Застав как-то Липу в маленькой баньке, служившей и прачечной, и углядев, как под мужской майкой, которую носила буфетчица, белели ее плечи, он, воровато оглянувшись, подошел к ней. Буфетчица посмотрела на него вопросительно. Митя, приняв это за одобрение, погладил ее по плечу. Тогда он и убедился, что Липа умеет улыбаться. Улыбнулась она печально и, откинув мокрую прядку волос, произнесла, сильно заикаясь: «Ты жа жа-на-тый, з-зараза!» Мягким распаренным кулаком она ткнула Мите под дых, так что здоровый малый раза три поклонился ей в пояс, будто молился на буфетчицу, закатив глаза.
Кто-то сказал, что он самолично слышал, как по ночам Липа поет шепотом у себя в каюте. И только одну песню: «Оборвалась тропинка у обрыва, оборвалась, как молодость моя…» Да мало ли кто что придумает?
Когда Крым с присущей ему хамоватостью побожился, что он видел, как буфетчица под утро выходила из каюты кока, то он и схлопотал всеобщее молчаливое презренье. С тех пор он не повторяет любимого выражения: «Если любишь жить в уюте, то ночуй в чужой каюте».
К вечеру маленький колхозный сейнер подвалил к борту «Орлана».
— Эй, на «Орлане»! — крикнули с сейнера. — Принимай гостей!
Капитан-директор при полной парадной форме вышел из носового кубрика. Фуражка, несмотря на жару, была нахлобучена на брови, что всегда свидетельствовало о плохом расположении духа.
Боцман выкинул бортовой штормтрапчик, но капитан кисло приказал:
— Подай грузовую стелу! Я тут сверток с собой привез.
Боцман разглядел, что на палубе, прикрытый чьей-то брезентухой, покоился Крым Николаевич Кубанский.
Глава, заменяющая эпилог
…Краткое совещание между капитаном, старшим механиком и коком, представляющим судовой комитет, состоялось незамедлительно. Комсорг Ваня Шамран пытался улизнуть, но капитан поманил его пальцем.
— Где? — спросил дед, вложив в этот животрепещущий вопрос максимум заинтересованности.
— В порт-пункте. Колхозники зашли туда попутно. Мне говорят: «Там на пирсе не твой орел выясняет отношение с милицией?» Еле отвоевал. Ладно, сержант знакомый попался. — Как? — спросил капитан-директор не менее заинтересованно.
— Не как, а на чем, — ответил дед уклончиво, на что капитан резонно возразил:
— Почему, почем, как и зачем — вас спрашивать следует. До порт-пункта больше часа езды, что ему, адмиральский катер подавали?
— Час сорок, — уточнил дед. — А пошто ты его от милиции спасал. Вмазал бы от себя отходную-прощальную, а документы они бы и почтой в контору отправили.
— Оскорбление действием — деяние наказуемое.
Старший механик вздохнул тяжело:
— Это при людях — оскорбление, а ты бы с глазу на глаз… Было бы не оскорбление, а поучение действием.
— Комсорг? — грозно обратился капитан к Шамрану, конкретизируя совещание.