Глава 14. Жизненное пространство

Пока Гитлер находился в заключении, его звезда, против всех ожиданий, не померкла. Вскоре он стал предметом легенд и восхищения. Люди начали рассматривать его как народного трибуна, заключённого за толстыми стенами крепости Ландсберг. Это тогда верхние слои общества Мюнхена начали проявлять к нему интерес. Например, Эльза Брукманн, которая никогда не встречала Гитлера до путча, теперь бомбардировала его письмами, книгами и посылками, полными еды и угощений, как делали и многие другие. К середине мая Рудольф Гесс, который был в заключении вместе с ним, сообщил, что Гитлер больше не выглядит истощённым. По словам Гесса, Гитлер выглядел действительно хорошо благодаря не только сну и упражнениям, которыми он занимался в заключении, но также почти постоянному притоку посылок, полных сладких пирогов, различных солений, сосисок и консервированных продуктов. Как вспоминал о своём визите в Ландсберг в начале 1920-х Курт Лудеке, один из наиболее пылких сторонников Гитлера, в заключении Гитлер процветал: «Он носил кожаные шорты и тирольскую куртку, воротник его рубашки расстёгнут. Щёки его горели здоровым румянцем, а глаза блестели; задира не был сломлен своим тюремным заключением. Наоборот, физически он выглядел лучше и казался счастливее, чем когда-либо я видел его. Ландсберг пошёл ему определённо на пользу!»

Эльза Брукманн также нанесла Гитлеру два визита. Впоследствии она станет вспоминать о первом то, что по пути в Ландсберг её сердце «колотилось при мысли о возможности лицом к лицу поблагодарить человека, который пробудил меня и так много других, и показал нам ещё раз свет в темноте и дорогу, которая приведёт к свету». В крепости Гитлер приветствовал её «в баварском костюме и в жёлтой льняной куртке». Она была поражена человеком в кожаных штанах. Для неё он был «простой, естественный, учтивый, с ясным взором!» В несколько кратких минут, которые она и Гитлер провели вместе, она передала приветствия от студентов, участвовавших в провалившемся путче, а также от Хьюстона Стюарта Чемберлена. Прежде чем уйти, она сказала Гитлеру, что «после освобождения его ожидает глубокая преданность — преданность до последнего вздоха».

В течение восьми минут, что были у Эльзы Брукманн с Гитлером в Ландсберге, было посеяно семя судьбоносных отношений, которые продлятся два десятилетия. Вслед за его досрочным освобождением с испытательным сроком 20 декабря 1924 года она станет регулярно приглашать его в свой салон и откроет двери в высшие круги Мюнхена, что доселе оставались закрытыми для вождя национал-социалистов.

Брукманн была лишь одним из многих посетителей, которые обеспечили то, что Гитлер не будет забыт, пока он находится взаперти в баварской глубинке. Он устраивал почти придворные приёмы в Ландсберге, поскольку судебный процесс и обвинительный приговор превратили его в загадочную политическую знаменитость. В целом 330 посетителей провели общим числом 158 часов и 27 минут с ним между временем его осуждения и его освобождением. Разумеется, некоторые из визитов были посещениями его адвокатов, но большинство не были: много визитов было совершено Хелен и Эдвином Бехштайнами, наиболее рьяными сторонниками Гитлера из Берлина, которые провели с ним почти восемнадцать с половиной часов. Хермин Хоффманн, вдова из пригорода Мюнхена, которую Гитлер назвал своей «матушкой» («Mutterl»), навещала его в целом семь раз; даже его любимая собака пришла навестить его, когда его квартирная хозяйка, Мария Райхерт, привела немецкую овчарку с собой. Другими посетителями были его политические партнёры; а также один из его прежних полковых командиров. Но Эрнст Шмидт заехал только однажды — не слишком большое число визитов для человека, который был настолько близок к Гитлеру во время войны и после неё. Примечательно, что много визитов было нанесено вновь обретёнными почитателями.

Даже сводная сестра Гитлера, Анжела, посетила его однажды, чтобы отпраздновать его именины 17 июня, в день Святого Адольфа. Управляющая еврейского студенческого кафетерия в Вене, Анжела вначале отказалась контактировать со своим братом после его ареста. Как записал в своих частных заметках в конце 1923 года Отто Лейболд, начальник тюрьмы Ландсберг, две сестры Гитлера «не желали получать новости из тюрьмы, потому что им не нравилось антисемитское поведение их брата, „величайшего немецкого антисемитского вождя“». Однако даже теперь Гитлер держался подальше от пангерманских светил, которые некогда были близки к Обществу Туле и к видению Карла Харрера для Национал-социалистической немецкой рабочей партии (NSDAP). Несмотря на довольно частые визиты к своему зятю, Фридриху Веберу, который был в заключении вместе с Гитлером, Юлиус Фридрих и Мелания Леманн не встречались с Гитлером.

Сами по себе, разумеется, его посетители не были бы в состоянии удерживать Гитлера в центре внимания публики. Его растущая известность была результатом двух других факторов: во-первых, поразительной неспособности других популистских вождей правого толка занять место Гитлера. Как результат постоянных распрей и перебранок между их главных фигур, не появился никакой серьёзный претендент для объединения радикальных правых. И во-вторых, в крепости Ландсберг Гитлер написал ещё одну книгу, и на этот раз он не прятался за другим автором.

Время, проведённое Гитлером в Ландсберге, в самом деле было наиболее важным из-за того факта, что он начал работать там над книгой Mein Kampf, которая будет опубликована в двух томах в июле 1925 и в конце 1926 годов соответственно. Изначально он планировал выпустить книгу под наименованием «4 ½ года борьбы против лжи, глупости и трусости: сведение счётов» (4 1/2 Jahre Kampf gegen Luge, Dummheit und Feigheit: Eine Abrechnung) — ссылка и на его пребывание в DAP/NSDAP, и на его службу во время войны — но в конце концов он сократил название до Mein Kampf («Моя борьба»). Гитлер также решил не выражать своё разочарование теми, кто не поддерживал его или кто, по его мнению, предал его в ходе подготовки путча. В действительности единственным предметом, который не был освещён в Mein Kampf, был провалившийся путч, почти определённо потому, что он зависел от доброй воли тех, с кем он хотел посчитаться — другими словами, политической и социальной элиты Баварии — чтобы получить раннее освобождение из крепости Ландсберг. После освобождения Гитлер, скорее всего, не захотел бы рисковать снова попасть за решётку, так как он был всё ещё на испытательном сроке, или быть депортированным из Германии, поскольку у него пока не было подданства Германии. Кабинет министров Баварии на самом деле неопределённо обсуждал уже в апреле 1924 года, не следует ли депортировать Гитлера в Австрию.

Первый том Mein Kampf, объёмом более четырёх сотен страниц, состоит из автобиографического полувымышленного «образовательного романа[14]» (Bildungsroman) жизни Гитлера от его рождения в 1889 году до времени опубликования программы Немецкой Рабочей партии (DAP) в 1920 году. В нём он описывает, как впечатления его детства, отрочества и Первой мировой войны открыли ему, каким образом за кулисами сцены управляется мир. Делая так, он неявным образом изображал себя как пришедшего из низов гения, который обладает исключительными врождёнными качествами для понимания скрытой архитектуры мира. Он не использовал свою автобиографию для описания прошлых впечатлений жизни, как обычно делают автобиографы; вместо этого он использовал её как манифест того, что он намеревается сделать. Том 1 Mein Kampf задумывался как книга откровения. В нём Гитлер объяснял, как он преобразовал свои откровения в предписания того, как следует реформировать Германию и мир в целом. Он изображал себя как своего рода мужскую Золушку или как Сильного Ганса (персонаж одной из сказок Братьев Гримм), как мальчика из Браунау, который должен спасти Германию, найдя ответы на вопросы о том, как могло произойти 9 ноября 1918 года — дата, символизирующая как проигрыш Германии в Первой мировой войне, так и начало революции — и какие политические уроки должны быть извлечены из крушения Германии в ноябре 1918 года.

Даже несмотря на то, что драматизация своего образа является сутью политики, степень, до которой Гитлер в Mein Kampf лгал о своей жизни, совершенно поразительна. Его повествование временами почти что вымышленное по характеру. Однако его постоянная ложь имеет безупречный смысл, поскольку целью его было рассказать версию своей жизни, которая позволит ему извлечь из неё политические уроки, что будут поддерживать его политические убеждения в 1924 году. Так что Гитлер безжалостно переделал своё собственное прошлое, чтобы рассказать политически целесообразные истории. Например, он представлял себя как типичный продукт своего полка в Первой мировой войне для усиления политического послания, что война «сделала» его и произвела национал-социализм. Если бы он вынужден был допустить, что его — добросовестного солдата — люди в окопах воспринимали его как тыловую крысу (Etappenschwein), то история его впечатлений в Первой мировой войне была бы хуже, чем просто политически бесполезной.

Второй том, по контрасту, был более традиционным программным манифестом. В нём Гитлер главным образом представлял те же идеи, которые он развил в первом томе. Однако они были изложены в более детальном виде и приняли форму политических воззваний, более обычный жанр. Там также было больше уделено внимания международным делам, поскольку Гитлер писал второй том Mein Kampf в сентябре и октябре 1926 года, значительно позже своего освобождения из крепости Ландсберг. Он отправился в горы рядом с Берхтесгаденом, чтобы работать над книгой, и сочинил её в хижине рядом с гостиницей, в которой он навещал своего наставника Дитриха Экарта двумя годами ранее.

Экарт умер от сердечного приступа на второй день Рождества (26 декабря) 1923 года. При написании второго тома Mein Kampf Гитлер ощущал себя интеллектуально и эмоционально настолько близким к своему отеческому наставнику, который теперь лежал погребённым в соседней долине, что он посвятил том Экарту. И всё же Экарт не упоминается в Mein Kampf. Поскольку Экарт был мёртв, Гитлер мог также игнорировать настойчивое утверждение своего наставника, что евреи в действительности не были биологической расой, и что человеческое существование зависело от противопоставления арийцев и евреев. Одно не могло существовать без другого, полагал Экарт. Как он написал в Auf gut Deutsch в 1919 году, наступит «конец всех времён», если «еврейский народ исчезнет».

Существовала ещё более важная причина того, что Гитлер не упомянул Экарта в Mein Kampf. Тот факт, что его наставник объяснил Гитлеру мир в годы, последовавшие за Первой мировой войной, стал бы противоречить истории, которую старался рассказать Гитлер: то есть, историю молодого солдата, который благодаря своему внутреннему гению и своим собственным впечатлениям между 1889 и 1918 годом пережил прозрение в конце войны в военном госпитале в Пазевалке, и таким образом решил пойти в политику и спасти Германию.

Не является совпадением то, что в обоих томах Mein Kampf часто используются ссылки на Библию и библейские темы. Поскольку он не мог определять себя как «мессию» столь явно, как он это делал в книге, опубликованной под именем Кёрбера, в Mein Kampf он делал это в более скрытом виде.

Так же, как он делал это всегда с момента своей политизации и радикализации летом 1919 года, при написании Mein Kampf он не стремился просто найти политические решения проблем дня. Его целью скорее было определить, как Германия может быть сделана безопасной навсегда. В действительности, он постоянно использовал выражение «навсегда» в Mein Kampf. Например, во втором томе он обсуждал, как «однажды […] у нас сложится народ, состоящий из граждан, навсегда объединенных друг с другом и спаянных вместе узами общей любви, общей гордости и общего сознания своей непобедимости».

Книга Гитлера не была неудобочитаемой. Однако она была чрезвычайно многоречивой, в сути своей серией записей речей. В действительности Гитлер был оратором, не писателем, даже хотя в предыдущие несколько лет он утверждал, что он писатель каждый раз, когда его просили указать свою профессию. Другими словами, он явно имел стремление быть писателем, но таланты его были в области ораторского искусства. Без театрализованного действия и без поддержки силы своего голоса, многие из его глав воспринимаются как сухие. Даже читатели, поддерживавшие Гитлера, не проглатывали полностью книгу. Например, Йозеф Геббельс начал читать Mein Kampf 10 августа 1925 года. В тот день он записал в своём дневнике: «Я читаю книгу Гитлера Mein Kampf, и я потрясён этой политической исповедью». Тем не менее, будущему министру пропаганды Гитлера потребовалось несколько более двух месяцев, чтобы закончить читать книгу.

Даже хотя в Mein Kampf Гитлер в основном не раскрывает источники, на которых были основаны его идеи в книге, он не пытался претендовать, что все они были истинно оригинальными, и никогда не станет это делать в будущем. Например, в ночь с 21 на 22 июля 1941 года он заявит в своей военной ставке, что «каждое человеческое существо является продуктом своих собственных идей и идей других». Он не намеревался представлять свою книгу как докторскую диссертацию, но как политическую прокламацию или манифест. Едва ли было необычным делом для политиков и революционных вождей не снабжать ссылками свои произведения. Более важно то, что Mein Kampf была нацелена не на всеобщую читательскую аудиторию, а на проповедование для обращённых в свою веру. Он не пытался прежде всего завербовать новых сторонников. Его главной целью было обращение к своим сторонникам в то время, когда, находясь в заключении, он был и не в состоянии, и под запретом публично говорить для них, чтобы избежать оттеснения на обочину и замены кем-то другим. Его читатели были, таким образом, знакомы с основными идеями, из которых Гитлер вырабатывал определения и представления своих собственных политических убеждений. Было бы бессмысленно и избыточно для него в деталях выставлять источники, на которых он основывал свои собственные идеи.

По иной причине, нежели поддержание связи со своими почитателями, написание Mein Kampf могло иметь кардинальную важность для Гитлера: исследования и написание Mein Kampf при нахождении в заключении дали ему время обдумать и переосмыслить свои политические цели. В ночь с 3 на 4 февраля 1942 года он заявит, что только во время написания своей книги он полностью продумал множество вещей, которые он прежде распространял, не сильно размышляя о них. Это посредством постоянного размышления, добавил он, он получил ясность в отношении тех вещей, о которых до той поры лишь догадывался. Вот почему в ретроспективе Гитлер называл время, проведённое им в Ландсберге, как «университетское образование, оплаченное государством».