Введение

С тех самых пор, как Ева сорвала запретный плод с Древа Познания Добра и Зла, женский род наслаждался или страдал (в зависимости от той или иной точки зрения), занимая двойственное положение в общественном сознании. Пока женщины вынашивают и растят детей, олицетворяя собой продолжательниц рода, их называют по-разному — и более слабым и более нежным полом, и прекрасной половиной человечества. Но стоит женщине отклониться от этой тропы, совершив какое-либо преступление, свойственное обычно мужчинам, ее осуждают не только за само действие, но и за сам тот факт, что она — женщина. «Как она могла совершить такую ужасную вещь?» — восклицают люди, но подтекст тут всегда один: «Как могла женщина совершить такую ужасную вещь? Конечно, это неестественно. Конечно, она монстр».

В этой книге собраны вместе судьбы пятнадцати женщин, чьи преступления отразились на страницах истории. От римских императриц до ревнивых дочерей и скучающих домохозяек — все они, каждая в свое время, были признаны виновными в совершении ужасных злодеяний. Признаете ли вы преступниц более отвратительными, чем их «коллеги» — мужчины только потому, что они женщины? Это вопрос спорный, но не подвергается сомнению тот факт, что сами по себе эти преступления абсурдны.

Судьбы всех этих женщин можно примерно, хотя и в общих чертах, разделить на некие категории. Однако градация эта условна, так как некоторые из них переходят границы между категориями, не оставаясь в той группе, куда их определили. И все-таки можно утверждать, что Лиззи Борден и Одри Мария Хилли скорее принадлежат к женщинам, которые совершали преступления «ради денег». Мессалину, Агриппину Младшую и китайскую вдовствующую императрицу Цы Си можно отнести к «интригующим лидерам», хотя они имеют много общего с «врагами личности», такими, как Екатерина II Великая, королева Ранавалона I и Елена Чаушеску. Мэри Энн Коттон, Мария Ноу и Роз Вест были объявлены «плохими матерями» — самое худшее, что можно себе представить. В то же время другие женщины оказались, вероятно, «жертвами условий и общественного предубеждения», к чему были большие претензии у Грейс Маркс и Эйлин Кэрол Вайорнос. И, наконец, Мира Хиндли и Карла Гомолка были настолько порабощены своими сексуальными партнерами, что деградировали как личности и совершали или принимали участие в совершении любого преступления, каким бы ужасным оно ни было, лишь бы оставаться рядом с любимым. В их случаях присутствовали мужчины, что нельзя полностью игнорировать. При составлении книги я следовала этим определениям, а не хронологическому порядку, что, в конце концов, помогает объяснить натуры этих женщин и природу их преступлений.

В жестоких и страшных преступлениях, описанных здесь, фигурируют иногда насилие и пытки, иногда — применение химических веществ, например мышьяка, в этих поступках полностью отсутствует красивое или доброе. Но, как можно сравнивать преступную деятельность ненавидящей иностранцев мадагаскарской королевы и провинциальной домашней хозяйки? Как сравнить отношение Екатерины II к крепостным с обращением Марии Ноу со своими детьми или убийство Цы Си сотен иностранцев с убийствами Розмари Вест? Хотя Екатерина II и ее близкое окружение виновны в смерти сотен, если не тысяч людей, они действовали во времена, когда такая жестокость была традиционной практикой. То же самое можно сказать и по поводу обеих римских императриц: Валерии Мессалины и Агриппины Младшей. И хотя в их времена убийство отнюдь не оправдывалось, оно не считалось таким уж преступлением, так как являлось наилучшей возможностью избавиться от политического противника. Если вы не убьете своего врага, ваш враг, без сомнения, убьет вас. Нельзя ручаться, что какую-нибудь из этих могущественных женщин не презирали, но моральные рамки, в которых эти императрицы и королевы действовали, не позволяют сравнивать их с Розмари Вест и Карлами Гомолками нашего времени.

Но если Мессалина или Екатерина II могли пользоваться определенной неприкосновенностью карательных органов, то что сказать о Елене Чаушеску? Родившаяся в 1919 году и правившая своей страной рядом с мужем все 1970‑е и 1980‑е годы, она не имеет такого оправдания, как принадлежность к другой, менее цивилизованной эпохе. И если есть такое понятие, как дьявол, то Елена Чаушеску является его олицетворением. Хотя она никогда не обагряла свои руки кровью, из-за ее деятельности тысячи детей были отправлены в детские дома, где они страдали не только от жутких условий, но также и от окружения, что приводило многих из них к затяжной, мучительной смерти. Елена Чаушеску также ввергла целый народ в нищету, в то время как она и ее близкие жили безбедно, имея возможность ввозить роскошную иностранную пищу и одежду. Во время суда защитник посоветовал Елене в своем защитном слове сослаться на неустойчивость психики, но она отказалась и держалась высокомерно до самого конца. Это была ее самая большая ошибка, но для народа это было избавление. Вот что сказал Нику Теодореску (ее защитник) в своем интервью газете «Таймс»: «Когда я увидел (супругов Чаушеску) мертвыми, как юрист я не почувствовал ничего. Но как гражданин я, как и все, обрадовался. Это было самое замечательное Рождество за всю мою жизнь».

И если Елена Чаушеску не была душевнобольной, то этого нельзя сказать наверняка о двух других личностях. Например, Одри Мария Хилли и Марии Ноу демонстрировали такие тревожные психологические симптомы, что даже если их психическое состояние не отвечало за совершенные преступления, оно наверняка и не помогало ни одной на женщин уберечься от беды. В особенности Одри Мария Хилли должна была получить лечение в психиатрической лечебнице, а не заключение в каторжную тюрьму, потому что если мы хотим называться цивилизованным обществом, то должны обращаться со своими преступниками (хоть и наказывая их) с долей уважения.

Это приводит нас к экстраординарному случаю Миры Хиндли которая, вплоть до своей смерти в 2002 году, была самой обиженной заключенной Британии. Все знают, что Хиндли вместе со своим сообщником Яном Бреди убила четверых детей и семнадцатилетнего подростка, но что случилось с нею после заключения само по себе может составить книгу. Приговоренная, как самая извращенная из всех живых существ — женщина, которая убивает маленьких детей, стала образцом всего противоестественного. При этом публике подкинули фотографию из полицейского архива, на которой Хиндли смотрит прямо в камеру с почти вызывающим видом. Ее волосы выкрашены, она светлая блондинка, губы поджаты, взгляд твердый. «Посмотрите на меня, — как бы читается в этом взгляде, — я то, что я есть». Каждый раз, когда Хиндли пыталась выйти под честное слово, присылалось море петиций, «Даунинг-стрит» заваливали письмами протеста, по телевизору показывались интервью с родителями жертв Хиндли, — пока реакция не стала такой бурной, что министр внутренних дел не осмелился подписать разрешение на ее освобождение. Но в цивилизованном обществе, где система тюремного заключения основана на реабилитации, отказ заключенной в ее правах отдает несправедливостью. Разве с Хиндли не должны были обращаться так же, как и с другими заключенными (мужчинами), которые, совершив похожие преступления, освобождаются по прошению после признания своей вины и оглашения приговора? Что отделило Хиндли от остальной группы? Единственный, имеющий смысл ответ, заключается в том, что она монстр. Женщины не убивают детей, поэтому та, которая решается на такой поступок, не может считаться женщиной. Но это существо и не мужчина; она хуже, чем женщина и чем мужчина — она гибрид, монстр, который не имеет приемлемой для социума роли и поэтому никогда не должна больше войти в сообщество. Она повторяет созданную автором викторианской эпохи Шарлоттой Бронте Берту Мезон, сумасшедшую женщину, которую любой ценой нужно изолировать.

Этот вывод прямиком привел меня к трем убийцам викторианской эпохи, включенным в книгу. Как часто в эти дни мы слышим, что общественное окружение отвечает за все плохое. Этот плач стал настолько знаком, что почти потерял смысл. Но можно поспорить, что преступления Лиззи Борден, Грейс Маркс и Мэри Энн Коттон можно привязать к их социальному статусу. Женщины в викторианскую эпоху, кроме самых удачливых, должны были полагаться на своих отцов, братьев и мужей во всех аспектах жизни. Женщины не могли голосовать, возможность работать ограничивалась в основном заводами и местом прислуги в домах, и даже после того, как они выходили замуж, они не могли сохранить собственные средства. Смирительная рубашка правил, куда бы они ни повернулись, делала викторианскую эру не особенно доброй к женщинам. И все-таки, не каждая женщина обращалась к убийству. Так что же произошло у Коттон, Маркс и Борден? Что направило их в другую сторону?

Лежащий на виду мотив Лиззи Борден — это унаследованные деньги, но можно поспорить, что много лет страдая от тяжелого патриархального контроля своего скряги-отца, она убила его, чтобы «освободиться». С другой стороны, у Грейс Маркс не было богатого папочки, который поддерживал бы крышу над ее головой, и ей пришлось работать служанкой. Грейс было всего шестнадцать, когда она совершила свое преступление. Ее низкое положение в качестве «прислуги на всех работах» вместе с ревностью к другой служанке, которая, по ее мнению, незаслуженно поднималась вверх по социальной лестнице, толкнула Маркс на совершение злодейства, которое можно рассматривать как акт и против собственной нищеты, и против самих жертв.

Наконец, Мэри Энн Коттон, которая убила так много мужей и детей, что их уже трудно было сосчитать. Для чего совершались ее преступления? Корнем проблемы опять кажутся деньги. Под страхом впасть в тяжелую нужду, Коттон убийствами прокладывает себе путь через одну семью за другой, чтобы быть уверенной, что ей никогда не придется встретиться лицом к лицу с позором, быть служанкой викторианского времени.

Как ни странно, позор являлся одной из основных причин, которую указала и последняя убийца из данной книги, Карла Гомолка, объясняя, почему она не выступила раньше, когда поняла преступную природу своего мужа. Как заявила Гомолка, она боялась потерять любовь своих родителей, а также подвергнуться публичному осуждению, если раскроет свои преступления. Кроме того, она сказала, что муж бил ее так жестоко, что она не решалась пойти в полицию из страха. Конечно, синдром избиваемой жены — узнаваемая ситуация (она возникает в жизни множества женщин по всему миру каждый год), но как причину для участия в пытках, изнасилованиях и убийствах ее принять трудно. Конечно, вместе с этим вопросом возникает и другой: не встреть Карла Гомолка Пауля Бернардо, дошла бы она до тех гнусных преступлений, которые совершала? Этот вопрос можно было бы задать еще нескольким женщинам, включенным в эту подборку. Не встреть Розмари Вест Фреда Веста, отбывала бы она сейчас десятилетний срок заключения? Что было бы, если бы Мира Хиндли не повстречалась с Яном Брэди или если бы Грейс Маркс не встретила Джеймса МакДермотта? Это вопросы, на которые нет ответа, но тем не менее они интересны, потому что женщины, которые совершают более одного убийства (не учитывая домашние убийства), чаще склонны совершать это в составе группы.

Эйлин Кэрол Вайорнос была исключением из этого правила. Когда полиция Флориды впервые поняла, что имеет дело с серийным убийцей, она поначалу решила, что орудует мужчина. Все семь жертв подстерегли и застрелили, и естественно, предположили, что действует мужчина, так как оружие и серийные убийства более ассоциируются с мужским полом. Убийства были настолько необычны тем, что их совершала женщина, что Голливуд ухватился за эту историю и на ее основе создал целый сериал.

Говоря языком статистики, нужно признать, что женский пол — не пол убийц. Женщины составляют менее двух процентов серийных убийц в мире[1], поэтому напрашивается вывод, что причина такого громадного всплеска интереса к ним в средствах массовой информации мало связана с их преступлениями и, как было сказано ранее, гораздо больше связана с их половой принадлежностью. В конце суда над Лиззи Борден судья сделал заключение, сказав, что для признания ее виновной в совершенных преступлениях, присяжным придется поверить, что она «демон», противоестественное существо. Затем он попросил присяжных (только мужчин) взглянуть на обвиняемую и спросил, напоминает ли она им такое существо. Конечно же, нет, поэтому ее оправдали.

Если женщина предстает перед судьей и признается невиновной, то все прекрасно. Однако если ее находят виновной, тогда, в зависимости от совершенного преступления, ее могут судить как «дьявола».

ШЕЛЛИ КЛЕЙН. Апрель 2003 г.

Лиззи Борден.