– Это не он тебя любит, а я люблю тебя! Неужели ты слепа и не видишь этого?! Я хочу быть с тобой. Останься со мной.
– Нет, Леша, оставь это, – тихо говорила Юля, пытаясь отодрать свою ладонь от груди Вершинина. Ее ручку он готов был целовать вечно – Алексей не был готов к тому, что их объяснение может кончиться отказом Юли. Она продолжила твердить непонимающему Леше, который буквально ослеп и спятил от ее присутствия. – Твоя исповедь и признания меня поражают, но… никогда и ни за что я не стану тебе верить. Не изменишься ты… и не захочешь измениться. И в итоге останешься один. Как же ты не поймешь?! Отпусти!
– Зачем ты так говоришь, зачем ранишь меня? – чуть ли не плакал Вершинин, валяясь в ногах у отличницы.
– Я больше верю поступкам, а не словам. Пойми, я никогда не буду с тобой. Ты сам себя ранишь, сам над собой издеваешься, думая, что делаешь себе приятно. Ты сам убил себя… уже очень-очень давно… Прости… Я вижу все по твоим глазам, – Юля наклонилась к Лехе, излагая ему колющую глаза правду, после которой она надеялась на его прозрение. – К чему весь этот спектакль? Ты никогда не станешь искренним. Тебе только секс и нужен – о любви и речи нет! – Вершинин сидел на полу перед ней. Юлия молвила. – Как же ты можешь любить меня, как же ты можешь говорить и думать так, если сейчас обманул меня… заманил сюда наглым враньем? Ты уже не ведаешь, что творишь. Зря старался, зря потратился. Я ухожу, – бросила она, отстранившись от Алекса.
– Нет, стой! – будто проснулся Вершинин, поднимаясь с пола. – Не уходи, я прошу тебя. Дай еще полюбоваться тобой, если, как ты говоришь, внутри я уже мертв, то… я убью себя по-настоящему, если ты уйдешь. Ты готова вершить суд надо мной? Он останется на твоей совести.
Юлия Кудрявцева и здесь не поверила ни единому слову Лехи, который даже демонстративно разорвал на себе рубашку и долго метался по залу, разыскивая, что вонзить себе в грудь.
Леше вдруг подумалось (он начал отходить от этого чувственного помутнения, возвратившись с небес на землю): «А зачем я должен убивать себя?! – твердил внутренний голос Вершинина. – Это ее нужно убить… Как она смеет идти тебе наперекор?! Плохая девчонка!» С этого момента в комнате был не расклеившийся и жалкий, а самый настоящий Алексей Вершинин, словно и не было этого приступа слабости. Чувственность и волнение в разговоре он переменил на повседневную злость, гнев и обиду, желая мстить за такое обращение с собой.
Развратный не по годам Вершинин злобно произнес, намереваясь доделать начатое:
– Отдашься мне сейчас. Я вознесу тебя до небес, обещаю… Советую одуматься и подчиниться, пока не поздно… пока я добрый, – угрожал он. – Я ведь могу и передумать, – помолчав, Вершинин решил на эмоциях оскорбить и ее парня, своего друга Витька Ретинского. – Я не понимаю одного – зачем же тебе нужен этот олень?! Он недостоин такого сокровища, как ты! Ты наивно считаешь, что он все три этих года был верен только тебе?! Ха-ха-ха, как бы не так! Ты, наверно, думала, что наши с ним гулянки – это проявления сдержанности и невинности?! Да никогда! Какой тогда отдых? Как твой Витек за все эти годы доказал тебе свою любовь? Ну же?! Он даже ни разу к тебе не притронулся – ты для него не девушка, а домработница – он тебя даже не ценит. О какой, на хуй, любви может идти речь?! За все это время мы с ним перетрахали столько девушек, что свихнуться можно. Говорить после этого, что тебя любят, обожают и боготворят, любой дурак может. Да-да-да! Это твой хваленный Витек – это чмо еще резвее и изворотливее меня!
Вершинин будто опьянел, сорвался, развязно выговаривая все это Юле в лицо, но она не верила ему. Леша же схватил бутылку шампанского и стал поглощать ее содержимое.
Напомню, что Юля Кудрявцева решила переделать Ретинского под себя, чего не одобрял Вершинин, заметивший серьезные изменения в своем друге после начала их с Юлей отношений. Леша терял Ретинского в прямом смысле этого слова – он хотел, чтобы все между ними было как раньше. Он считал, что у Юли и Витька все несерьезно, поэтому Вершинину хотелось вернуть друга в разгульную ночную жизнь и заодно завладеть своей давней мечтой – Юлией Кудрявцевой. Одним из главных изменений Ретинского стала его чрезмерная ревность: он принялся ревновать к Юле всех вокруг, даже учителей мужского пола, к которым та ходила на дополнительные занятия. Это было непонятно Вершинину – обычно гулял Ретинский с одной телкой и трахал ее, спустя некоторое время ее трахал мажор, и наоборот.
Юля со слезами на глазах готова была выговориться, но сдерживала себя. А ведь нужно было не лясы точить, а бежать оттуда! Дальнейший разговор был похож на травлю взбесившейся собаки:
– Я прошу тебя, Вершинин, уймись немедленно! Ты мне лжешь и не краснеешь – Витя нежный, понимающий, мягкий и никогда бы не стал так поступать со мной! Он не ты!
Услышав это, Леша истошно заржал, словно конь.
– Ты чудовище! – крикнула Юля. – Я никогда не стану твоей – ты умственный пигмей, тупой самец! Ты мне омерзителен и… и жизнь твоя гадкая, как машинное масло!
Здесь Вершинин не выдержал – слишком много он получил пощечин и выслушал оскорблений за сегодняшний день. Допив шампанское, он чмокнул губами, посмотрел на бутылку и с размаху разбил ее об стенку… в паре сантиметров от головы Кудрявцевой.
– Это мы еще посмотрим! – он изменился в лице.
Вершинин подлетел к Кудрявцевой и схватил ее за волосы, рявкнув на ухо:
– Никто мне не указ! Даже ты! Я живу, как хочу – это мое дело. Не смей судить меня! – в Лехе кипело бешенство. – Я всегда добиваюсь того, чего я хочу. Отказывать мне никто не смеет. Плевал я на твои чувства и на твою любовь – я и без нее прожить смогу!
Кудрявцева попыталась вырваться. Вершинин обхватил ее руками еще сильнее, совершенно забыв о том, что она тоже человек и может испытывать боль. Теперь Юля для него была просто куклой, жертвой, безмолвной, бесчувственной, совершенно ему безразличной. Вершинину оставалось только выполнить то, что он задумал: осквернить чистую и нетронутую Юлю.