Меня в данном случае не интересует, когда Путин говорил голосом своей внутренней правды – или в 2007 году, или сейчас, во что на самом деле Путин верит и какие мотивы на самом деле движут его поступками и решениями. Такой тайны, как Путин, действительно не было в русской истории: ни дневников, ни статей, ни друзей, с которыми он близок и которые нам могут что-то рассказать о нем как о личности. В глазах этого человека, особенно в последнее время, – откровенное, кричащее одиночество, какая-то откровенная драма власти. У царя были братья и сестры, сановные члены царской семьи, которые могли на равных с ним общаться и что-то ему советовать. У Брежнева, к примеру, были Суслов и Громыко, без совета с которыми он не принимал важных решений. А Путин, как мне кажется, существует один на один со своей страшной ответственностью за судьбы России. Его окружение – силовики – не в счет, ибо на самом деле между военными не может быть равных, доверительных отношений. Подчиненный военный не советует, он только выполняет команду своего командира. Вообще, эпоха Путина, эпоха правления силовиков в истории России, первый раз в истории России принесла очень много и поучительного, и об этом следует думать.
И как только мы отдадим себе отчет, как устроена на самом деле наша современная путинская Россия, Россия, где власть целиком, без остатка принадлежит одному человеку, то мы поймем, что все наши разговоры о воспитании патриотизма имеют очень второстепенное значение в жизни нашей страны. А имеет ли вообще смысл при такого типа политическом устройстве, при нашем традиционном самовластии, когда все целиком и полностью зависит от личных качеств руководителя страны, всерьез заниматься патриотическим воспитанием? Ведь, как мы видим, отношение к Путину не меняется в зависимости от того, какую идеологию он исповедует, как он относится к идеалам коммунизма. Самое главное, мне думается, для подавляющего большинства населения состоит в том, что Путин олицетворяет близкую душе русского человека жесткую, абсолютную, беспрекословную власть, и это, на мой взгляд, куда более важно, чем его личное отношение к Ленину или к Сталину. Надо понимать, что на самом деле сам патриотизм как сознательный выбор человеком своего способа связи со страной тесно связан с той политической культурой, с теми институтами, которых у нас до сих пор нет. При всевластии руководителя страны патриотизм всегда неизбежно будет казенный, будет публичной формой проявления своей лояльности власти. На самом деле тот патриотизм, о котором мечтали русские философы, тот же Николай Бердяев и Иван Ильин, то есть патриотизм, связанный с правом выбора, с правом на сомнение, патриотизм поиска правды, сравнения аргументов, при нашей политической системе никому не нужен. При наших политических традициях и при нашей политической системе сознательный патриот, исповедующий гуманистические ценности, на мой взгляд, обречен или быть диссидентом, или уходить во внутреннюю эмиграцию.
Как выясняется, патриотизм в России несовместим с голосом правды. Подлинный гуманистический патриотизм в России невозможен, ибо мы просто не в состоянии преодолеть аморализм марксистской идеологии. Из-за нашего «евразийства», туранского наследства Чингисхана мы никогда не расстанемся с коммунизмом. При нашем русском традиционном самодержавии патриотизм может быть только казенным, солдатским. У нас никогда не было и, наверное, никогда не будет демократических институтов, и прежде всего разделения властей, без которых у нас никогда не зародится полноценный сознательный патриотизм. Вот такие грустные мысли вызвали у меня нынешние дискуссии о патриотизме как национальной идее.
О предателях подлинных и мнимых
Сегодня только политик-самоубийца выйдет к избирателю с добрым словом о Горбачеве. Даже патриарх Кирилл предпочитает в публичных выступлениях высчитывать едва ли не процентное соотношение между заслугами Сталина и его злодеяниями. У патриарха Кирилла получается где-то 50 на 50, то есть добра и зла поровну. Но при этом, упаси бог, мы не услышим от нашего патриарха ни одного доброго слова о Горбачеве. Но ведь он, Горбачев, сделал для РПЦ чрезвычайно много, практически спас ее от гибели. Отменил государственный атеизм, начал возвращать церкви отнятые у нее большевиками национальные святыни, к примеру, возвратил ей Оптину пустынь. По сути, возрождение РПЦ после семидесяти лет большевистского государственного атеизма стало возможным только благодаря перестройке Горбачева. Но, наверное, слова благодарности от РПЦ Горбачев никогда не услышит.
Возродившийся русский патриотизм имеет антигорбачевскую направленность. С одной стороны, белый патриотизм получил политические права благодаря Горбачеву. В советское время за пропаганду белогвардейщины могли посадить. Но абсурдность нынешней ситуации состоит в том, что больше всего ненавидят Горбачева именно белые патриоты. Они ненавидят Горбачева за то, что он осуществил их мечту, дал им возможность сказать вслух правду о моральных заслугах белой гвардии. Кстати, это противоестественное отношение антикоммунистов к Горбачеву было характерно даже для Солженицына. Но, оказывается, этот очередной русский абсурд становится почти что доминирующим настроением современной России. Никита Михалков на все сто, на полную катушку использует дарованное Горбачевым право защищать дело белой гвардии, экранизирует запрещенные в СССР «Солнце мертвых» Ивана Шмелева и «Окаянные дни» Ивана Бунина. Но в то же время называет политику гласности преступной, призывает организовать суд над Горбачевым. Никита Михалков откровенно пользуется благами перестройки и одновременно называет Горбачева инициатором «преступной политики».
Вот такая история. И этой истории с Никитой Михалковым трудно найти простое объяснение. Во времена перестройки Никита Михалков никогда не занимал антидемократическую позицию. Как я помню, и позже, в 1994 году, Никита Михалков, который вместе со мной и тогда еще митрополитом Кириллом создавал идеологию так называемого Земского союза, не требовал никакого суда над Горбачевым, не осуждал его перестройку. А теперь он берет на себя непосильную для него роль судьи перестроечной эпохи. Не имеет права Никита Михалков ставить фамилию Горбачева рядом с фамилией Ельцина через запятую, ибо он, Михаил Сергеевич, в отличие от первого президента РФ, был категорическим противником распада СССР.
На мой взгляд, Горбачев не несет ни моральной, ни тем более политической ответственности за то, что дарованная им свобода была действительно использована политиками РСФСР и прежде всего Ельциным для разрушения исторической России.
Но и с Ельциным не так все просто. Он шел за настроением подавляющей части населения РСФСР, которое, как тогда говорили, устало «кормить Кавказ, Украину и Прибалтику». Так это было! И, я думаю, Никита Михалков все же это помнит. Но, решив стать популярным политиком, он откровенно, как и многие, впадает в беспамятство. Кстати, Владимиру Путину, мне кажется, стоило бы в какой-то форме дистанцироваться от политических заявлений Никиты Михалкова. Пикантность ситуации состоит в том, что, как говорил Михаил Горбачев в своем юбилейном интервью одному из российских СМИ, Никита Михалков воспринимается в России почти как «друг президента», который проводит «с Путиным все время». Не дай бог, многие подумают, что Путин как преемник Ельцина солидарен с судейскими инициативами Никиты Михалкова.
Вся эта, на мой взгляд, некрасивая в моральном отношении история с призывами Никиты Михалкова судить Горбачева и Ельцина свидетельствует о глубочайшем не только моральном, но и умственном кризисе современной России. Мы всё забываем. Мы не хотим думать. Не хотим ничего знать о подлинной глубинной причине распада СССР и социалистической системы. Есть что-то нездоровое в этом антигорбачевском патриотизме, во всем этом судейском настроении. Мы забыли, что Горбачев был против не только распада СССР, но и против тех радикальных экономических реформ, которые после его отставки начала команда Ельцина – Гайдара. Кстати, от Горбачева потому и отвернулось население РСФСР, что он был против радикальных реформ, что он настаивал на постепенном преобразовании советской экономики. Мне кажется, что Горбачева многие не любят потому, что он напоминает им об их личном безумии, об их желании достичь всего и сразу.
В далеком 1995 году, когда мы вместе с Горбачевым после его выступления во Владимире ехали в Москву, домой, он целую дорогу объяснял мне, что приватизация земли, на которой настаивали реформаторы, обернется бедой для простого крестьянина, который, по словам Горбачева, «снова начнет батрачить на новых хозяев». Мы забыли, что за перестройкой Горбачева стоят его простое крестьянское русофильство, его вера, что если освободить русского человека от бессмысленных советских запретов, то он, русский человек, распрямит плечи, станет во весь рост, начнет по-умному хозяйничать на своей земле. Горбачев до сих пор верит, как видно из упомянутого выше его интервью, что русский человек не может жить без гласности, открытости, свободы мнения и так далее. Отличие Горбачева от его нынешних критиков состоит в том, что он действительно был и является русофилом, что он верит, что свобода и демократия нужны русскому народу. На мой взгляд, все нынешние критики Горбачева, которые осуждают его за политику гласности, демократические реформы, на самом деле являются не просто сталинистами, но отъявленными русофобами. Еще раз повторяю, критика Горбачева, желание сделать его крайним проистекает от стремления не только нынешних политиков, но и подавляющей части населения бывшей РСФСР снять с себя личную ответственность за разрушение собственной страны. Горбачев не несет никакой ответственности за то, что дарованные им свободы были использованы людьми не для созидания, а для разрушения того, что было, для разрушения собственной страны. Вся беда и все «преступления» Горбачева состоят в том, что он, в отличие от нынешних его критиков, верил в созидательные гражданские потенции своего народа.
Я думаю, что Горбачев стал враждебен нынешней посткрымской России прежде всего потому, что мы в последние годы утратили эту перестроечную веру в свой народ, в его готовность создать полнокровное, демократическое, успешное во всех отношениях общество. На мой взгляд, за антигорбачевским настроением стоит утрата веры в способность русского человека на равных соревноваться со странами Запада, на равных конкурировать с ними в сфере экономики, науки, конкурировать с ними в политике очеловечивания человеческой жизни. За критикой Горбачева стоит наш уход от гуманистических критериев оценки человеческой жизни.
Суть нынешнего так называемого державнического патриотизма состоит в том, что он лишен самого главного – лишен любви к человеку. В том-то и дело, что в годы перестройки Горбачев не делал ничего, чего бы не желали простые люди. Он начал возвращать человеку элементарные права, отнятые у него, как любил тогда говорить Горбачев, «сталинской системой», он возвращал человеку право на свободу совести, право на свое собственное мнение, право на историческую правду, в конце концов, право на историческую память, которую отняли у него большевики. За перестройкой стояла моральная и психологическая усталость населения СССР от холодной войны. От вечного ожидания ядерной катастрофы, от растянувшейся на семьдесят лет жизни в осажденной социалистической крепости, окруженной со всех сторон врагами. Уже при Брежневе люди перестали верить в сказку о коммунизме, о том, что враждебная нам капиталистическая система когда-то распадется. По сути, в идеологическом отношении перестройка как освобождение от идеологических мифов началась еще при Брежневе. На самом деле перестройка стала выражением назревших потребностей освобождения страны от наиболее одиозных черт советской системы – от цензуры, железного занавеса, преследования за инакомыслие. Люди уже при Брежневе поняли, что не существует какого-то серьезного содружества социалистических государств. Блоковое сознание начало умирать задолго до прихода к власти Горбачева. За перестройкой стояло инстинктивное движение от ценностей советского державничества в сторону ценности жизни, ценности достатка, благополучия, свободы, личного успеха. Уже никто не хотел посвящать свою жизнь мнимым успехам СССР в деле экспорта революции. Матери и отцы уже не хотели, чтобы их дети погибали в далеком Афганистане непонятно во имя чего. В эпоху перестройки в глазах русского человека возрастала ценность его собственной жизни. Поэтому в эти годы, да еще в начале девяностых, сохранялось резко критическое отношение к Сталину, погубившему из-за своей паранойи и садистского настроения миллионы людей. Горбачев просто шел за этим настроением. Другое дело, что ни он, ни те, кто его активно поддерживал, не понимали, что разрушение сталинских скреп социализма обернется разрушением многих основ общественной жизни. Горбачев, как я точно знаю, во многих отношениях был дитя, жертва советской пропаганды.
В том-то и трагедия, что мы умудрились за последние два года уйти от всех тех ценностей и идеалов, которыми жили советские люди в годы перестройки. Жизнь человеческая у нас мало что стоит. Горбачев спасал человечество от угрозы ядерной катастрофы, а сегодня, напротив, у нас многие готовы к использованию ядерного оружия, чтобы превратить ненавистную Америку в «сплошной пепел». На место советской идеи победы социализма любой ценой, победы даже ценой «невиданных жертв», как любил говорить Ленин, мы ставим сегодня идею возрождения русского мира, и снова любой ценой. Сколько погибло наших ребят во имя безумного проекта воссоздания Новороссии! Никто об этом вслух не говорит. Проблема жертв и слез матерей, потерявших своих детей, снова, как и в советское время, никого не волнует. За критикой Горбачева, конечно, стоит возрождение ценностей, враждебных его перестройке. И это медицинский факт. Мы снова, как и в советское время, начинаем противопоставлять бедность и нищету «буржуазному потребительству». Мы до сих пор не можем понять, что на самом деле бедность, которую мы снова стали сегодня обожествлять, ничего, кроме зависти, злобы и агрессии, не рождает. Мы снова не хотим знать правду о жертвах, бессмысленных жертвах, принесенных русским народом на алтарь бессмысленных и пустых идеалов коммунизма.
Но именно по этой причине горбачевская критика преступлений Сталина сегодня начала оцениваться как «эпоха очернительства достижений советского строя». На место учения о коммунизме пришло учение об особой русской цивилизации. Их объединяет враждебное отношение к европейским ценностям, ко всем тем ценностям, которые лежали в основе горбачевской политики гласности. Поэтому совсем не случайно Горбачев стал врагом номер один для идеологов и проповедников нынешнего античеловеческого державничества. Кстати, о том, что без снижения уровня жизни и тягот дефицита мы не достигнем подлинного национального достоинства, начал говорить даже министр иностранных дел РФ Сергей Лавров. Хватит пить чай с медом на блюдечке, говорит вслед за министром иностранных дел режиссер Карен Шахназаров. И это советуют нищему русскому человеку люди, которые, как я знаю, с детства привыкли к меду достатка. Властная элита никогда в России не любила свой народ, не заботилась всерьез о его благосостоянии. Но такого, чтобы власть оправдывала нищету своего народа, звала к нищете, – такого никогда не было даже при Сталине. Опасность антигорбачевских настроений не только в их беспамятстве, исходном антикоммунизме, но и в том, что они на самом деле отвлекают нас от преодоления реальной угрозы существования современной России. Подыгрывая державническим страстям подавляющей части населения, мы все время рассказываем им или о победах «бывших шахтеров и трактористов Донбасса», или о растущем количестве боевых вылетов наших бомбардировщиков в Сирии. Но при этом ни слова о том, от чего на самом деле зависит наше будущее. Ни слова о нашей вопиющей отсталости в уровне производительности труда, о нашей растущей бедности, могущей в любую минуту взорвать стабильность в России, ни слова о нашем чемпионстве в преступности, о нашей коррупции, о вымирании населения в Сибири, о 50 миллионах гектаров пустующих земель, о нашем чемпионстве в области абортов, ничего никогда о том, что действительно угрожает самому существованию России. Наше нынешнее болезненное державничество стало основным идеологическим препятствием на пути развития России. Когда-то, во времена перестройки, мы верили в возможность благодаря демократическим реформам стать частью, конкурентоспособной частью современной европейской цивилизации. За нынешними рассуждениями об особой русской цивилизации на самом деле стоит открытая капитуляция, отказ всерьез заняться преодолением своей углубляющейся цивилизационной отсталости. И по этой причине Горбачев со своим русским оптимизмом тоже враг современным патриотам.
И чтобы уйти от трудной для нашего сознания реальности, мы и начали возрождать миф об утраченном могуществе СССР и социалистического лагеря. И чтобы уйти от трудной правды сегодняшнего дня, мы снова стали возрождать советскую ложь и начали жить в советской лжи. Понятно, что о декоммунизации в нынешних условиях не может быть и речи. Понятно, что в нынешних условиях никому не нужна правда о реальных причинах распада СССР и распада мировой социалистической системы. Никто не хочет знать сегодня, что скрепами социалистического содружества были только количество советских танков в странах Восточной Европы и наша готовность вводить войска СССР для подавления очередного восстания, как мы это делали в Берлине в 1953 году, в Будапеште в 1956 году, в Праге в 1968 году. Никто не хочет знать сегодня, что на самом деле советская система изначально была обречена, ибо наше советское колхозное сельское хозяйство никогда не могло накормить население. Никто у нас не хочет знать, что и население Польши, и население Венгрии, и население Чехословакии всегда воспринимало свою советскую власть как оккупационную, как орудие Москвы. А вместо этого мы придумали, что Горбачев разрушил уникальный, благополучный СССР и якобы крепкое мощное содружество социалистических государств. Повторяю, ненависть к Горбачеву – от беспамятства, от утраты веры в себя, в свою способность на равных соревноваться с другими в современном глобальном мире. Отказ от идеалов перестройки, от идеалов свободы – это свидетельство капитуляции современной России. Мы ругаем Горбачева за то, что он не мог и не хотел во имя наших мистических целей держать советских людей в голодном или полуголодном состоянии, как это делал Сталин. Кстати, гуманизм Горбачева на самом деле является продолжением гуманизма оттепели, гуманизма Хрущева. Но трагедия состоит в том, что нынешний русский человек поклоняется Сталину, который убивал, мучил и воспринимал его как винтик, одновременно не в состоянии оценить заслугу тех, кто сделал все возможное и невозможное, чтобы как-то очеловечить его твердокаменную советскую жизнь.
И я, честно говоря, не знаю, что нас ожидает, если мы долго пробудем в состоянии этого античеловеческого беспамятства. Горбачев привык к критике, он, как мы видим из его интервью, даже спокойно отнесся к призывам Никиты Михалкова посадить его в тюрьму. Но что будет с нами, если мы с утра до вечера будем слушать шарлатанов, которые врут, которые заморозили наши мозги рассказами о якобы утраченном могуществе великого СССР? Не знаю, как можно долго жить, игнорируя правду о своей истории и о себе, игнорируя вызовы современной цивилизации. Даже если нам удастся снова количеством танков и самолетов запугать своих соседей, это на самом деле не прибавит нам достоинства. А, напротив, чем больше нас будут бояться, тем больше будут нас снова ненавидеть.
Книга III
И все-таки большевизм и национал-социализм – близнецы-братья