«А теперь в дальнем углу зала поднялся невысокий, крепко сбитый человек с круглой лысой головой и маленькими татарскими глазками. Он возглавлял небольшую группу делегатов, которые расположились в самом конце зала, на крайних левых местах. Казалось, никто не обращал особого внимания на тот угол, где они сидели, поскольку господствовало всеобщее убеждение, что там собрались непримиримые экстремисты, крайние чудаки всех типов, которые сгрудились в своей маленькой норке. Но как только этот невысокий коренастый человек встал и решительными шагами двинулся вперед по длинному проходу, где сидели ряды «революционных демократов», по залу прошел приглушенный шепот. Ибо это был Ленин, лидер небольшой и незначительной группки большевиков на этом Первом Всероссийском съезде Советов. Ни в одном слове, слетавшем с его губ, не было и следа нерешительности. С первых же секунд своего выступления он перешел прямо к делу, давя своих оппонентов безжалостной логикой. «Где мы? — начал он, простирая свои короткие руки и вопросительно глядя на аудиторию. — Что такое Совет рабочих и солдатских депутатов? Есть ли в мире что-либо подобное? Нет, конечно же нет, потому что ни в одной стране мира, кроме России, не существует такого абсурда. Давайте примем одно из двух: или буржуазное правительство с его планами на бумаге так называемых социальных реформ, которые существуют во многих странах, или пусть у нас будет правительство, о котором вы (указывая на Церетели), похоже, так долго мечтали, но, по всей видимости, у вас не хватило смелости претворить его в жизнь, правительство пролетариата, историческая параллель которого тянется с 1792 года из Франции.

Посмотрите на ту анархию, которую нынче мы имеем в России, — продолжил он. — Что это значит? Вы серьезно думаете, что сможете создать социалистическую форму общественного устройства с помощью капиталистов? Сможет ли Церетели предложить такой план, чтобы убедить буржуазные правительства Западной Европы согласиться с нашей точкой зрения на мирный договор? Нет, пока власть не находится в руках русского пролетариата, его ждет позорное поражение. Посмотрите на дело рук своих! — вскричал он, презрительно тыкая пальцем в министров-социалистов. — Капиталисты, получая по 800 процентов доходов от военных заказов, обращаются со страной так же, как при царизме. Почему бы вам не опубликовать цифры их доходов, арестовать кого-то из них и подержать за решеткой, пусть даже вы их будете содержать в таких прекрасных условиях, как Николая Романова. Вы говорите о мире без аннексий. Введите этот принцип в практику здесь в Финляндии и на Украине. Вы говорите о наступлении против немцев. В принципе мы не против войны. Мы всего лишь против капиталистических войн, которые ведутся ради доходов капиталистов, и, пока вы не возьмете правительство в свои руки и не выставите буржуев, вы будете всего лишь орудием в руках тех, кто несет миру несчастья». — Произнеся эту тираду, он под радостные возгласы своих сторонников и оскорбительные смешки делегатов от «революционной демократии» вернулся в свой далекий угол.

По залу снова пронесся шум, когда встал человек с квадратным лицом и прической бобриком. На нем был коричневый пиджак и гамаши, лицо было бледным от нервного напряжения, но глаза горели как раскаленные угли. Это был Керенский, который в данный момент считался народным героем и который верил, что сможет привести русскую революцию к успешному воплощению ее идеалов — дать землю голодным крестьянам, мир без аннексий и контрибуций уставшим солдатам. Выпрямившись и засунув правую руку за борт пиджака, он начал подчеркнуто спокойным тоном:

«Только что нам предложили кое-какие исторические параллели, — сказал он. — Нам предложили 1792 год, как пример для революции 1917 года. Но чем кончила Французская республика 1792 года? Она превратилась в основу империализма, который на много лет отбросил прогресс демократии. Наша обязанность — предотвратить такое вполне возможное развитие событий, чтобы нашим товарищам, которые только что вернулись из сибирской ссылки, не пришлось снова возвращаться туда и чтобы у этого товарища, — он презрительно ткнул пальцем в Ленина, — который все это время спокойно прожил в Швейцарии, не было необходимости снова скрываться там. Он предлагает новый и замечательный рецепт для нашей революции — мы арестуем горсточку русских капиталистов. Товарищи! Я не марксист, но, думаю, понимаю социализм лучше, чем товарищ Ленин, и я знаю, что Карл Маркс никогда не предлагал такие методы восточного деспотизма. Меня обвиняют, что я восстаю против национального возрождения в Финляндии и на Украине и умаляю принцип мира без аннексий и контрибуций, мои действия в коалиционном правительстве высмеивают. Но в Первой Думе именно он, — возмущенно повернулся он к Ленину, — нападал на меня, когда я выступал за федеральные республики и национальную автономию, именно он называл эсеров и трудовиков мечтателями и утопистами».

Перейдя к вопросу о братании на фронтах, он вызвал взрыв смеха упоминанием о тех наивных людях, которые считают, что эти дружеские встречи между группками русских и немецких солдат способны привести к расцвету социализма во всем мире. «Им стоит вести себя очень осторожно, — добавил он, — или же в один прекрасный день они убедятся, что братаются с кулаком Вильгельма Гогенцоллерна». Когда речь близилась к завершению, лицо его раскраснелось, а голос охрип. «Вы скажете нам, что боитесь реакции, — почти кричал он, — и тем не менее предлагаете нам идти по пути Франции 1792 года. Вместо того чтобы призывать к восстановлению, вы взываете к разрушению. Из этого дикого хаоса, который вы хотите создать, подобно Фениксу, поднимется диктатор».

Сделав паузу, он медленно пересек сцену, пока не оказался напротив того угла, где в окружении своих сторонников сидел Ленин. Тот спокойно поглаживал подбородок, явно прикидывая, что из слов Керенского может оказаться правдой и, если уж придет диктатура, кому придется надевать личину диктатора.

Дебаты продолжил лидер эсеров Виктор Чернов. «Товарищи, — начал он, — трагедия русской революции заключается в тяжелейших обстоятельствах ее рождения. Она окружена огненным кольцом фронтов. Эта ситуация определяет политическое положение в тылу. Может ли она обеспечить ее международное положение за границей? Ибо мы видим, что чем дольше длится война, тем тяжелее становятся экономические трудности. Война — это огромный насос, который высасывает все силы страны. Вот в чем опасность, и одна из самых больших, потому что никто не знает, переживет ли революция такое положение дел».

Затем он критически разобрал аргументы Ленина и доказал, что его идея о всемирной социалистической революции с опорой на русскую революцию не выдерживает критики. Есть все основания считать, что в тех странах, где уже утвердился капитализм, революционное движение зависло в воздухе, а вот в экономически отсталых странах оно бурно развивается. «И мы не можем изменить эти обстоятельства простым призывом к миру, — продолжил он. — В той же мере мы не можем рассматривать капитализм как чисто экономический феномен. История последних лет доказывает, что в капитализме очень сильно сказывается национальный характер и что во многих странах его влияние проникает и в среду пролетариата. И если это так, разве не возникает серьезный вопрос? Суждено ли русской революции распространяться лишь в узких рамках своего национального существования? Или она распространится энергично и напористо? Или же, возможно, набирая силы у себя дома, ей стоит дождаться времени, когда созреет весь остальной мир. Иными словами, может ли она дать наглядный урок товарищам в других странах? Мир был изумлен нашей революцией в середине войны. Давайте и дальше удивлять мир очередными этапами ее развития. Русская революция действует, как рычаг, который медленно поднимает к действию силы социализма во всем мире и вместе с Интернационалом заложит основы мира, свободного от всех следов империализма. Будет покончено со старыми методами тайной дипломатии и секретных договоров, станет невозможно гнать на бойню миллионы ради блага нескольких. Впредь мы связываем наши надежды не с дипломатическими посольствами, а с демократией в странах-союзниках. Следующая цель, которую русская революционная демократия поставит перед собой, — это встреча Социалистического Интернационала всех стран». — При этих словах весь зал, кроме небольшой непримиримой группы в дальнем углу, поднялся на ноги и несколько минут приветствовал лидера социалистов-революционеров. Резолюция о доверии коалиционному правительству была принята большинством в 543 голоса против 126. Таким образом в Советах был обеспечен блок «революционеров»-демократов.