— Кто вы? НКВД? ОГПУ? — уже громче и требовательнее повторил свой вопрос призрак. — Что вам от меня нужно?

— Мы просто хотим узнать, как вы оказались в этом мире, — миролюбиво ответил Нифонтов. — Ну и заодно помочь вам оказаться в обществе людей, общаться с которыми вам будет интересно.

— Интересно, — фыркнул Геннадий Степанович. — Как будто опять для работы в «почтовом ящике» вербуют! Общество умнейших людей нашего государства! Боюсь, молодые люди, что это решительно невозможно. У меня сегодня сложилось стойкое впечатление, что общество находится на стадии деградации и вырождения. Никак иначе назвать происходящее язык не поворачивается.

— Но ведь что-то заставило вас вернуться обратно, — не согласился с ним Нифонтов. — В конце концов, вы явно умерли не вчера. Почему же тогда ваша душа никак не может обрести покой?

— Не знаю, — сварливо ответил призрак. — Я в этих материях абсолютно не разбираюсь. Но одно я знаю точно! Страна, которая так пренебрежительно относится к своим учёным, обречена на вымирание.

— Это вы о чем? — не понял Николай. — О своей смерти?

— Да при чём здесь моя смерть? — отмахнулся Геннадий Степанович. — Я прожил достойную жизнь и доволен каждым её днём. Даже инфаркт у меня случился не от горя, а от радости. Узнал, что моя жена стала лауреатом Ленинской премии.

Призрак улыбнулся каким-то своим воспоминаниям, а потом внезапно помрачнел и рубанул воздух рукой, как будто кавалерист шашкой.

— А вот у вас здесь полнейший бардак, товарищи! — возмущённо продолжил он свой монолог. — Мой внук, видный исследователь, попадает в психиатрическую клинику. Вы считаете подобное положение дел нормальным?

— Но вы-то ему как поможете? — вступила в разговор Мезенцева. — Вы же никому не сказали о его состоянии, а вместо этого начали безобразничать на режимном объекте.

— Пфф, режимный объект, — скривился призрак. — Вот в моё время объекты действительно были режимные, а сейчас... Пыль в глаза, а толку практически никакого. И я практически ничем не мешаю сотрудникам этого учреждения.

— А как же племянник? — удивилась Мезенцева. — Где связь между ним и этой лабораторией?

— Он здесь работал, — чуть ли не взвизгнул призрак. — А сейчас его нет! И я никому не мешаю!

— Геннадий Степанович, — мягким голосом задал вопрос Нифонтов, — но вы же понимаете, что мы не можем махнуть на всё рукой и пустить происходящее здесь на самотёк? В конце концов, уж кому-кому, а вам-то лучше других должно быть понятно, что на режимном объекте в первую очередь должен быть порядок.

— Ну, допустим-с. — В голосе призрака появились не совсем свойственные моменту высокомерные нотки.

— Значит, вы согласитесь со мной, — продолжал свой монолог Нифонтов, внимательно следя за поведением призрака, — что ваше присутствие здесь будет нарушать выстроенный рабочий ритм и, соответственно, сильно снижать эффективность деятельности лаборатории. Сейчас, конечно, времена изменились, вы и сами об этом обмолвились, но, поверьте, за срыв плана по-прежнему карают ой как серьёзно.

— Я не собирался мешать, — вскинулся призрак. — Я всего лишь хотел указать на ошибку в расчётах. Как вы не понимаете! Мельчайший промах — и работа целого коллектива может пойти псу под хвост! Причём не какая-нибудь маленькая, а длительная и кропотливая, на которую уходят недели или даже месяцы.

— Но вы же не просто ошибку указали, — заметив знак Нифонтова, вступила в разговор Евгения, — вы испортили целый квартальный отчёт. Неужели всё изложенное в нём было сделано неправильно?

— Может, и так! — Геннадий Степанович замахал руками, а потом вдруг остановился и как-то бессильно пожал плечами. — Хотя… Признаюсь честно, весь отчёт я прочесть не удосужился. Мне показалось настолько неправильным, что уже в базовых расчётах закладываются подобные погрешности. В наши времена это было попросту невозможно…

— А руководство лаборатории уверяет нас, что все расчёты были проверены компьютерной программой и подверглись 3D-моделированию, — продолжала мягко наседать Мезенцева, но Нифонтов аккуратно наступил ей под столом на ногу, призывая к молчанию. Упоминание компьютеров явно было лишним.