Он бросил смартфон на соседнее сиденье и повернул на Дворцовый мост. Город погружался в сумерки. По набережным гуляла молодежь. Слышалась тихая музыка. Слева промелькнуло Адмиралтейство и ресторан Кронверк, справа – Петропавловка. Когда он проезжал по Биржевому мосту, раздался звонок смартфона. Номер был Николаю незнаком.

– Николай Викторович? – Николай услышал голос совсем еще молодого мужчины, интонация была уверенной, настойчивой.

– Да. Кто это? – напряженно ответил Николай.

– Меня зовут Даниил Левченко. Я студент журфака. Направлен к вам на практику.

– Я в курсе. Вы связались с Артемом Абрамовым?

– Да. Но я бы хотел…

– Он введет вас в курс дела, – прервал молодого стажера Николай.

– Но Николай Викторович…

– Даниил, послушайте меня внимательно, мы подробно поговорим, когда я приеду на телевидение. Сейчас я занимаюсь расследованием. И очень прошу меня не беспокоить. Это правило нашей команды. Артем введет вас в курс дела, обо всем расскажет. Прошу вас следовать его указаниям, если, конечно, вы действительно хотите работать с нами. У нас как в армии. Вам все понятно?

Молодой человек помолчал несколько секунд и через силу выдавил:

– Да, Николай Викторович…

– Вот и прекрасно.

Николай прервал разговор. Тем временем, проехав мимо Князь-Владимирского собора, он приблизился к дому Волкова и припарковался на углу Большого и Ждановской.

Когда он вошел в квартиру и включил свет, то, на этот раз, сразу же, намеренно, посмотрел на увиденное им накануне изображение Дмитрия Сахарова, как бы придавившего Гаркушу. Удивлению Николая не было конца, когда он понял, что палимпсест из старых журнальных вырезок чудесным образом изменился. Стал тройным. Поверх левой скулы и щеки великого физика прорисовывалось еще одно изображение – это был Ленин. Он хитро улыбался, почти подмигивал. Он словно приветствовал Николая, приподнимая свою знаменитую кепку. Сахаров казался недовольным. Он хмурился, искоса поглядывая на Ленина, а Гаркуша тщетно пытался выкарабкаться теперь уже и из-под Сахарова, и из-под Ленина. «Но ведь в прошлый раз все было иначе!.. – подумал Николай. – Хотя… Возможно… Я не включил тогда все освещение…» Ему показалось, что Ленин, услышав его слова, не просто еще шире заулыбался, а громко хмыкнул.

Николай зажмурился, открыл глаза. Тройное изображение застыло, стало неподвижным. Ленин улыбался, Сахаров смотрел на Николая одним доступным для обозрения глазом, Гаркуша продолжал бежать на месте, придавленный титанами советской эпохи.

Краснов огляделся, взглянул мельком на фрески-фотографии 1990-х годов на противоположной стене и поспешил в кабинет писателя. Ему вслед неподвижно смотрели Жанна Агузарова, Кирилл Набутов, Анатолий Собчак… Опять, как и в прошлые его визиты, беззвучно доносился голос Виктора Цоя… Он тихо пел про «группу крови на рукаве…», про «порядковый номер…» В голове Николая возник его строгий образ – черные волосы, темно-коричневая куртка с широкими плечами, узкие брюки, белая рубашка, белые носки, черные кроссовки… Он гордо смотрел издалека. Николай видел его глаза – спокойные и пронзительные… Затем он закуривал сигарету, поворачивался и уходил вдаль по запорошенной снегом аллее…

Николай вошел в кабинет, сразу направился к столу и зажег лампу. Он открыл четвертую из тетрадей, посвященных маньяку Радкевичу, и углубился в детали следующего убийства. На этот раз преступление, если так можно выразиться, было спланированным… Радкевич помнил, как, сидя дома перед телевизором, где передавали последние известия, неожиданно испытал непреодолимое чувство удушающего холода. Он никак не мог понять – отчего именно начался приступ. Какие-то слова и картинки проносились в голове. Но он не мог уловить сути. Вспыхивал образ детской площадки. Перед глазами маячило женское лицо. Потом слышались шаги. Все было сумбурным – ускользающим, распадающимся на микроны. Сначала он надеялся, что приступ пройдет, но ожидания были тщетными. Холод становился все нестерпимее, он пробирался под кожу, обволакивал ткани, сосуды, проникал в кровь и струился по кровотокам. Наконец он достиг костей и стал перерастать в пульсирующую боль. Он помнил, как вскочил с дивана. Боль становилась настолько разъедающей, что увидев собственную жену, которая играла на полу с маленьким сыном, он не сразу вспомнил, кто она такая и что здесь делает. При виде «человеческих существ» (именно так опознал его мозг в ту минуту жену и сына), у него возникло непреодолимое желание согреться прямо здесь, в этой комнате. Но вернувшееся внезапно чувство реальности открыло истинный облик этих двух безликих фигур. Он увидел перед собой жену и сына. Холод тем временем медленно и верно делал свое дело. Ему казалось, что еще минута-другая, и он окоченеет, превратится в ледяную статую. Жена с изумлением смотрела, как Вадим судорожно носился по комнате в поисках верхней одежды. На ее вопросы он не отвечал ни слова. Затем вылетел в коридор, быстро нацепил сапоги, куртку и бросился вон из квартиры.

Когда он выбежал во двор, уже стемнело. Он не помнил себя. Он весь превратился в холод. Он был прозрачным, ледяным. Тем не менее, это не мешало ему быстро двигаться, буквально парить над землей. Он бежал по опустившим переулкам и дворам. В его руке уже поблескивал приготовленный перочинный нож, выскочило лезвие. Уже позднее он понял, что пока бежал, порезал руку, и кровь струилась на одежду и на землю. Но тогда он этого не замечал. Он был поглощен своим поиском. Он был готов вцепиться в первого, кто встретится на его пути. И этот кто-то появился.

На встречу Радкевичу в темноте медленно подступала маленькая фигурка. Радкевич замедлил шаг, остановился, подошел к высокому дереву, буквально слился с его широким стволом и стал поджидать. Он слышал шаги. Он видел, как в небе поблескивали звезды, а в окнах многоэтажек серебрился электрический свет. Сердце грохотало. Он почти не дышал. Когда фигурка приблизилась и поравнялась с деревом, Радкевич выскочил, даже не пытаясь разглядеть, кто перед ним. Он схватил свою жертву за воротник и потащил в сторону дерева. Жертва что-то кричала, плакала тоненьким голосом, пыталась звать на помощь. Но Радкевич не слушал. Он чувствовал, как все его тело медленно превращается в лед. Еще минута – он упадет на землю и застынет… Он прислонил свою жертву к дереву. Она была легкой и маленькой, едва достигала его грудной клетки. Он приподнял ее, буквально вдавил в ствол дерева рукой и вонзил в нее нож. Жертва сразу затихла. Он ударил еще раз. Потом еще раз и еще раз… Несчастное создание обмякло, словно превратившись в тряпичную куклу. Радкевич замер. Он ждал. Наконец он почувствовал, как медленно, едва заметно, тепло стало возвращаться. Он вновь ощутил свои ноги, свое туловище, свои руки. Пот стекал по лбу. Он посмотрел вниз. Кровь сочилась по прожилкам ствола. Она ручьями лилась вниз, на землю, обрызгивала его башмаки. Он начинал приходить в себя.

Когда Радкевич разжал руку, то увидел, как его жертва окончательно обмякла, осела, прислонившись к стволу. Она была мертва. Убийца снял с горла жертвы шерстяной шарф, оторвался от дерева и медленно побрел в сторону гаража, протирая и складывая свой перочинный нож.