— Но почему тогда в восточной столько народа, а в западной так пусто?
— Видите ли, в восточном аду всегда нет масла, вертел не проворачивается и там постоянная нехватка серы».
Но в реальной ситуации было не до смеха. Казалось, страну погрузили в Средневековье. Покупка пищи стала трудным делом, требующим огромного терпения и выносливости, и зачастую отстояв многочасовую очередь за буханкой хлеба или парой яиц, люди возвращались домой с пустыми руками.
Однако демографический взрыв и нехватка еды не были единственной катастрофой, перед которой оказался многострадальный румынский народ, — на горизонте начали вырисовываться очертания следующего несчастья.
По всей стране появились сироты, так как рождаемость росла, а количество пищи уменьшалось, семьи были больше не в состоянии прокормить своих отпрысков. И другой аспект этой угрожающей ситуации: деньги.
Николае Чаушеску начал предлагать денежные вознаграждения всем родителям, которые передадут своих детей в государственные учреждения, надеясь, что когда дети вырастут, они пополнят ряды румынской армии рабочих. Разумеется, детские дома не были хорошо обеспечены, подчас в них не хватало даже самого необходимого. В сконструированных как фабрики детских домах наблюдался недостаток персонала, с детьми обращались хуже, чем с животными. Они не получали ни достаточного умственного развития, ни образования, ни медицинского ухода, ни физического развития, ни любви и, самое страшное, им выделялось очень мало пищи. В результате те дети, которые выжили и стали взрослыми, оказались недоразвитыми и физически, и умственно. И что еще хуже, что обнаружилось позднее, почти все дети были больны СПИДом. Доктора, которым многие годы запрещали поддерживать свое образование на должном уровне, ошибочно считали, что переливание крови поможет детям сохранить здоровье. Как ни трагично, произошло обратное. Вдобавок к неграмотности врачей, Чаушеску и его «ученая» жена свято верили, что СПИД — это ни что иное, как болезнь «декадентского Запада», и запретили проверку крови.
Конечно, существовала надежда, что, как женщина, Елена Чаушеску ужаснется тем, что происходит прямо у нее под носом. Вероятно никто, тем более существо женского пола, тем более женщина, которая сама была матерью, не может желать такой участи ни одному ребенку, или, что еще хуже, не санкционирует этого в качестве политической необходимости. Но пока страна голодала и количество сирот росло, супруги Чаушеску вовсю наслаждались роскошной жизнью.
28 марта 1974 года Великая Национальная ассамблея сделала Николае Чаушеску пожизненным президентом. Своим положением, специально созданным для него, он начал злоупотреблять почти с момента назначения. Все члены семьи Чаушеску, включая его собственного сына и двух его братьев, получили ключевые посты в правительстве или армии[51]. Но Елена сняла самый высокий урожай. На ее шестидесятилетие в 1979 году ежедневная газета «Scinnia» посвятила ей хвалебную статью на две полосы, осыпав ее такими титулами, как «Ведущий борец партии за сияющее будущее Румынии», «Мать Отечества», «Маяк партии» и «Великий пример преданности и революционной страсти». Если бы не такое ужасающее время, это было бы смешно, но к 1980 году Елена стала первым заместителем премьер-министра, самой могущественной персоной в Румынии после своего мужа.
Началась кампания по созданию и поддержанию образа миссис Чаушеску как первой леди Румынии. Был отдан приказ, чтобы где бы ни появлялись имена Николае и Елены (то есть в средствах массовой информации), они должны появляться вместе на одной строчке, чтобы имя Елены звучало так же значительно, как и имя мужа. Как будто этого было недостаточно, еще было приказано, чтобы никакие другие имена не упоминались в той же статье, так чтобы имена диктаторов приобрели бы большую значимость.
С фотографиями тоже следовало обращаться деликатно. На любом снимке Николае возле него должна была находиться Елена, и все фотографии должны были иметь красный фон — красный был официальным цветом коммунистической партии. Если Елена с Николае находились за границей, с официальным визитом (в Китае и Северной Корее, США и Великобритании), то по их возвращении из близлежащих городов, деревень и школ свозили людей, чтобы они махали флажками и скандировали фразы из речей своих уважаемых лидеров. Ничто не оставалось без контроля; все было организовано для поддержки диктаторов. После Национального съезда женщин Елене славословила особенно большая группа детей, которые продекламировали следующее:
«Мы смотрим с почитанием, с уважением на гармонию этой семейной жизни. Мы уделяем особое внимание тому, что ее жизнь, бывшей текстильщицы, молодого коммунистического бойца, члена партии с дней ее нелегального положения, сегодня героя Социалистического труда, ученого, члена Контрольного комитета РКП, вместе с жизнью ее мужа — показывает нам пример судьбы двух коммунистов. Трое детей президентской четы работают, как и все мы, следуя примеру своих родителей, чтобы построить в Румынии социализм. Все это ясно и правдиво показывает, что работа и личный пример обязательны в семье Чаушеску»[52].
Однако, несмотря на старания оправдать свою карьеру, за спиной Елена не была ни любима, ни уважаема.
В 1980 году, после двадцати семи лет относительного благополучия, в деревне снова ввели норму на хлеб. Кроме того, были введены лимиты на потребление других основных продуктов, включая рис, кофе и кукурузу. То был тяжелый удар по румынскому народу, явный признак того, что экономическая стратегия Чаушеску не работает. Но хотя страна стояла на коленях Чаушеску это не касалось.
Разница между жизнью, которую вели румынские граждане, и той, что наслаждались их лидеры, была просто непристойной. Чаушеску жили в сорока дворцах и в одном из них — здании, расположенном на бульваре Бухарестской Весны — целая комната была выделена под громадную коллекцию одежды Елены, не говоря уже о ювелирных украшениях и более сорока шубах. Расточительность Елены заставляет померкнуть расходы на обувь Имельды Маркос. Но одежда не была единственным предметом роскоши, которую любили Чаушеску. Николае и Елена владели двумя яхтами, «Snagov I» и «Snagov II», а также несколькими быстроходными катерами, которые они держали на озере к северу от Бухареста. И если страна голодала, эти двое которым повезло жить во дворцах, безусловно, не голодали. Организовывались банкеты, где, говорят, Елена ела за троих. Ничто не казалось слишком дорогим в выборе самых изысканных вин, лучшего мяса, самых сладких пирожных, отборных сортов кофе. Но все это происходило за стенами дворца, снаружи ситуация была абсолютно иная. Вот как вспоминает Мирча Киву, румынский директор исследовательского института маркетинга и опросов в Бухаресте: «Однажды зимой 1988 года я простояла в очереди за картошкой пять часов, и когда впереди оставалось всего десять человек, картошка закончилась. Я помню, что разрыдалась. Иногда мне кажется, что это не было реальностью».
Страна находилась на краю полного социально-экономического краха. Ее граждане страдали от отсутствия продуктов питания, тепла и медицинской помощи, были полностью деморализованы, и, наконец, 16 декабря 1980 года недовольство переросло в публичный протест, в Тимишоаре вспыхнул бунт.
Восстание началось с протеста, в поддержку диссидента, венгерского священника преподобного Ласло Токеса, который подлежал депортации за высказывания против режима Чаушеску. Но то, что начала небольшая группа прихожан, вскоре превратилось в широкую антиправительственную кампанию, которую полиции пришлось взять под контроль. Вскоре к силам полиции присоединились войска Секьюритате, а затем и армия. По команде генерала Виктора Станчюлеску войска открыли огонь, убив сотни граждан. Событие стало трагическим не только для пострадавших, но также для президента и его жены, так как многие чувствовали, что они ответственны за отданный генералом Станчюлеску приказ открыть огонь.
20 декабря 50 тысяч человек снова вышли на улицы Тимишоары. На этот раз люди протестовали против правительства в целом и Николае Чаушеску в частности. Но президента абсолютно не тронул такой поворот событий. С одобрения Елены, он решил провести 21 декабря массовое ралли на центральной площади Бухареста, носящей тогда название «Pieta Republican (площадь Республики), а теперь известной как «Pieta Revolutiei» (площадь Революции).
Около 80 тысяч человек собралось послушать речь своего Президента, и они не были разочарованы. Вскоре Чаушеску с женой появились на балконе здания Центрального комитета, окруженные официальными лицами. Однако когда Николае начал изливать свои разглагольствования о «научном социализме», из толпы принялись прерывать оратора, выкрикивая лозунги: «Долой диктаторов!» и «Тимишоара! Тимишоара!»
Ралли широко транслировалось по румынскому телевидению, и при просмотре записи хорошо видно выражение шока, появившееся на лице Чаушеску, не говоря уже о Елене, которая явно испытала презрение и гнев. Вскоре телевизионный показ прекратили, заменив на патриотические песни, но вред от дискредитации уже был нанесен. Тысячи людей по всей стране стали свидетелями унижения своих вождей. От такого поражения величественная чета оправиться уже не смогла.
Чаушеску скрылись внутри здания Центрального комитете, но, вместо того чтобы бежать из города, они совершили фатальную ошибку, решив ждать до следующего утра. Тем временем воодушевляемые агитаторами, пришедшими на ралли, огромные толпы румын вышли на улицы и начали требовать смещения Чаушеску. Даже армия встала на сторону народа, и хотя войскам было приказано остановить мятеж, они присоединились к демонстрациям.