что он вырос там, где они живут. Ежегодные опросы общественного мнения Gallup в США также неизменно подтверждают, что оценка ситуации с преступностью на местном уровне всегда бывает более позитивной, чем по стране в целом. В 2000 году, когда 47% респондентов заявили, что уровень преступности в США повысился, только 26% сказали, что уровень преступности вырос там, где они живут. Отчасти подобный результат объясняется тем, что когда люди оценивают ситуацию у себя, у них больше источников, на основе которых они могут формировать свои суждения. Они опираются на личный опыт, на мнение семьи и друзей. А судить о том, что происходит в стране в целом, они могут, только исходя из информации в СМИ, а СМИ транслируют, что убийства и хаос расцветают буйным цветом.

Важный вопрос: возможно ли, что пугающее представление об уровне преступности, которое формируется у людей благодаря СМИ, превращается в страх перед преступностью? Социологи бьются над этой загадкой не одно десятилетие. Они доказали, что существует взаимосвязь: чем больше человек читает прессу и смотрит телевизор, тем больше он боится. Для психологов этот вывод был прогнозируемым. Постоянное присутствие информации о насилии заставляет Внутренний голос, руководствуясь Правилом примера, сделать вывод о высокой степени риска. А сильный эмоциональный отклик, который вызывает подобная информация, благодаря Правилу «хорошо – плохо» только подтверждает оценку Внутреннего голоса о серьезности угрозы.

К сожалению, с социальными науками все не так просто. Один только факт, что люди, которые читают прессу и смотрят телевизор, больше боятся, не доказывает, что чтение газет и просмотр телепередач провоцирует страх. А может, это страх, который они испытывают, заставляет их искать больше информации в СМИ. До сих пор еще никому не удалось разгадать, что здесь причина, а что следствие. Большинство экспертов сошлись во мнении, что ситуация может развиваться и в том, и в другом направлении: чем больше вы читаете прессу и смотрите телевизор, тем больше вы боитесь, а чем больше вы боитесь, тем больше вы читаете и смотрите. По словам социолога из Карлтонского университета Аарона Дойля: «Они взаимно друг друга усиливают».

Но тогда это вызывает еще больше опасений, чем модель, при которой средства массовой информации просто запугивают людей до умопомрачения. Если люди, испытывающие страх, начнут искать больше информации в СМИ, они получат новую порцию пугающих историй и эмоций, которые еще больше усилят их страх. А это заставит их читать еще больше. Так формируется восходящая спираль тревоги. Вспомните эксперимент, который проводили психологи Амос Тверски и Эрик Джонсон: они предложили студентам Стэнфордского университета прочитать статью (с разными тематическими вариациями), где речь шла о смерти от лейкемии, при пожаре и об убийстве, а затем попросили их ранжировать список из 12 потенциальных угроз. В этом эксперименте участники выше оценили степень риска того фактора, который был указан в качестве причины смерти в прочитанной ими статье. Амос и Джонсон также заметили, что, прочитав статью, студенты повысили свою оценку вероятности для всех рисков.

Мы живем в обществе, где со всех сторон звучат истории о похищениях, изнасилованиях и убийствах, жестокости, потерях и мучительном горе. Разум может понимать, что это не более чем истории – иногда выдуманные, иног­да маловероятные – и что они ничего не могут сказать о том, каким реальным рискам подвергается человек и его близкие. Но Внутренний голос, когда смотрит телевизор, думает не об этом.

Люди рассказывают друг другу истории о совершенных преступлениях со времен, когда Каин убил Авеля, и на то есть причина. «Мы – социальные млекопитающие, мозг которых специализируется на том, чтобы думать о других, – писал психолог из Гарвардского университета Дэниел Гилберт в статье в Los Angeles Times. – Понимание намерений других людей, того, что они знают и чего хотят, что они делают и планируют, было настолько важным для выживания нашего вида, что для человеческого мозга это стало почти навязчивой идеей. Мы думаем о намерениях других людей, обсуждаем их, ищем и запоминаем». Совсем не случайно один из самых популярных журналов в мире носит название People («Люди»).

Также не случайно и то, что бесконечные истории о знаменитостях в этом журнале перемежаются историями о преступлениях. Знаменитости и убийства встречаются в одной истории не потому, что у звезд особая тяга к тому, чтобы убивать или быть убитыми, а потому, что наш интерес как к жизни знаменитостей, так и к кровавым преступлениям – это проявление человеческого инстинкта наблюдать за людьми и анализировать, почему они делают то, что делают. Преступления неизменно притягивают наше внимание, так как с точки зрения выживания они особенно важны. В небольших общинах по 30 человек, кочующих по просторам африканской саванны, выживание зависело от умения наших предков взаимодействовать между собой. Взаимодействие подразумевает соблюдение определенных правил. Так что от понимания, как и почему люди нарушают эти правила, зависело благополучие общины. Кроме того, было важно донести сообщение, что нарушители правил понесли за это наказание – именно так обычно заканчиваются истории о преступлениях.

Стремление обсуждать преступления заложено в человеке практически на уровне инстинктов. В том же интервью, в котором Джилл Леви, репортер криминальной хроники Los Angeles Times, жаловалась на гипертрофированное внимание прессы к абсолютно нестандартным убийствам, она описывала, как в рамках иммерсивного проекта работала вместе с сотрудниками внутригородского отдела убийств: «В том году было совершено примерно 70 убийств, так что работы у них хватало». В это же время шло следствие по делу об убийстве Лейси Питерсон. По версии следствия, беременную Лейси убил ее муж Скотт Питерсон, красивый, состоятельный, молодой белый житель Калифорнии. Это дело имело широкий общественный резонанс и обсуждалось во всех ток-шоу и местных телевизионных новостях. В прессе появлялись все новые подробности, история даже легла в основу сюжета книги. Это была именно та шумиха вокруг нетипичного преступления, которую терпеть не могла Джилл Леви. Тем не менее она вспоминает: «Утром в отделе мы пили кофе и обсуждали, что нового по делу Лейси Питерсон, а затем приступали к десяткам других убийств. Ощущения были немного сюрреалистичные».

Но, пожалуй, самый занимательный факт, касающийся нашего интереса к преступлениям, – это то, насколько бесполезными с практической точки зрения оказываются подобные истории для тех, кто за ними следит. Когда в Португалии пропала Мэдлин Макканн, бесконечные комментаторы пытались извлечь из случившегося какой-то смысл, но на самом деле эта трагедия не говорила ни о воспитании, ни о безопасности, ни о чем-то другом, что могло иметь отношение к десяткам миллионов людей, наблюдавших за развитием этой истории во всех западных странах. Это была в чистом виде драма. Шокирующий характер преступления придал истории значимость, но затем она превратилась в общий информационный контекст, который поддерживался относительно тривиальной информацией и размышлениями. Люди следили за этой драмой на протяжении нескольких месяцев, потому что все ее действующие лица были им знакомы, как персонажи мыльной оперы, в которую, по сути, и превратилось это преступление.

Криминальные истории, как и все истории, связанные с утратами и потерями, вызывают у людей эмоциональный отклик, и часто он бывает очень глубоким. Так происходит, потому что печаль и горе обычно сопровождаются гневом и негодованием. Если в немецком городе мальчик попадет под трамвай и умрет, это станет трагедией, она будет вызывать сочувствие у всех, кто об этом узнает. Возможно, об этом появится небольшая заметка в местной газете, но на этом всё – семья мальчика будет переживать свою утрату в одиночестве. Но если тот же самый мальчик сядет в трамвай, столкнется с педофилом, будет изнасилован и убит, это уже будет не просто трагедией. Это вызовет всплеск общественного негодования и, скорее всего, появится в новостных лентах, газетах и журналах по всему миру.

Преступление заставляет нас ощущать гнев. Жгучее чувство, что тот, кто причинил вред другому, должен быть наказан, а общественный порядок восстановлен, как вы помните, заложено в человеке на уровне инстинктов самой эволюцией. При этом не имеет значения, будет преступник представлять опасность в будущем или нет. Он должен быть наказан, а равновесие восстановлено. Это не вопрос безопасности. Это вопрос справедливости.

Справедливость и безопасность – разные вещи. Когда мы видим видеозапись, как педофил знакомится с ребенком, чтобы потом совершить ужасное преступление, вполне логично наше требование, что он должен получить наказание соразмерно содеянному. Но при этом мы должны отдавать себе отчет, что этот инцидент не говорит ровным счетом ничего о безопасности среднестатистического ребенка в Германии или любой другой стране. К сожалению, наше подсознание так не работает. Внутренний голос знает только то, что человек переживает смесь горя и гнева и, руководствуясь Правилом «хорошо – плохо», делает вывод, что вероятность подобного нападения высока или что эта угроза настолько чудовищна, что ее вероятность не имеет значения. В любом случае, Внутренний голос жмет на «тревожную кнопку». В этот момент грань между справедливостью и безопасностью стирается, и наше желание справедливости берет верх над представлениями о безопасности.

Подобное явление наглядно продемонстрировали исследователи из Университета штата Огайо Джозеф Арваи и Робин Уилсон. Они провели нестандартный эксперимент: предложили участникам представить, что им поручено руководство одним из национальных парков и что в их распоряжении сумма 100 тысяч долларов, которую можно потратить на решение неожиданно возникших проблем. При этом следует помнить, что фонд непополняемый и на потраченные деньги нельзя будет рассчитывать в будущем. Каждый участник должен был сказать, какую сумму он выделит на решение проблемы, озвученной организаторами эксперимента.

Первой группе сообщили, что проблема – в увеличении численности оленей, которые в поисках пропитания наносят непоправимый вред растительности парка. Кроме того, рост популяции начал создавать опасные ситуации на дорогах, увеличилось количество столкновений, в результате которых травмы получали и животные, и люди. По десятибалльной шкале оценка степени риска для безопасности людей составляла четыре балла, риска для собственности – пять и риска для окружающей среды – четыре. Какую сумму из 100 тысяч долларов необходимо потратить, чтобы решить эту проб­лему? Второй группе сказали, что проблема – в уровне преступности: на территории парка происходят кражи из автомобилей, воровство кошельков и акты вандализма. В этом случае риск для безопасности людей оценивался в три балла, для собственности – в четыре и для окружающей среды – в четыре. Наконец, третьей группе участников предложили выделить средства на решение обеих проблем. Им, как и в первых двух группах, также сообщили, как оценивается степень риска, и было ясно, что проблема с уровнем преступности чуть менее серьезна, чем проблема с оленями.

Исследователи ожидали, что рост популяции оленей – это не та проб­лема, которая вызовет у людей сильные эмоции. Другое дело – уровень преступности. Вандализм и имущественные преступления не сравнятся с убийствами и изнасилованиями, но все равно не могут оставить людей безучастными. Другими словами, в этом эксперименте информация была доступна участникам в двух форматах – в виде цифр и в виде эмоций. Можно было ожидать, что эмоции возьмут верх над логикой, но участники эксперимента – простые жители небольшого городка Юджин в штате Орегон – были поставлены в такие условия, что они не могли себе позволить бездумно положиться на чувства. Они должны были представить себя в роли чиновников, распоряжающихся бюджетом. Если обстоятельства могут побудить человека мыслить исключительно рационально, то это были именно такие обстоятельства.

Все участники отвечали индивидуально, а затем исследователи вывели среднее значение по каждой из групп. Первая группа потратила бы на решение проблемы с численностью популяции оленей 41 828 долларов. Вторая группа выделила бы на решение проблемы с преступностью 43 469 долларов. Это было логично. Обе группы не имели ориентиров для сравнения, поэтому они выбрали сумму так, чтобы она была достаточно крупной, но поставила бы крест на решении других возможных проблем в будущем.