— Узнайте у жены.

Алешкин сорвался с места, но в дверях остановился, испуганно спросил:

— Кого родила-то?

— Две девочки.

— От, стерва… — заорал Алешкин и убежал в дом.

Когда затих топот на лестнице, Семеныч искоса поглядел на председателя и, ковыряя ногой землю, спросил:

— Интересно, потому что дела интересные?

— Нет, — просто ответил председатель. — Дела неинтересные.

И уткнулся в прочитанную передовицу.

— И вы! — ахнул Семеныч. — И вы…

Он пришел домой, помылся, лег на диван и долго не мог уснуть, а когда, наконец, заснул, приснилась ему жена. Она стояла спиной к нему, и даже сзади было заметно, что она беременна.

— Маша, — попросил он робко. — Обернись, Маша…

Она начала оборачиваться и обернулась было совсем… но тут зазвонил телефон. Его выдирало из сна, как ржавый гвоздь из доски. Он цеплялся, а его выдирало.

— Нефтеснаб? — заорали в самое ухо. — Это Нефтеснаб?

— Нет, это квартира, — с сожалением ответил Семеныч.

— А, черт!.. — заругались в трубке, и загудели торопливые гудки.

Он лег обратно, закрыл глаза и усилием воли заставил себя заснуть, чтобы увидеть продолжение сна.

Приснился овраг. Внизу он, наверху жена. Позвал, протянул руки, пополз вверх: ноги вязнут в песке, сапоги пудовые — не выдернуть. Крикнул горлом, оттолкнулся, полетел. Сапоги остались в песке, следили за ним, как два глаза.

— Знаешь, Маша… А я уже научился сам себе ставить горчичники. И на спине тоже.

Под вечер он надел синюю рубашку с меткой от прачечной на воротнике, натянул парадные брюки, повязал галстук, посмотрелся в зеркало, вышел из дома. Пьяненький Алешкин сидел на скамейке и плакал теплыми слезами.