Костяк замер, сбитый с толку, и, перестав наседать на Катю с неотвратимостью асфальтоукладчика, рыкнул:

— Ну?

— Так вот. Ты сейчас в сто раз страшнее той собаки. Вот правда, не шучу. Но прежде чем ты меня загрызёшь, дай всё объяснить! Я ведь на твоей стороне, Жень. И ничего плохого не сделала…

— Какого хрена ты встреваешь, дура! — Перебил её Костяков, которого наконец-то прорвало. — Думаешь, книжками со мной пару раз поделилась и теперь тебе всё позволено?! Совсем охренела! Мне не нужны проблемы, понятно тебе, помощница хренова?! Особенно сейчас. Наша Танька сказала: у меня последнее предупреждение, ещё один косяк и вылечу из школы как пробка из бутылки! И она бы врать не стала! Такие как мы с Тарасом любой школе поперек горла стоим, и если бы не Танька, нас давно бы уже выперли, ясно тебе? — продолжал самозабвенно орать Жека, умудряясь делать это свистящим шёпотом. — Я ей обещал, что этот месяц буду вести себя «тише воды, ниже травы» и не отсвечивать, пока она умасливает придурочный педсовет, а ты со своей косорукой помощью меня подставила! Русичка не стала бы звать меня после уроков, если бы не задумала какую-то хрень! Да она меня с третьего класса терпеть не может! А потом она об этой лаже растрезвонит на весь педсовет, Таньке влетит, а меня отправят пинком под зад на все четыре стороны! Усекла расклад, помощница недобитая? Быстро выкладывай что ты там ей обо мне натрепала, — совсем уж злобно прошипел Костяков Катерине в лицо.

Несмотря на агрессивный тон мальчишки и неприкрытую угрозу, исходящую от него, Журавлёва вдруг в глубине души испытала облегчение: теперь ей хотя бы стала понятна причина его злости, и именно теперь она обострённым в критической ситуации внутренним чутьём уловила в однокласснике глубоко запрятанную панику. Почему-то это подействовало на неё отрезвляюще, заставив выпрямиться и собраться с мыслями:

— Женя, успокойся, — произнесла девочка таким ровным и спокойным тоном, что Костяков замер от неожиданности и недоумённо захлопал ресницами. — Всё не так критично, как ты думаешь. Я всего лишь сказала ей, что ты писал сочинение сам. Она не верила, и мне пришлось убедить её тебя протестировать. Напишешь при ней ещё одно сочинение. Тогда она исправит тройку на то, что ты реально заслуживаешь. Понял? Никаких подстав тебе Валентина не готовит, это была моя идея. Потому что я тебе верю и знаю, что ты ни у кого не списывал.

Костяков издал какой-то странный звук, похожий не то на вздох, не то на всхлип и простонал:

— Журавлёва, да ты совсем с катушек съехала?! Ты издеваешься надо мной что ли? Ну на какую оценку она мне трояк исправит, скажи, на кол с минусом? Говорю же тебе, она меня ненавидит, понимаешь ты это своими куриными мозгами или нет?! — Снова завёлся Костяков. — Да мне вообще плевать на всю эту галиматью! Пусть хоть кол ставит, хоть ноль, без разницы! Лишь бы на педсовете не вякала и Таньке палки в колёса не втыкала… Едрить-колотить, Журавль! А вот от тебя я такой подставы совсем не ожидал, — тёмные глаза в этот момент не выражали ничего кроме обиды и разочарования. — Тестировать ей меня вздумалось. Ну и что, что я то дурацкое сочинение сам писал? Мне же просто свезло, понимаешь? Второй раз так не получится. Так что тестировать тут нечего, и к русичке я не пойду. Сама с ней разбирайся. — С этими словами Костяков отступил от Журавлёвой и уже собирался уйти, только Катя не намерена была так просто сдаваться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Стоять, Костяков. — В голосе обычно тихой и скромной Журавлёвой вдруг появилось столько уверенности и металла, что Жека невольно затормозил и изумлённо обернулся. — Мы не договорили. Это не я, а ты ничего не понимаешь. Твоё сочинение никакая не случайность, а самая что ни на есть закономерность. Ты сейчас много читаешь, расширил свой словарный запас, включил логическое и аналитическое мышление, да и грамматику подтянул. Вон, даже Валентина отметила, что ты написал почти без ошибок. Правда она думала, что ты переписывал, но мы-то с тобой знаем правду. Женя, может, ты не успел заметить, но я вижу: ты изменился. Да у тебя даже речь стала другая, когда ты не злишься на весь белый свет! И думать ты умеешь, когда хочешь. Книги меняют людей, Жень. Ты просто не заметил, как это с тобой произошло, но я всё вижу! Ты вполне в состоянии написать отличное сочинение. Если захочешь, конечно. Так пойди и сделай это! И нечего мне здесь заливать про старую вражду с учительницей. Хорошее сочинение — оно и в Африке хорошее сочинение. Валентина Ивановна — не дурочка и наверняка понимает, что кроме неё в школе есть и другие учителя, которые смогут его оценить по достоинству, если, к примеру, Татьяна Викторовна представит его на педсовете. Да пойми же ты, Костяков, это же шанс! Шанс изменить мнение о себе в лучшую сторону. И ты так просто его упустишь? Я в это не верю. Ты не можешь так глупо поступить. Ведь так? — Вопросительно уставилась Катерина на растерявшего весь свой грозный и устрашающий вид Евгения.

— Эммм, ты и правда думаешь, что у меня получится? — Неуверенно пробормотал он. — Далось тебе это дебильное сочинение, Журавль. Там просто тема попалась интересная, у меня много мыслей появилось. Но, поверь, сейчас русичка мне подсунет такую тему, что, если я выдавлю из себя хотя бы два хромоногих предложения — это уже будет подвиг.

— А ты скажи ей, что хочешь написать на свободную тему, — не сдавалась Катерина. — И пиши о чём тебе интересно. Какая ей разница про что ты пишешь? Главное, чтобы было грамотно и качественно. Женя, у тебя всё получится. Я правда так думаю. И не просто думаю, а точно знаю, — тихо, но твёрдо заявила девочка, глядя прямо в удивлённые глаза Евгения.

И тут оглушительно затрезвонил звонок на урок. Одноклассники вздрогнули, и Журавлёва, подхватив рюкзак кинулась к лестнице, чтобы успеть на следующий урок, проходивший в кабинете на другом этаже. Костяков побежал за ней. И когда они уже были почти у нужного кабинета пропыхтел ей в спину:

— А если ты разочаруешься?

Катя затормозила у кабинета биологии и обернулась к нему:

— Не разочаруюсь. Ты хорошо напишешь, я уверена. Но даже если плохо, я буду знать, что ты пытался. А вот если ты струсишь и совсем не пойдёшь — вот тогда да, я очень разочаруюсь. — С этими словами Катерина шмыгнула в кабинет, ведь звонок давно уже прозвенел, и все рассаживались за парты. Костяков же так и остался стоять у двери. Он решил не ходить на биологию, ему и так было что переосмыслить и о чём подумать.