– Леша, ты не представляешь, как я зла на тебя.

– Почему же? – ласково и блаженно произнес Алексей, стремительно переходя в наступление. – Ты просто не понимаешь, в чьи руки попала. Не понимаешь, какое счастье тебе досталось… какой шанс тебе дает судьба.

«Сектор «Приз» на барабане!» – мысленно восторгался ситуацией Вершинин.

В этот момент им руководил сугубо животный инстинкт. Он заботился об удовлетворении только своего тела, никак не души – последняя маялась и медленно погибала.

Пододвинувшись ближе к Юле, Вершинин протянул к ней руки и принялся поглаживать ее то по длинным волосам, то по рукам и коленям, любуясь изящными чертами смуглого лица и тела Кудрявцевой. А она не могла пошевельнуться, стараясь не смотреть на него, ибо чувствовала от этого человека холод чуть ли не до мурашек. Тут ей и открылось его настоящее лицо – все остальные видели в нем лишь богатство, красоту и могущество, а Юля сумела проникнуть сквозь внешнюю оболочку и заглянуть вглубь его темной души, увидеть его скверную натуру, неспособную на что-то доброе и светлое, достойную только смерти где-нибудь в канаве за все сотворенное в этом мире. Но он жив и здравствует!

С каждой секундой Кудрявцевой было все страшнее и неприятнее не только чувствовать присутствие и прикосновения этого человека, но и видеть его. Тут Алексей решился на нечто неординарное, стараясь хоть как-то добиться взаимности от Юли, хотя ему было абсолютно до фонаря, каким образом иметь ее у себя дома. Хотя это особый случай – не просто для галочки в списке, а что-то вроде выпускного экзамена, самого сложного и долгожданного.

«Давно пора было это сделать! Эх, была не была! Кудрявцева, будь же моей!» – подумал он, выдохнул и со всех сил кинулся на девушку. Пути назад нет. Он просто обязан сделать этот момент самым лучшим в его жизни.

Леша завалил Юлю на кровать. И вместо того чтобы сразу приступить к делу, Вершинин поцеловал ее так нежно и страстно, как не целовал никого и никогда. Сам он весьма удивился этому и в момент промедления второй раз за день получил пощечину. Юля Кудрявцева мгновенно выскользнула из-под него, отбежала подальше от кровати и отвернулась, прикрыв лицо ладонями, но почему-то не ушла прочь.

«Что же произошло? – пораженно думал Леша после этого удивительного поцелуя, никак не входившего в его планы. – Почему она стоит там? Почему я позволил ей вырваться? Как же так?! Что не так со мной? Что не нравится? Что?!»

Он мигом поднялся с кровати и попытался приблизиться к Кудрявцевой, которая со слезами на глазах обняла себя руками и не давалась ему в объятия.

– Юля, Юлечка, Юленька! Иди же ко мне, – твердил он, протягивая к ней руки, – ты зря отказываешься. В чем дело? Не будет больно, не будет мерзко – будет хорошо, будет приятно. Я никогда не сделаю тебе больно – ты для меня все, – изворачивался Вершинин.

Юлия опомнилась и проявила свой жесткий характер, рявкнув на Вершинина так, что тот огорченно и изумленно отстранился от нее:

– У тебя не было шансов тогда и нисколечко не будет сейчас… Даже после всего этого. Негодяй, если ты думаешь купить меня этим ужином, вниманием и усидчивостью, то напрасно стараешься, – чуть ли не кричала она. – Я не такая, как все твои шлюхи, которые верили тебе, обожали тебя, думая, что ты относишься к ним так же. А ты просто ими пользовался, забавлялся! Тебе сосали за деньги… и тебе это нравилось! Ты упивался своей исключительностью… Так жить нельзя, Леша! Иди на рекорд, но меня не впутывай и оставь в покое. Я не такая… и никогда под тебя не лягу, что бы ты сейчас не делал! У тебя еще хватило наглости попросить у меня помощи, а я купилась… дура! А мне другое нужно…

– Что тебе нужно, Юля, чтобы ты была со мной? Скажи, и ты это получишь!

– Боюсь, – молвила она, – ты неспособен дать мне желаемого.

– Чего ты хочешь?!

– Любви я хочу! – ответила она. – Мне любовь нужна, Леша! – он оцепенел от такого ответа. – Настоящая, вечная, чистая, а не продажная. Та любовь, которая в сердце, а не в других органах… Тебе не понять всей прелести любви… Я Витю люблю и всегда буду любить. И он тоже меня любит.

Леша никогда ранее такого не испытывал – Юлины слова разрушали его мир. Паренька будто беспощадно резали ножом, а он печально стоял и отдавался воле судьбы. Вершинину стало больно там, где раньше у него никогда не болело. Он сознательно причинял эту боль другим, а теперь почувствовал ее сам. Он усомнился в себе, размяк – так жалобно он еще никогда не говорил (неясно, что за уныние напало на него):

– Нет, ты ошибаешься! Я не бессердечный… и не грубый – я умею чувствовать, умею любить! Юля, не плюй мне душу, не разбивай мне сердце. Вот же оно – бьется так сильно, – Вершинин упал на колени и подполз к Кудрявцевой, схватил ее ладонь своими холодными, словно лед, руками и приставил к своей груди. – Чувствуешь? Бьется!

Юля молчала.