– Это действительно так? Нам сообщил один мальчик, который был свидетелем… Хороший мальчик, из порядочной семьи…

Наташа тихонько хмыкнула. Наверняка это был Славка Крючков по прозвищу Крючок, которого все считали ябедой и который всегда почему-то видел то, что видеть, казалось, было невозможно.

– Может быть, это ошибка, – с некоторой неуверенностью повторила мать. – Наташа в этом не участвовала. Она не могла быть с ними.

Директриса повернула ручку двери и вошла в кабинет – просторное помещение со столом тёмно-коричневого цвета, несколькими креслами в кожаной обивке и немного перекошенным стеллажом у стены. На столе Наташа увидела телефон, перекидной календарь и какие-то бумаги. Галкина впервые была в кабинете директора: раньше, несмотря на все проказы, ей приходилось бывать только у завуча. Подойдя к столу, Елизавета Семеновна небрежно бросила на него изуродованный журнал – очередное нежеланное свидетельство безнадёжного падения уровня дисциплины.

– Что ж, может быть, мальчик ошибся или солгал, – сказала она холодным голосом.

Только теперь она повернулась лицом к Наташиной матери и улыбнулась.

– Как вас зовут? – спросила она.

– Татьяна, – вдруг неуверенно сказала мать. – Татьяна Владимировна…

– Так вот, Татьяна Владимировна, замечания в адрес вашей девочки я неоднократно слышала от классного руководителя… Но, главным образом, от других учителей…

И тут она замолчала. Она смотрела на Наташину мать, словно старалась что-то вспомнить.

– Вы считаете, мальчик, который рассказал это, говорил неправду? Может быть, произошла ошибка?.. Или вы всё-таки уверены, что произошла ошибка? – продолжала она.

– Мне кажется, – голос матери становился всё неувереннее, – мне кажется, произошла ошибка.

Она тоже смотрела на директрису, словно оторопев от какого-то открытия, плечи её опустились. Наташа от неожиданности отступила к стене, поглядывая то на мать, то на Елизавету Семёновну. А они смотрели друг на друга пристально, пока директриса, наконец, решительно не прервала молчание:

– Таня? Таня Сорокина?

Она назвала фамилию, которая, как знала Наташа, была у матери когда-то давно.

– Здравствуйте, Елизавета Семёновна. Я не подумала…

Наташа увидела, как лицо матери заливает краска. Обычно это бывало в случаях, когда мать сердилась, когда во время телефонного разговора с каким-нибудь Петей из бригады она кричала, что всё сделали не так и начальство оторвёт ей голову. Что не будет к чёрту никакой премии по вине таких-сяких… Вани или Любы и что все сидят у неё в печёнках…

– Очень жаль, – сказала Елизавета Семёновна ещё более жестким тоном, – что ты только сейчас и только по такому чрезвычайному поводу пришла в школу, где учится твоя дочь.

Она не спеша, серьёзно и сосредоточенно, опустилась в кресло за столом.

– А могла бы поинтересоваться за столько лет, – продолжила уже немного тише. – По крайней мере, ради своей дочери, воспитание которой, надо сказать, оставляет желать лучшего. Или ты со мной не согласна?..