– Ага, да-да, продолжай нести чушь, продолжай – мне интересно, что ты еще придумаешь… какой еще бред взбредет в твою умную головушку, Юлька. Давай, суй пальцы в розетку – напросишься на жестокость! – безразлично отвечал ей Алексей. – Я смотрю, тебе было мало! Хуй я на это все положил, понимаешь! Я насиловал кучу девушек, лишал их девственности – они благодарили. А кто угрожал, прям как ты – тех я выставлял посмешищем, заставлял пресмыкаться. А они все равно приползали ко мне. Вот тогда я отрывался по полной. Им было не всегда приятно, но они выполняли мои приказы, прихоти и желания! Я спал с одной девушкой, а потом со всеми ее подругами, и никто из них потом не посмел тявкнуть или что-то мне предъявить, ведь они боятся и не смеют, потому что видят и прекрасно сознают, кто здесь главный, в чьих руках все. Кто король, а кто пешка! Я король… и распоряжаюсь своими пешками, как пожелаю!
Здесь Юля и вовсе страх потеряла (самолюбие Леши поражало и злило ее), утратив осторожность и расчетливость. Желая припугнуть и отомстить Леше, заставить его нервничать, она начала шантажировать Вершинина, сначала предлагая отстегнуть ей кучу денег в иностранной валюте за молчание, угрожая ему тюрьмой, но Алексей мигом заткнул ее – она явно пыталась наклонить не того человека. Их словесная перепалка продолжалась. В итоге дошло до того, что Юля грозилась рассказать о случившемся Вите Ретинскому, а тот уж точно разорвет Вершинина на кусочки и даже церемониться не будет – в этом плане Лешке ничего не поможет.
– Вот что будет, когда Витя узнает об этом?! – этими словами Юля удивила своего насильника, который вновь вышел из себя, окончательно возненавидев ее.
– Нет! Даже не смей говорить! Заткнись уже! Не на того ты напала! Не смей даже рот свой обконченный по этому поводу раскрывать, шлюха! Иначе тебе мало не покажется. Да у тебя и смелости не хватит так сделать, – Леха был способен на все, понимая, что его жертва не добита до конца. – Не доросла еще вмешиваться! Хотя… почему нет? После того, что я вытворил с тобой, ты уже не маленькая девочка! Скажи мне спасибо – ты ведь рада этому? Я сделал то, до чего у твоего Витька и руки недохо… – Кудрявцева влепила ему ладошкой по щеке. Это его возмутило. – Вот, значит, твоя благодарность?! Ты должна быть по гроб жизни благодарна мне за то, что это случилось здесь, в богатстве и роскоши, и со мной, а не в каком-нибудь борделе с каким-нибудь пьяным гавриком! И не смей меня шантажировать, угрожать и перечить мне! – замахнулся на нее Вершинин.
Юля смогла ответить ему:
– А то что будет?! – не хотела уступать в словесной перепалке Кудрявцева. – Изнасилуешь меня снова, еблан?! Что б у тебя больше не встал, урод!
Леха не выдержал и схватил ее за шею, оскалив зубы. Парень был готов засвистеть от ярости, как кипящий чайник:
– Нет, могу, конечно, изнасиловать еще раз да пожестче, но мне уже противно! – он помолчал и произнес. – Я могу и убить.
После этой зловещей фразы рассудок Лехи помутнел – Вершинин, словно в исступлении, принялся сжимать пальцы на тонкой шее девушки. Не ослабляя хватки, он стал изо всех сил наносить удары по ее смуглому личику.
Схватив гостью за волосы, Вершинин всмотрелся в окровавленное месиво на ее лице, швырнул на пол и принялся бить лежащую Юлю Кудрявцеву ногами и руками, не щадя ни одного уголка ее хрупкого девичьего тела. Она ему настолько наскучила, что он готов был выкинуть ее из окна. Наглых и вызывающих слов в свой адрес он не мог стерпеть и должен был проучить ее. В конце концов Вершинин решил лишить ее еще и природной красоты, чтобы она более не досталась никому, не могла очаровать хоть кого-нибудь, того же Витю Ретинского.
Вершинин бил ее кулаками по лицу и голове, ногами припечатывал к полу, причиняя нестерпимую боль и страдания девушке. Доходило и до ударов с разбегу и в прыжках. Вершинин в этот момент был похож на сущего дьявола с затуманенными от ярости глазами, которые были чернее всего черного. Мажор просто вышел из себя, а Юля пыталась что-то выкрикнуть, но Леша не слышал ее – она рыдала, стонала и взвизгивала, недолго стараясь прикрываться спиной и руками от ударов, ломающих и калечащих ее, а Лешу это сопротивление только настраивало на применение еще большей силы. Алексей отныне не видел в Юле человека, поэтому его забавляли издевательства над ней – удары и таскания за волосы удовлетворяли все его потребности, желания и давние мечты проявить себя именно в этой ипостаси. Это был гепард, который мучил свою добычу.
После почти пятиминутного града непрерывных бойцовских ударов Леха сбавил агрессию и трезво взглянул на то, что натворил: Юля лежала у стены, она была абсолютно нагая, вся в крови. Лежала одноклассница Вершинина, скрючившись в комочек – от любого движения, любого вздоха ей было больно, но она терпела из последних сил и старалась не шевелиться, притворившись, что потеряла сознание, в надежде, что Вершинин закончит измываться над ней. И откуда в нем было столько злости к этой невинной девушке? Наверное, Алексей был обижен на весь мир, а зачем обижаться, если этот мир, сам, как может, терпит такого изверга.
Вершинин стоял посреди комнаты и злобно смотрел в сторону одноклассницы. Он тяжело дышал, пот градом лился с его головы, тело было напряжено до предела. Алексея никак не задевала возможность того, что человек прямо перед ним может быть мертв. Он лишь разжал кулаки – его пальцы и ладони были в крови… чужой крови. Он боялся себе в этом признаться, но ему нравилось наносить удары по Юле, каждый из них придавал ему уверенности, показывал, какой он сильный и как он может вершить судьбы в этом мире, королем которого, по его же мнению, он является. Еще немного и Вершинин убил бы девушку, которую знал с детского сада и которую лелеял меньше часа назад, а теперь она лежала перед ним, и он ничего к ней не чувствовал, желая лишь избавиться от нее.
Для начала Алеша прошелся по комнате и собрал разбросанную в разные стороны одежду. Дамские шмотки он кинул в сторону Юли. Парень даже успел пообедать (за окном уже давно перевалило за два часа дня) и ополоснуться под душем, немного пустив ледяной водицы, чтобы очнуться от тумана в башке, навеянного дорогущим шампанским. Перед выходом он переоделся в коричневую толстовку с капюшоном и белыми надписями.
Поправив капюшон и воротник перед зеркалом в прихожей, Вершинин вновь оказался в зале – ему стало неприятно от беспорядка и от лежащей без движения Юлии Кудрявцевой. Присмотревшись к ней, он установил, что она жива. Вершинин сел перед ней на корточки, осмотрел ее, провел своей рукой по ее покалеченному телу, улыбнулся, припомнив все, что их связывало. Алексей укутал ее в простыню вместе с одеждой и нежно взял на руки.
Убедившись, что в коридорах подъезда никого нет, Вершинин спустился вниз с Юлей на руках и вышел на улицу, оглядевшись по сторонам. Вершинин погрузил Кудрявцеву, словно мертвую, в багажник своего автомобиля, спокойно и неторопливо сел за руль и поехал на окраину города, в сторону лесопарка. Ни о чем не думая, Вершинин гнал машину по шоссе, и недалеко от выезда из города свернул на грунтовую дорогу, которая завела его вглубь леса. Дорога вела на одну из турбаз, где частенько любил отдыхать в шумной компании Вершинин. Он остановился на одном из поворотов, в низинке, вышел, осмотрелся, вдохнув прохладный лесной воздух. Открыв багажник, Вершинин подхватил Кудрявцеву, прошел в лес и буквально в 50 метрах от машины положил ее на небольшую полянку среди кустов и валежника, оттряхнув руки. Рядом он кинул ее одежду и книжки, которые она принесла с собой. Отойдя чуть в сторону, будто на похоронах, утомленный от возни с Юлей Вершинин с сожалением посмотрел в ее сторону на прощание, понимая, что она сейчас наверняка ненавидит его больше всего на этом свете, и, вероятно, кара за этот поступок еще настигнет его.
«Пусть только попробует!» – подумал Вершинин и плюнул в сторону Кудрявцевой, достал из кармана жвачку, закинул ее к себе в рот и внезапно произнес:
– Симулянтка! Ничуть тебя не жаль. Попила ты моей крови, испытала мое терпение. Этого ты и заслужила, тварь, но, блять, какая же ты красивая… даже сейчас, – покачал головой он. – Поверь, это временно… Прощай, и не смей больше думать обо мне и попадаться мне на глаза! Просто забудь! Вите привет.
Алексей зашагал к машине, а когда сел за руль, то открыл окно и громко крикнул в ее сторону:
– Отлично сосешь, шалава! Даже завидую твоему хахалю – будь ты не его, я бы… – он резко прервался, вспомнив, что все уже сделано, и пусть будет, что будет.