Свобода — детям не игрушка. Особенно в советском социуме, который недалеко ушел от первобытного концлагерного: «сегодня умри ты, а я умру завтра».
Коммунары безмерно сильны в заводских интригах. Чуть не первым делом они подмяли под себя лучший по деньгам участок окончательной сборки,[51] он же, по сути, участок предпродажного ремонта. Да вот беда, манипулировать чужаками оказалось не в пример сложнее, чем старшими товарищами-большевиками. Не прошло и недели, приставленный в помощь ответственный член КПГ сбежал от повернутых на идеологии ксенофобов домой в Берлин. Обиженные потерей места местные специалисты отказались и пальцем пошевелить в пользу страдающей коммунистической мегаломанией молодежи. Опыта нет, вся документация и технологические карты на немецком. Дело встало.
Кинули клич, сперва по классово близким комсомольцам, потом, в отчаянии, — всем желающим. В шутку, чтобы отказали с гарантией, я потребовал от поборников всеобщего равенства и братства две ставки. Те подергались в бешенстве… но, ко всеобщему изумлению, согласились. Принесли свою честь и совесть на алтарь великой мечты — пятилетки за три года. Мне же прилепили кличку «лимонщик», то есть богач-миллионер, и загнали в тупик. Назад не сдашь — комсомольцы народ злопамятный и против врагов дружный, заспинные смешки превратят жизнь в ад. Вперед — без дозы нейролептика к заводу страшно подходить; ненависть и презрение в каждой паре глаз.
Пришлось терпеть — коль попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй. То есть, во что бы то ни стало, докажи превосходство пролетарской сметки над продажной девкой буржуинской науки. Сделай то, что досель не смог никто — потому как инженеры AEG свою кислую капусту с сардельками едят не зря, техпроцессы вылизаны до блеска. Каждое движение вокруг стапеля учтено до секунды, тем более, не так уж оно и сложно. Высоковольтный трансформатор тридцатых никак не rocket science, так, глупая махина трехтонная, с газетную будку размером. Движущихся частей нет, железо толстое, шины медные, широкие, допуска большие. Краска и то, лишь по названию диковинная kugelblau, на деле — обычная шаровая. Всерьез навредить такой бандуре невозможно… казалось бы.
Не учли капиталисты пролетарских талантов.[52] Брак идет от поставщиков сырья, на алюминий и медь нельзя смотреть без ужаса. Брак гонят литейщики, станочники, намотчики, тянульщики, термисты и инструментальщики. Брак трансцендентен, чудовищен и вездесущ. Он в раковинах литья, волнах проката, рваных обмотках, протухшем лаке, сорванных резьбах, гнутых корпусах, расползшихся крепежных размерах. От брака нет спасения, он не помещается в немецкий тайминг примерно как библейский верблюд не пролазит в игольное ушко. Поэтому основная сборка, в отличии от окончательной, ведется «по возможности», что есть, что смогли, на что хватило времени.
В погоне за планом товары для совграждан так и отгружают, «не нравится — не бери, очередь длинная». Однако тяжелая энергетика идет исключительно на стройки пятилетки, возить неработоспособный металлолом из одного конца страны в другой не могут себе позволить даже большевики. И вот участок контроля качества превращается… в ремонтный. Лишние, неучтенные планом рабочие и специалисты, особые техпроцессы, не прошедшие через жмотов из AEG финансовые фонды. Свобода и анархия, штурм, напор, словом, идеальное место для внедрения уникальных технологий следующего века.
Одна «маленькая» проблема: высоковольтные трансформаторы очень мало изменятся за следующие сто лет. Да и вообще, все принципиальное нужное в электротехнике «изобретено до нас». Генераторы электростанций синхронные, сети электроснабжения на переменном токе, на нем же работают простые двигатели. Сложный управляемый электропривод, наоборот, исключительно на постоянном. Скорость вращения дешево и сердито регулируют реостатами в обмотках возбуждения, особого горя не знают. Выпрямляют ток кенотронами[53] или ртутными вентилями, в маломощной радиотехнике — экспериментируют с новомодными купроксами[54]. Промышленная автоматика примитивна до дрожи, сервоприводы с контролем положения — уже высокая, как правило военная наука. На лампах — в теории — можно собрать что-то уникально-лабораторное, но никак не более того. Поэтому серьезные перемены в отрасли надо ждать лишь после освоения полупроводников.
Так гора родила мышь. Образования и кругозора будущего хватило ровно на четыре автомобильных колеса. Без всяких шуток — с моей подачи колеса от древнего Фордика приделали к ручному козловому крану-трехтонке, чтобы без помех катать его по гравию и мерзлой земле. А затем пробили стену цеха, расширив тем самым испытательный полигон далеко за пределы отведенной регламентами AEG территории. Механизация на уровне лучших демидовских мастерских,[55] но неквалифицированный труд в СССР и стоит примерно как в петровской России; вчерашние крестьяне с удовольствием готовы отдать свои руки за жратву и койку в бараке, одну на двоих. Зато выставить на высушку и проверку вместо десятка коробок сразу полсотни — не проблема. У бригады появился маневр по срокам, возможность запускать параллельные работы и временно каннибализировать необходимые детали.
Через месяц количество отгруженных трансформаторов прыгнуло вверх чуть не вдвое. Жить стало лучше и веселее. Ну а почетная грамота от заводского бюро ВЛКСМ так и вовсе примирила нас с бригадиром. Но и только, остальные коммунары по прежнему видели во мне скорее классового врага, нежели коллегу.
За обсуждением заводских сплетен мы как-то совсем незаметно вывалились из раздевалки на свой участок.
— Бл…ть! — выматерился Семеныч. — А чего они все синие с утра?!
— Парторг, мать его, — я с трудом удержался от плевка. — Вон смотри, на вчерашнем нежданчике напильником дергает.
В цехе, мягко говоря, не жарко. Если коллектив мельтешит в синих рабочих комбезах, значит рядом высокое начальство, без вариантов. В обычное время все таскают на себе серые ватные телогрейки.
— Может нам дело какое изобресть? — засуетился Семеныч.
— Поздно, — хмыкнул я.
Длинный и тощий как день без хлеба, Васька-парторг уже радостно скалит зубы в нашу сторону из рябого месива щек.
— Учись, бригадир, вот так надо! — махнул он рукой в сторону работающих «с огоньком» ребят. — А ты, белоподкладочник,[56] — добавил персонально мне, — какого х…я от коллектива отрываешься? Быстро схватил напильник и впер-р-ред!
Делать нечего. Василий Крамер хоть обиженный на голову с детства, но все же из цехового треугольника. Да и не сказать, что он так командует со зла — завод не институт благородных девиц, более сложные лингвистические конструкции рабочие просто не понимают.
Принимая из холеных начальственных ладоней инструмент, я с удивлением уставился на объект работы:
— Еб… зачем?! Зачем на дерьмовом фланеце дырки распиливать? Он же на прихватках пока, в секунду кувалдой сковырнем, девчонки пересверлят как положено! А я бы тем временем разобрался с нарушением симметрии на семнадцатом, или хоть листы магнитопровода по-человечески расклинил на тридцать третьем…