«Потому что ты ей нравишься, мудак!» — почему-то всплыли в памяти слова Жана.

Эрен задумчиво смотрел на Микасу, и их взгляды сквозь блеклое зеркальное отражение словно пытались прочесть души друг друга в поисках ответов на невысказанные вопросы.

А еще Микаса, не шелохнувшись, по-прежнему ждала помощи с платьем.

— Да… Сейчас. — Эрен все-таки подошел к ней сзади и с неясным для себя волнением неумело расстегнул первую из пары десятков пуговиц, крохотных и неудобных. Черт, его пальцы не привыкли к такой аккуратной работе. — Это не… это неправильно. Нам уже не по девять лет, чтобы… — пробормотал он, насупившись точно ребенок, но Микаса прервала его:

— Чтобы помогать друг другу? — спросила она отражение, и Эрен окончательно растерялся.

— Я не это хотел сказать.

Он честно пытался не касаться ее белой кожи и не думать, что впервые раздевает девушку. Что, вообще-то, девушек раздевают, чтобы потом… гхм… делать то, о чем ему сейчас не стоит думать. Это ведь всего лишь Микаса. Они семья. Они выросли вместе…

Выросли.

Со следующими пуговицами дела пошли проворнее.

— Иногда мне кажется, что я перестала тебя понимать, — пробормотала Микаса и неожиданно вздрогнула, когда он невзначай коснулся ее обнаженной спины между лопаток.

И почему-то Эрену показалось, что причина ее дрожи вовсе не в его холодных пальцах… А может, ему хотелось так думать? И сейчас, если быть честным, это не единственное его желание. Потому что ему хочется дотронуться еще раз, чтобы понять, насколько теплой и нежной окажется ее кожа, почувствовать, каково это — провести пальцем вдоль ложбинки позвоночника с еле заметными неровностями от выпирающих позвонков, узнать, что будет, если коснуться дыханием шеи… Что она скажет? Вздрогнет ли снова? Смутится или улыбнется? Каким станет ее взгляд?

Не смей! Это Микаса… Они же… Они ведь не могут…

Или могут?

Почему он вообще размышляет об этом?

Если бы здесь сейчас была другая, его бы снедало такое же любопытство? Эрен вдруг испугался отвечать на последний вопрос. Даже себе. Особенно себе.

— Я сам себя перестал понимать. Даже сейчас не понимаю… Мечусь как зверь в клетке… и не знаю, что мне делать, — растерянно сказал он, разглядывая полуобнаженную спину перед собой и стараясь не замечать, как колотится в груди сердце, разгоняя кровь по телу. — Я запутался, Микаса, — честно признался Эрен.

Пуговицы закончились, но он никак не мог заставить себя отойти или отвернуться. Так и застыл, сжав в пальцах последнюю — если отпустит, задохнется от пустоты внутри.

Даже в мутной поверхности старого зеркала лицо Микасы, когда она мягко улыбнулась Эрену, лучилось добротой. Разве у хладнокровных убийц может быть столько света внутри? Столько внутреннего тепла?

— Делай то, что считаешь нужным, Эрен, — сказала она его отражению.

Делать то, что считает нужным? А что сейчас нужно Эрену Йегеру? Что нужно?