– Нет-нет, – довольным тоном прошептал Вершинин. – Я тебе докажу… Хм, девственница! – заявил он, и Кудрявцева приготовилась к самому худшему…

Вершинина с головой захлестнуло животное возбуждение: границы дозволенного исчезали, разум отключался, в игру вступал один лишь звериный инстинкт, не помышлявший ни о чем, кроме физического удовлетворения.

Он полез к ней под юбку, принявшись раздевать и грубо лапать свою жертву, которую так хотел – он без всякого сожаления, стеснения и чувства вины желал воспользоваться девушкой. Соблазнить и лишить девственности первую красавицу и умницу школы Кудрявцеву – вот такая мечта была у Вершинина, и сейчас она стремительно исполнялась. Ему было приятно вдвойне, ведь этого он ждал очень долго. В этот момент он позаботился только о себе, стараясь получить максимум удовольствия от секса, хотя на саму Юлю (ее чувства, ее ощущения, ее психику и последующую жизнь) ему было абсолютно наплевать.

Это произошло… Чудовищный план Вершинина воплотился в жизнь.

Юля лежала на постели среди скрученных белых одеял и вздыбленной простыни. Девушка, уткнувшись лицом в подушку, рыдала и всхлипывала. На ее ресницах потекла тушь, макияж смазался, глаза были красными, а лицо – мокрое от слез. Она еле как пережила самый ужасный момент в ее жизни, когда в нее проник не любимый молодой человек, а бессовестный и ненасытный ловелас, которому теперь было абсолютно до лампочки, что она чувствует.

Воплотив в жизнь свою мечту, Леха внезапно потерял интерес к девушке – он смотрел на Кудрявцеву не как на красавицу, царицу, богиню, любовь всей его жизни, а как на грязную продажную девку с улицы, которая только и достойна того, чтобы ее именно так истязали и бросили.

Он вытворял с ней самые изощренные, жестокие и страшные вещи, которые только могли родиться только в его голове – лишь бы как можно ниже опустить, опозорить, заставить рыдать и кричать свою жертву, молить остановиться. Сам Вершинин после издевательства над невинной Кудрявцевой проголодался и довольный собой пустил в зал свет, раскрыв все шторы и удалившись на кухню, растягивая резинку на своих трусах-боксерах.

Заметив, что ее истязатель ушел, Юля, стоная и рыдая, словно в бреду, поднялась с постели, завернувшись в простыню, испачканную ее кровью, и босиком решила проскользнуть по прихожей и выбежать из этой чертовой квартиры. Неважно, в каком виде. Главное – уйти, убежать, куда глаза глядят, лишь бы не оставаться здесь. Но не успела она и до арки дойти, как дорогу перегородил ее сегодняшний кошмар, Алексей Вершинин, самый крутой и красивый парень в школе – мало кто догадывался о его гадкой, мерзкой и бездушной натуре. Столкнувшись с ним, она вытаращила глаза, приподняв руками мятую простыню и отстранившись от него вглубь комнаты, словно от маньяка-убийцы.

Кудрявцева до смерти напугалась возвращения Вершинина, а он, увидев ее в таком состоянии, невольно улыбнулся, жуя бутерброд с колбасой. Набив им половину рта, Вершинин вскрикнул:

– Опаньки! – раскинул руки он. – Куда это мы собрались, дорогуша?! Подожди-и-и! – он приблизился к ней, нагло прижал к себе и страстно поцеловал, после чего откинул от себя. Юля от бессилия свалилась на пол, вновь расплакавшись от боли и безысходности, и, закрывая свой стан простыней, отползла к стене.

Алексей вальяжно прошел в зал и потянулся, словно после пробуждения утром, глядя на открывающийся из окон пейзаж. Потом он взглянул на плачущую Юлю: «Ты заслужила все это! Если бы между нами все произошло намного раньше, то отделалась бы ты легко, а сейчас… уж извиняй!» – что-то подобное вертелось в голове у Вершинина, когда он думал о случившемся.

Он, поиграв мышцами перед Юлей, уселся на кожаный диванчик и заговорил:

– Ну! Как ты?! – спросил он Юлю, подмигнув ей. – Хорошо тебе?! То-то же. Больше кричала и сопротивлялась, хотя пару раз твои стоны и крики меня воодушевили покувыркаться с тобой подольше, – хихикал он, вспоминая, как изгалялся над Кудрявцевой в постели. – Только, блять, царапаться и кусаться было не к месту – это сбивает, – любовался он на царапины на руках и груди. – Но поверь, несмотря на это, я старался изо всех сил, – лицемерил Вершинин. – Как ты еще после такого смогла встать?! Не понимаю, – удивился он. – Что ты прикрываешься-то? Чего я там не видел?

Юля сидела на полу. Ее не покидала дрожь и омерзение, однако она тихо отвечала ему:

– Насильник…

– Чего говоришь?!

– Маньяк…

– Ага! Да-да-да, – неестественно поддакивал Вершинин изнасилованной Юле.

Вскоре Кудрявцева вернула контроль над собой: она была умна, поэтому в лице Вершинина окончательно сделалась дрянью, когда начала валять из себя пострадавшую, наигранно плакать, начиная серьезно надоедать Лехе.

– Ты еще ответишь! – говорила она. – Сдохнешь в канаве, гандон! Насильник! Мало тебе не покажется! Ты пожалеешь, что родился на этот свет. Тебе отомстят за меня! Ты, сука, сломал мне жизнь!