Собеседник Новийского будто просканировал меня взглядом в попытке определить степень полезности, но кроме уверений в приятности знакомства ничего не сказал.

На выходные у нас с Ванькой были огромные планы, припорошенные строительной пылью. Следовало купить и перевезти плитку, которую я выбрала в каталоге Леруа Мерлен пару дней назад, и вручить аванс бригаде, обещавшей заняться отделкой. Но все пошло не так.

«Даже не вздумай сунуться!»

— Честность всегда была твоим лучшим и худшим качеством одновременно, — пожал плечами Шульцев. — Что ж, красивые женщины зачастую глупы и сами роют себе могилу. Рад, что ты так легко и удачно избавился от тяжкого бремени неудачного супружества.

— Зря думали. Я закончила факультет журналистики.

— Сергей! — услышала я незнакомый голос за спиной. Обернулась убедиться, что догадка верна: такой тенор мог принадлежать только Шульцеву. — Рад встрече. Как давно мы не виделись?

— Спасибо, Сергей Афанасьевич, — поблагодарила, здраво рассудив, что Гордееву в тот момент было не до кофе.

Не доверяя оценочному суждению Сергея о себе, я придирчиво оглядела его в поисках признаков зарождающегося негодяйства. Но обнаружила лишь то, что тот немало потрудился над обликом. Одежду выбрал не слишком строгую: вязаный блейзер, текстурированные брюки и коричневые туфли. На шее — шарф, рядом зонт-трость. Среди присутствующих он выделялся, будто подчеркивая, что единственный пришел по собственному разумению и ничуть не был задет проделками насолившего всем Шульцева.

Вопросов не было. Пусть я вела себя как полная идиотка, сказать было нечего. Хуже: у меня на неделю пропало желание раскрывать рот. Ни за что бы не призналась вслух, но зря я выжала из Сергея это признание.

— Отлично! Вот, забирай все, что твое, — пауза. — И вот. Хочешь разденусь и оставлю здесь одежду? Или до такой мелочности не опустимся? Знаешь, с меня хватит. Теперь, когда ты решил пожертвовать мне квартирку, я по гроб жизни буду обязан кланяться в ножки и молчать в тряпочку? Да подавись ты ею! Зае’**о слушать о том, что раз ты мне что-то там когда-то дал, то я дерьмо на ботинках, которое только должно-должно- должно. Найди или заделай себе нового наследника для облагодетельствования и впаривай ему сраный «ГорЭншурас». А про меня забудь!

Он отреагировал так, будто я влезла не на свою территорию, и крутившийся на языке вопрос о том, почему он ушел со своей должности и чем собирается теперь заняться, решила придержать.

— А я-то думал, что спрятался от репортеров, — огрызнулся он.

Спустя время, вспоминая этот миг, я все поражалась: они терпели друг друга двадцать пять лет, и за полчаса решили, что больше не желают. Взаимное разочарование достигло точки невозврата, и от тандема Гордеевых, от которого все ждали блистательного будущего, остались одни обломки не оправдавшихся ожиданий. Может, в тот день Николай Давыдович еще и верил, что сын «приползет» обратно, но этого не произошло. И спустя год от темных волос начальника осталось одно воспоминание. Седина, при нашей первой встрече на зависть едва тронувшая виски, распространилась на всю голову, прибавив обладателю лет десять. Я не верила в такие совпадения.

Сначала предупреждение показалось излишним, но скоро стало еще жарче, а желание совершить ритуальное самопожертвование — сильнее.

— Тот, что рядом с прокурором.

— … даже не сомне…

— все могло принадлежать женщине, и, не сдержавшись, я окинула взглядом его субтильную, но все же мужскую фигуру.

— А ты? — спросила, подавляя панику.

— Начинай, — велела, подстегиваемая неожиданно нахлынувшей обидой. Ванька приподнялся на локте, с удивлением глядя на меня.

Он обернулся на голос, а мне внезапно подумалось, что сигарета ему не шла до нелепости.