На следующее утро пара была арестована и возвращена в Торонто, где их поместили в тюрьму в ожидании суда, который состоялся при огромном стечении народа в Высшем уголовном суде 3 ноября 1843 года.

До суда Грейс содержали в тюрьме, из которой в торонтскую газету «Chronicle and Gazzette» 12 августа 1843 года был прислан отчет. «Девушка, вместо того чтобы проявлять знаки мятущейся совести и осознания своей виновности, хранит полное спокойствие, ее глаза абсолютно ясные, будто она прекрасно спит и ее ничто не тревожит». Конечно, это мнение было чистой воды спекуляцией; наблюдатель старался угодить мнению публики о Грейс, а не донести правду. Тем не менее это описание укрепило людей в уже сложившемся мнении еще до того, как суд начался, и каждый смог увидеть обвиняемых собственными глазами. После нескольких месяцев, проведенных в тюрьме, оба заключенных были привезены на суд, хотя суд над Джеймсом МакДермоттом состоялся раньше суда над его партнером по преступлению. Однако, как ни странно, слушалось дело только об убийстве Томаса Киннира, так как оба обвинителя и оба защитника сошлись во мнении, что нет нужды повторять все дважды. Наказание будет тем же самым, то есть смертный приговор, поэтому убийство Нэнси Монтгомери оставили без внимания.

Жюри из двенадцати мужчин было приведено к присяге и, несмотря на маленькую задержку, когда собравшиеся в зале суда решили, что из-за огромного скопления публики, набившейся в такое маленькое помещение, не выдерживает пол, в полдень суд начал работу. Рассмотрение было коротким, длилось менее двенадцати часов, за это время обвинение представило нескольких свидетелей. Среди них был Джеймс Ньютон (один из соседей Киннира), который обнаружил тело своего друга в подвале, и еще один сосед, Фрэнсис Бойд. Последний заявил, что они «обнаружили тело мистера Киннера в темном конце подвала, лежащим на спине, с левой рукой на лбу, с раздвинутыми примерно на девять дюймов ногами и широко открытыми глазами; на нем не было туфель, но было светлое пальто; не было заметно никаких следов борьбы»[87].

Среди других свидетелей был Дэвид Бриджфорд, местный следователь по уголовным делам, который утверждал, что, он присутствовал, когда под лоханью нашли тело Нэнси Монтгомери. Бриджфорд также показал, что при обследовании Нэнси, у нее выявили беременность.

Джеймс Уолш, который провел в доме Киннира целый вечер, играя на флейте для трех слуг, также был допрошен, как и соседка Ханна Аптон. Женщина заявила, что МакДермотт приходил к ней в дом за день до того, как был убит Киннир и попросил одолжить пороха.

Но, вероятно, самое убийственное свидетельство представил Джордж Кингсмилл, который арестовывал МакДермотта, и Маркс после их побега, который обнаружил у заключенных несколько вещей Киннира включая сумку с его одеждой и золотую табакерку.

То было ясное и решенное дело, во всяком случае, защитник МакДермотта Кеннет Мак-Кензи думал именно так. Кроме проведения перекрестного допроса свидетелей обвинения, он вел дело непривычно вяло: он не представил свидетелей, которые показали бы невиновность его клиента, и единственное утверждение, которое он представил жюри для рассмотрения, было отсутствие очевидцев совершения убийства его подзащитным.

В час дня в субботу 4 ноября жюри ушло решать судьбу Джеймса МакДермотта и менее чем через десять минут вернулось, объявив заключенного виновным.

Теперь настал черед Грейс Маркс сесть на скамью подсудимых. Получится ли у нее лучше? Избежит ли она веревки? На следующий день Маркс привезли в здание суда и, как в случае с Джеймсом МакДермоттом, выстроилась целая очередь из свидетелей, желающих дать показания против нее. Однако в то время как большинство людей презирало МакДермотта и определяло его как недостойного доверия человека, в случае с Грейс постоянно упоминалось ее образцовое поведение и хорошие манеры. Ее защитник (опять защиту вел Кеннет Мак-Кензи) также положил гораздо больше сил на борьбу за своего клиента, утверждая, что если она и помогала, то не добровольно, и он не стал бы приговаривать ее к смерти. Возвращаясь к этому утверждению, защитник указал на пулю в задней двери кухни, которая являлась неопровержимым свидетельством того, что ее запугивали. Кроме того, стоя у скамьи подсудимых, всего лишь шестнадцатилетняя Грейс, без сомнения, представляла собой невинную фигуру. Естественно, такая молоденькая и хорошенькая девушка не могла быть вовлечена в такое страшное дело. Наверняка ее заставили участвовать.

Но стратегия не сработала, во всяком случае, не сразу. Жюри удалилось всего на несколько минут, чтобы вынести свой вердикт, после перерыва было объявлено, что Грейс Маркс виновна в выдвинутом против нее обвинении. Говорят, что в этот момент Грейс, которая оставалась спокойной во время всего процесса, потеряла сознание. Однако, хотя судья, когда подводил итог и заявил, что не видит возможности для прощения, но все-таки добавил: «об особых полномочиях рекомендовать жюри проявить милосердие»[88]. К счастью для Грейс, удача (без сомнения с учетом ее нежного возраста и детской внешности) была на ее стороне; всего несколькими днями позднее смертный приговор был заменен на пожизненное заключение.

Джеймс МакДермотт помилования не получил. 19 ноября 1843 года Грейс вошла в ворота областной каторжной тюрьмы в Кигстоне, а двумя днями позже МакДермотт был повешен перед огромной толпой народа. Согласно свидетельству Кеннета Мак-Кензи, он пошел на эшафот без малейшего чувства смирения. Услышав, что его приговор не будет смягчен, он, в отличие от Грейс: «бросился на пол своей камеры и выл, и неистовствовал, вопя, что он не должен умереть, и не умрет; что закон не имеет права на убийство человеческой души, а также тела»[89].

В отличие от Мак-Кензи, Маркс заявила, что она предпочла бы умереть рядом с МакДермоттом, чем всю оставшуюся жизнь страдать муками совести. Вместо этого ее оставили гнить в тюрьме, и хоть каторжная тюрьма Кингстон была относительно новым сооружением, ее режим никак нельзя было назвать современным. Дети (и мальчики, и девочки) могли содержаться тут с семилетнего возраста, а наказания за плохое поведение включали порку, голод или отправку в одиночную камеру. Существующим условиям вполне соответствовали диккенсовские описания, особенно когда читаешь пояснения Сюзанны Муди к одному из особых наказаний: «Некое устройство, похожее на каменный гроб, в которое на время запирают взбунтовавшихся заключенных».

Режим был жестким, созданным специально, чтобы довести до максимума страдания обитателей. Поэтому неудивительно, что вскоре после того, как Сюзанна Муди познакомилась в Кингстоне с Грейс Маркс, заключенную отправили в сумасшедший дом в Торонто. Не было ничего необычного в таких переводах заключенных, когда они по-настоящему заболевали или, что более вероятно, разыгрывали сумасшествие, чтобы на какое-то время избежать жутких условий каторжной тюрьмы.

Муди, решив посетить также сумасшедший дом, опять пришла к этой «знаменитой убийце». Ее опыт был далеко не радостным. Даже принимая во внимание, что Муди предпочитала «пышную прозу», в следующем описании без сомнения просматриваются зерна правды:

«Среди бессвязно бормочущих маньяков я разглядела лицо Грейс Маркс — не печальное больше и не отчаянное, а светящееся огнем безумия, горящее отвратительным, дьявольским весельем. Поняв, что на нее смотрят незнакомые люди, она отскочила прочь, в угол комнаты, как фантом. Ясно, что даже при самых диких вспышках ее кошмарной болезни, ее постоянно терзает память о прошлом. Несчастная девочка! Когда же закончится долгий ужас ее наказания и угрызений совести? Когда она опустится к ногам Христа, одетого в незапятнанные одежды праведности, когда смоются пятна крови с ее рук, а душа ее искупит грех и будет прощена, к ней вернется рассудок? На нее страшно смотреть, ее судьба неотрывна от совершенного преступления. Какая потрясающая иллюстрация следующего отчаянного текста: "Отмщение мне, я отдам долг, говорю тебе. Господь!"»[90].