Однако вскоре после этих допросов возник другой поворот событий, когда неизвестный источник проинформировал полицию, что Ноу начали поговаривать о приемном ребенке. Многих ужаснуло, что такая мысль могла прийти в голову Ноу, но путь для них был открыт. Тем временем исследования шли своим чередом, и Бристоу, и МакГиллен влезали все глубже и глубже в частную жизнь семьи Ноу. Большинство собранных материалов не представляли собой ничего необычного, но время от времени проскальзывала и настораживающая информация.

Доктор Гангеми, с которым разговаривали несколько раз за это время, дал полиции некоторые первичные зацепки. Например, он сообщил, что смотрит на Марию как на «нестабильную шизофреничную особу, которая вполне может быть психопаткой»[67]. Он также показал, что Мария любит внимание, которое обеспечивают ей смерти детей, и что она ощущает себя тогда знаменитой. Шизофрения усилила еще один необычный факт, касающийся Марии: многие годы она испытывала короткие периоды временной слепоты. В статье журнала «Филаделфиа мэгазин» она призналась, что такие периоды начались с того времени, когда ей было четырнадцать лет, и они сопровождались ужасными мигренями. Затем, в возрасте двадцати лет, как раз после смерти первого сына, Ричарда, Мария ослепла снова. На этот раз доктор госпитализировал ее, и в свой черед показал ее психиатру. Оба врача согласились, что ее состояние вероятно является «переходной истерией» из-за потери горячо любимого сына. Психиатр предложил, чтобы Марии подавали таблетки «правдивости», амитал натрия, на что она согласилась. Под влиянием таблеток она призналась, что хочет другого ребенка, но что муж не в восторге от идеи. Психиатр и Мария обсудили также несколько других тем и провели бы еще несколько сеансов с амиталом натрия, но на следующий день к Марии вернулось зрение, и она выписалась из больницы.

Тем временем, помимо изучения истории психической нестабильности Марии, полиция рассматривала и другую возможную причину, почему все дети Ноу умирали: страховку. Кроме Терезы и Летиции, все другие дети имели полисы по сто долларов на нескольких первых и по 1000 долларов на каждого следующего ребенка. Семья Ноу единственный раз встретилась с трудностями — получая страховку на ребенка по имени Кэтрин, вероятно, компания стала подозрительной после предыдущих случаев с Артуром младшим, Констанс и Мэри Ли. Несмотря на это, мистер Ноу смог уговорить другую страховую фирму застраховать Кэтрин на 1500 долларов. Понятно, что он не сообщил о предыдущих своих детях, которые умерли. Но было и еще одно противоречие. В день, когда работник страховой компании, по его утверждению, видел Кэтрин живой и здоровой дома, она находилась уже в госпитальной палате. Когда Кэтрин умерла, страховая фирма отказалась платить, хотя позднее они с Ноу согласились на 500 долларов.

А что касалось идеи принять ребенка, то каждый, кто когда-либо прошел через эту процедуру, знает, что это долгий и болезненный процесс. На Ноу его не произвело впечатления. После смерти Кэтрин они хотели ребенка немедленно, и когда ребенок не появился у них в доме в течение пяти месяцев, они пожаловались церковной службе по усыновлению. В это время Хелберт Филлингер, медэксперт, который проводил вскрытие Кэтрин, оказался в щекотливом положении, так как Ноу указали его в качестве рекомендующего лица, при заполнения формы по усыновлению. Как он рассказал позднее, ему позвонила одна монахиня и спросила его мнение о паре. Он сказал, что если они дадут Марии Ноу ребенка, то вероятнее всего он умрет, хотя если все ошибаются, и Мария не виновата и не убивала своих детей, то никто не будет настолько заслуживающим доверия, как она.

Однако ни одно из этих мнений не пришлось учитывать, так как Мария, к ужасу всех участников событий, внезапно объявила, что она снова беременна.

Ребенок номер десять родился 28 июля 1967 года. Окрестили его Артуром Джозефом Ноу. Он появился с помощью кесарева сечения, но во время операции матка миссис Ноу порвалась и медикам пришлось полностью ее удалить. Перед родами доктора вместе с медэкспертом высказали свои сомнения по поводу способности миссис Ноу ухаживать за ребенком отделу департамента здоровья «Материнство и уход за детьми». Может быть можно забрать ребенка у миссис Ноу? Печально, но вернулся ответ, что сделать тут ничего нельзя. Нет такого закона, чтобы кто-либо мог встать между матерью и ребенком. Кроме того, хотя множество людей думало о будущем Артура Ноу, наступили уже 1960‑е. Как уже упоминалось, плохое обращение с ребенком, СВДС и Синдром Мюнхаузена не были уже просто словами. У родителей не оставалось достаточно власти, чтобы командовать зависимыми от них детьми, поэтому ребенок получил свой шанс; помня об этом, все заинтересованные лица стояли рядом и наблюдали.

Первые два месяца своей жизни Артур (которого Ноу называли Малыш Арти) оставался в госпитале под присмотром нескольких опытных докторов, включая семейного врача Ноу. За это время, как жестко отмечал Гангеми, «ребенок был нормален во всех отношениях. НИКОГДА у этого ребенка не наблюдались какие-либо… сложности с дыхательной системой, как описывала мать у других, покойных теперь детей»[68]. Артур Ноу покинул госпиталь 29 сентября 1967 года в сопровождении родителей. В бумагах на выписку Гангеми написал: «В Бога мы верим!»

Ребенку потребовалось меньше тридцати дней, чтобы снова оказаться в больнице. Первоначально его взяли в больницу Св. Кристофера с симптомами, которые Мария описала как проблемы с дыханием. Она сказала, что Артур посинел, после чего она вдыхала ему воздух «рот в рот». Затем Мария позвонила в скорую помощь, которая и доставила ребенка в больницу. Из Св. Кристофера Малыша Арти перевезли в больницу Св. Джозефа под присмотр доктора Гангеми. Он оставался там девятнадцать дней, во время которых ему сделали рентген и анализы, но не нашли ничего плохого. Единственной странностью в этом эпизоде стало то, что Мария Ноу посетила ребенка всего один раз за девятнадцать дней. Артур Ноу старший не появился вообще ни разу.

Через девятнадцать дней Малыша Арти отправили домой, но пятью неделями позже он вернулся, по словам Марии, ему на лицо легла кошка, не дав ему дышать. На этот раз тот факт, что ребенка не забрали у матери, являлся абсолютно вопиющим. Каждому ясно, что тут что-то серьезно неладно, но все-таки позднее в тот же самый день ребенка вернули домой. Двенадцатью днями позже Малыш Арти был мертв.

Согласно показаниям, которые Мария позже дата полиции, она вошла в комнату ребенка и нашла его посиневшим: «Я немедленно опустила стенку кроватки и начала дышать "рот в рот". Это не дало никакого результата». Она вызвала скорую помощь и попыталась дышать «рот в рот» снова, но ничто не помогло: ее малыша объявили мертвым по прибытии в больницу.

Расследование началось почти немедленно. Марии и Артуру задали вопросы, опросили также друзей и соседей, докторов и больничный персонал. Пара прошла даже испытание на детекторе лжи, которое они оба успешно выдержали, хотя остается некоторое сомнение об его аутентичности, так как никто не знал о психиатрической предыстории Марии. Свидетельство, которое помогло Ноу больше, чем что-либо другое, пришло из центра медицинских исследований. Джозеф Спелман, который проводил вскрытие тела Артура, заключил, что ничто не указывает на насильственную смерть. Однако Спелман написал два письма, касающихся Ноу: одно в филадельфийское агентство, занимающееся усыновлениями, а другое в подобную же государственную службу. Оба письма просила написать Мария Ноу, сказав, что теперь она снова хочет принять ребенка или по крайний мере получить его на воспитание. Письма (которые были идентичны) не говорили ни о чем прямо, но они намекали, что у Спелмана есть некоторые сомнения по поводу Ноу и что он не верит, будто причина смерти всех детей в СВДС. Ничего нельзя было доказать; не было прямых улик, чтобы обвинить Марию, поэтому в 1969 году расследование закрыли. Это могло бы быть концом всей истории, если бы не опубликованная в 1997 году книга с названием «Смерть невинных: правдивая история убийства, медицина и игра по-крупному», написанная Ричардом Ферстманом и Джейми Таланом.

В ней в качестве главной темы обсуждался случай Ванеты Хойт, которая с 1964 по 1971 год убила пятерых из шести своих детей. На суде адвокаты Хойт защищали ее, говоря, что дети умерали в результате oтносительно неизвестного синдрома, называемого СВДС. Соответственно, ее признали невиновной в убийствах, придав, таким образом, законную силу смерти, и ведущие эксперты начали считать, что СВДС может существовать и существует в семьях.

Однако в 1994 году Хойт взорвала эту теорию, признавшись в убийстве всех пятерых детей, и в 1995 году ее отправили пожизненно в тюрьму.

По правовым причинам Hoу не были названы своими именами в «Смерти невинных», но было сделано несколько ссылок на их случай, и, в свою очередь, это привело к появлению в «Филаделфиа мэгазин» статьи Стефана Фрайда, обе вещи заставили полицию снова открыть дело. Через много лет после смерти ее последнего ребенка Марию Hoу снова допрашивали в полиции, только на этот раз произошло нечто неординарное; она призналась в удушении четырех из восьми своих детей. По поводу других четырех она настаивала, что не помнит, но полицейские теперь имели достаточно оснований, чтобы арестовать самую известную убийцу-мать в Америке, что они и сделали 5 августа 1998 года.

Некоторые считают, что признание Марии подозрительно, особенно учитывая ее трудности с учебой, а другие думают, что, так как умерли все восемь детей, тут может крыться медицинское объяснение, учитывая весь ряд возможностей от наследственной болезни крови, называемой митохондриальной ДНК и до аллергии на арахис. Тем не менее, несмотря на то, что она не помнила, что случилось с четырьмя детьми, Мария Ноу была признана виновной в убийствах второй степени во всех восьми случаях. 29 июня 1999 года ей дали двадцать лет условно с пятью годами насильственного психиатрического лечения.

Приговор вызвал всплеск ярости; как может получить такое легкое наказание тот, кто убил восемь детей? Но заместитель поверенного Чарльз Галлахер поддержал этот вердикт, сказав:

«То был самый человечный способ решения случая миссис Ноу. Чем тратить миллионы долларов на содержание ее в тюрьме, мы потратим деньги на лечение и исследования. Может быть, мы узнаем, почему она делала это. Может быть, после курса лечения мы дойдем до сути, что важно, очень важно».

Его слова не могут быть более справедливыми. СВДС все еще тревожит тысячи семей по всему миру и к несчастью, в небольшом числе случаев, то же самое имеем с синдромом Мюнхаузена с подменой и другими равно опасными психическими заболеваниями.

В своем признании полиции Мария Ноу настаивала, что ее муж ничего не знал о том, что она делала, и что она жаждала, чтобы полиция раскрыла ее преступления. «Я надеялась, что они (полиция) сделают это. Я понимала, то что я делаю, очень плохо», — призналась она.