– Девочка моя дорогая, – обратился он к матери при первой же встрече. – У вас, случайно, нет «Юнион-Джека» в нижнем ящике комода?
– Боюсь, что нет, капитан, – с достоинством ответила она. – Как нет и нижнего ящика комода.
– Что? У такой красотки нет нижнего ящика комода с коллекцией кружевных черных трусиков, чтобы свести с ума будущего супруга? – Он глядел на нее хищными слезящимися глазами.
Мать покраснела и напряглась.
– Я не собираюсь никого сводить с ума, в трусиках или без трусиков! – заявила она с истинным величием.
– Обожаю, – сказал капитан. – Та еще кокетка. Сказать по правде, мне тоже нравится обнаженка.
– Зачем вам нужен «Юнион-Джек»? – спросила мать холодно, меняя тему.
– Помахать, зачем же еще? Все эти черномазые будут размахивать своими флагами. Должны же мы им показать старый добрый имперский флаг!
– А к консулу вы обращались?
– К консулу? – презрительно бросил капитан. – Он говорит, что на всем острове есть только один британский флаг, и тот поднимается на флагшток лишь в особых случаях. Клянусь тестикулами святого Витта, вот он, особый случай! В общем, я ему сказал, пусть использует флагшток, когда будет ставить себе клизму.
– Ларри, зачем ты поощряешь этого грязного старика? – возмутилась мать, когда капитан ушел в поисках национального флага. – Он говорит одни непристойности, да еще в присутствии Джерри.
– Сама виновата, – отмахнулся Ларри. – Это ты его поощряешь своими разговорами. В трусиках, без трусиков!
– Ларри! Ты все прекрасно понял. Это была просто оговорка.
– Ты его обнадежила, – продолжал Ларри. – Следи за своим языком, не то он, как собака, натасканная на трюфели, залезет в нижний ящик твоего комода в поисках подходящей ночнушки для брачной ночи.
– Замолчи! – сердито приказала мать. – Как же ты меня иногда бесишь.
Ажиотаж на острове нарастал. В горных деревнях пожилые женщины полировали свои головные уборы из коровьих рогов и проглаживали носовые платки. В городе обстригали каждое деревце, каждый столик и стул на площади красили заново. Все развили бурную деятельность. В старом квартале с узкими улочками, где с трудом могли разминуться два ослика, а в воздухе в равных долях витали запахи свежеиспеченного хлеба, фруктов и дренажной системы, было маленькое кафе, принадлежавшее моему другу Кости Авгадраме.
Оно славилось лучшим мороженым на острове. Кости побывал в Италии и там проник во все тайны этого искусства. Его кондитерские изделия пользовались большим спросом, и ни одна настоящая вечеринка не обходилась без его огромных шатких разноцветных творений. У нас с ним было рабочее соглашение: я приходил в кафе три раза в неделю и отлавливал на кухне всех тараканов, которыми потом кормил своих птиц и зверей, а за это мне было позволено съедать столько мороженого, сколько в меня влезет во время очистки. За три дня до приезда короля я отправился в кафе и нашел Кости в состоянии суицидального отчаяния, до которого способны довести себя только греки с помощью доброй порции узо. Я спросил его, что стряслось.
– Я погиб, – сказал он с надрывом, ставя перед мной бутылочку имбирного лимонада и сверкающее белое мороженое такой величины, что оно потопило бы «Титаник». – Я конченый человек,
Я прервал эти мрачные прогнозы и спросил, чем вызвано его отчаяние.
– Я ведь гений, – сказал Кости с обескураживающей простотой, без всякого хвастовства, присел за мой столик и с рассеянным видом плеснул себе еще узо. – Никто на Корфу не умел готовить такое мороженое: сочное, красивое… и такое холодное.