– Именно так.

– И после защиты она так и осталась на факультете?

– Да. Она ушла со своей кафедры в тот год, когда умер Вениамин. У нее начались серьезные проблемы со здоровьем. Через год она замолчала… если можно так выразиться… Одним словом… ушла в себя…

Николай посмотрел в окно. Солнце уже было где-то за Петропавловкой. Ангел потух, стал темно-молочным. Город начинал затихать. Даже машины, которые проезжали внизу, казалось, плыли по воздуху, почти не касались асфальта.

От окна Николай перевел взгляд на картины, которые висели на стене слева. Они тоже словно немного угасли. Сначала он разглядел Саломею, держащую на блюде голову Иоанна Крестителя… Иудейская царица, облаченная в роскошный темно-бордовый наряд, обильно украшенный всевозможными драгоценностями, надменно улыбалась и смотрела прямо в глаза зрителю. Она словно бы искала в глядящих на нее своих единомышленников, тех, кто понимал ее, кто оправдывал ее… Тех, кто не ужасался, когда смотрел на отрубленную голову сына Захария… Искала тех, кто, глядя на нее, думал – а я бы смог поступить так со своим врагом, если бы у меня была такая возможность?.. Это была удивительно точная копия картины Бартоломео Венето. Затем Николай разглядел изображение Христа с сестрами Лазаря – Марией и Марфой. Это уже была копия с картины Генриха Семирадского. Марфа несла кувшин, а Мария сидела у ног Христа. За спиной Христа возвышались два огромных дерева, а за ними открывался вид на Вифанию. Солнце заливало сад своими лучами. Мария и Христос ни на что не обращали внимания. Он говорил. Она слушала. Под этим полотном, чуть ниже, слева, Николай рассмотрел кающуюся Марию Магдалену. Это была копия со знаменитого полотна Тициана. Мария подняла глаза к небу и молилась. Перед ней была раскрыта книга, лежащая на черепе. Никто не видел Марию в этот момент. Она была наедине с богом, сидя в своей пещере. Где-то вдали проплывали облака, покачивалось одиноко растущее дерево. Все было тихо вокруг. И Он слышал ее. Она знала, что Он слышал ее.

– А как вам удалось достать эти копии? Это очень дорого? – спросил Николай.

– Недешево… – ответил Константин Семенович. – Был такой уникальный период в 1990-е, когда художники брались за любую работу… Есть было нечего… Ну да и вы сами все это знаете… Хорошо продавались копии. Я и заказывал. Был у меня один знакомый художник. Великолепный художник… К сожалению, уже умер… Вот он почти все мне и скопировал. Есть у нас, конечно и подлинники, но они не здесь. И все они принадлежат не мне, а моей супруге… Там и Шагал есть, и Рембрандт, и Ван Гог… Она получила коллекцию в наследство от своей матери.

Было видно, что Константин Семенович окончательно устал. Воспоминания о жизни брата оказались слишком тяжелым испытанием для него. Он полулежал в своем глубоком кресле и с изнеможением смотрел на Николая. Вместе с воспоминаниями из него словно бы вытекла энергия, которая кипела в нем, когда беседа только начиналась. Где-то в глубине квартиры послышались едва уловимые шаги. Константин Семенович напряженно прислушался. Затем все стихло. Николай выключил диктофон, закрыл блокнот и стал прощаться.

Когда он шел по коридору в прихожую, он опять обратил внимание на картину Ари Шеффера «Искушение Христа». Обнаженный дьявол с черными как смоль крыльями убеждал Христа в том, что ничего страшного не произойдет, если он пойдет за ним, если примет его дары. Он получит все, что только захочет. Перед ним будет весь мир… все возможности… Он указывал перстом вниз, на мир, который Христос должен был видеть с горы… «…Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её; итак, если Ты поклонишься мне, то всё будет Твоё»… Но Христос только молчал в ответ… Затем, как известно о том из Евангелия от Луки, сказал: «… отойди от Меня, сатана; написано: Господу Богу твоему поклоняйся, и Ему одному служи…»