В первый и в последний раз Вершинин простил доктору дерзость прервать его – Леха был раздражителен как никогда, но он изо всех сил держал себя в руках. Доктор начал говорить, немного приподняв взгляд, будто искал нужные сведения на потолке – от каждого его слова Алексею становилось дурно:

– Поступил он ночью, – говорил человек в белом халате и в колпаке другому человеку в белом халате, но без колпака, но зато в синих бахилах, которые от беготни успели слегка порваться, – вместе со своей матерью. Оба в очень тяжелом состоянии. Хорошо, что все нужные врачи были на месте, поэтому необходимую помощь мы оказали: срочно нужны были операции, которые, слава Богу, были сделаны. И сейчас с больными все в порядке. Они находятся под наблюдением, и их жизням ничего не угрожает, – вещал доктор, словно общаясь с прессой.

После этих слов Леша, покрывшийся холодным потом, наконец-то спокойно выдохнул – живы. Но не здоровы – это огорчало.

– Их состояние еще не стабилизировалось. Оно все еще остается тяжелым, поэтому теперь вся надежда только на них. А этот мальчик, Дима, очень стойкий, сильный и терпеливый, таких еще поискать нужно. Он выжил… стерпел такую чудовищную боль, такие муки… в рубашке родился – некоторые у нас вон от вида шприца в обморок падают. Я уверен, что он прорвется, выкарабкается, все перетерпит. В случае осложнений мы поможем: дежурство у их палат круглосуточное, – заверил доктор и невольно добавил. – Конечно, над ними жестоко поиздевались.

Тут Вершинин понадеялся услышать саму причину, почему же они попали в больницу, но доктор, поняв, что Леха настроен увидеть во что бы то ни стало тяжелого больного, резко сменил тему и отрезал:

– К ним сейчас нельзя, – отрезал медработник.

Вершинин был готов и к этому, недовольно прикрыл глаза и напрямую спросил:

– Сколько?!

Доктор поспешил ответить, сделав умный вид:

– Три-четыре дня как минимум. Может, даже неделю – это по состоянию.

– Нет, – поправил его Леша. – Сколько денег?! – нахально намекая на взятку, интересовался Вершинин. Он даже полез в карман за деньгами, но врач оказался честным и принципиальным – Алексей поразился его категорическим отказом сказать цену за пропуск в палату.

Мужчина, поняв, с кем он имеет дело, строго и серьезно произнес (побольше бы таких врачей):

– Парень, пойми, сейчас речь идет не о деньгах, а о жизнях людей, в сохранении которых заинтересован и я, и ты, если мы не хотим их потерять. Поэтому деньги свои убери, оставь себе и подумай о чем-нибудь другом – более важном.

Проникновенная и достойная уважения речь доктора почти никак, к сожалению, не задела Вершинина – он продолжил стоять на своем даже после повторного запрета доктора на посещения.

– Меня, конечно, очень радует ваша неподкупность и забота, но знаете, что я вам скажу, – тихо говорил Вершинин, который и здесь не хотел останавливаться ни перед чем, – срал я на ваши запреты! Мне срочно нужно его увидеть… Я виноват перед ним! – произнес Леша и пошел по направлению палаты Тихомирова, на которую то и дело оглядывался доктор, намеревавшийся немедленно остановить посетителя.

– Парень, возьми себя в руки – он болен, а я его врач! – призывал к благоразумию доктор, но Леше было не до этого.

– Да ему лучше станет, если он увидит меня, и мне тоже станет лучше и легче, если я увижу его! – еле как разобрался Вершинин в сложных словесных хитросплетениях. – Хоть бы все было нормально, – с волнением произнес он, остановившись у двери и опустив голову.

Его сердце бешено колотилось, в голове пульсировало, руки дрожали; в первый раз Вершинин по-настоящему боялся увидеть Диму. Леша любил подставлять и предавать других, но в этой же области наступают совершенно другие ощущения, когда подобное происходит с дорогим тебе человеком, лучшим другом, который сам никогда бы такого себе не позволил.

Доктор предпринял последнюю попытку остановить Лешу, которая на удивление сработала:

– Постой-ка! Ты случайно не Леша?!