Бах! Жена краскома с жалобным стоном распласталась по полке. Воришка в отчаянии рванулся в окно, головой прямо в недобитые осколки.

Бах! Не успел. Подбитый влет мешок тела валится… в мою сторону! Пытаюсь увернуться, но отчаянно не успеваю.

Бах! Хлесткий удар пули в грудь вбивает меня в стенку. Боли нет, только удивление: «за что?» Спихиваю жалобно скулящего воришку прочь, на пол, дрожащей рукой тянусь проверить рану… на ладони густо перемазанные в крови осколки экрана смартфона.

— Пи…дец неизлечим.

Не боль но отчаяние туманит глаза — черные корабли заглядывают в гости не только к генсекам и императорам. Бесценный источник знаний, единственная ниточка к прошлому, архив фотографий, все, абсолютно все в один миг уничтожено безмозглым дуболомом. Пользы для и прогресса ради… прочь бредовые мысли! Как я не догадался вовремя остановить дебила с наганом? Зачем мы вообще куда-то поехали? И вообще, почему мы не рванули через западную границу прошлой осенью? Пусть на носу предательский снег, пусть раскисшие от грязи тропинки и промозглый дождь… все равно это меньший риск, чем жить под носом у чекистов! Наивно надеялись, вдруг к власти в СССР придут вменяемые лидеры? Вот, можно сказать дождались — нам попросту не с чем к ним идти! Хотя идти-то теперь наверняка придется… не к вождям, но через границу, к архиву, оставленному год назад в сейфе швейцарского банка. Только бы дотянуть до лета…

Из самобичевательного транса меня вытащили рыдания Саши:

— Лешенька! Родненький!

— Гражданка, аккуратнее! У его ж ребра изломаны, не дай Боже, чего пропорет у ся внутре!

— Штаны-то у раны держи крепче, пока не перевязали!

— Господи, помилуй нас, грешных…

Оказывается, к нашему купе успела сбежаться куча народа; в достатке принесли и свечей.

Бодро шепчу:

— Сашуль, ты-то хоть сама в порядке?

— Да, да, — через щеки любимой тянутся дорожки слез. — Скажи, что у тебя болит?

— Душа, — пытаюсь пошутить я.

— Дурак! — робкая улыбка преображает лицо жены. — Напугал меня! Замер, как неживой!

— Задумался о судьбе нового мира, — честно ответил я.

— Ты паря не иначе в рубашке родился, — прокомментировал наше воркование незнакомый усач в шинели, накинутой прямо на белье. — Пуля-то прямиком в сердце шла. Ежели бы не зеркальце твое в блокнотике, быть беде.

— Уж лучше сдохнуть… — начал я, и тут же спохватываюсь. Поздно.

— Хи-и-и, — нервно прыснула рядом какая-то дамочка. — И правда дурачок!