И отсюда, от изначального морального изъяна всех этих рассуждений об особой русской солидарной цивилизации – и ее глубинные противоречия. С одной стороны, напоминание патриарха Кирилла о том, что «у Христа нет избранных народов, он любит и ждет всех», а с другой стороны – вера или имитация веры в то, что именно русским была приготовлена сверхморальная судьба. На мой взгляд, ни в чем так не проявляется глубинная противоестественность этого учения об особой русской цивилизации, как в том, что оно является прямым вызовом духовной сути русской религиозной философии начала ХХ века и философскому наследию Ивана Ильина. И здесь снова одно не сходится с другим: тот же патриарх Кирилл бьет поклоны (и правильно делает) русской религиозной философии ХХ века, говорит о том, что она внесла (и действительно внесла) огромный вклад в мировую культуру. А с другой стороны, здесь же отстаивает идеи, прямо противоположные тому, что говорили основатели русской религиозной философии.
Первое, что пришло в голову в этой связи: и патриарх Кирилл, и архимандрит Чаплин, как я уже обращал внимание, связывают колхозы и социалистическое соревнование с сущностью православия. А отец Сергий Булгаков, кстати, тоже священник, центральная фигура русской религиозной философии, по убеждениям до мозга костей русский, напротив, считал, что коллективизация и колхозы были свидетельством человеконенавистнической природы советской системы и что именно практика колхозной жизни, насильственная коллективизация начала тридцатых являются свидетельством
Честно говоря, мне, как русскому патриоту, посвятившему много лет, со студенческих времен (а это было полвека назад), изучению религиозной философии, до боли трудно слушать то, что говорит наш патриарх, которого называют «святейшим», о советской истории, о Сталине, об идеалах солидарности и т. д. Православие, христианство, которые укрепили мои религиозные чувства, которые укрепились в моей душе благодаря текстам отца Сергия Булгакова, Николая Бердяева, Семена Франка, имеют малое отношение к нынешнему православию, которое косвенно, а иногда и напрямую оправдывает коммунистический эксперимент в России, которое, как патриарх Кирилл, никогда не говорит о безумной, страшной человеческой цене так называемых успехов индустриализации и модернизации при Сталине. Как можно говорить, как это делает патриарх Кирилл, о том, что идея солидарности была главенствующей в советской жизни, в той жизни, которая до Хрущева, до оттепели была основана на страхе, на страхе стать жертвой доносительства, доносительства не только со стороны коллег по работе, соседей, но даже со стороны собственных детей. Что здесь нашел солидарного патриарх Кирилл? Что есть солидарного в паранойе советских людей, призывающих расстреливать, убивать так называемых врагов народа?
Кстати, не только Николай Бердяев, Иван Ильин, Сергий Булгаков обращали внимание на страшную, непомерную человеческую цену успехов сталинской индустриализации, но и вполне советский писатель, атеист Константин Симонов, на мой взгляд, в полном соответствии с подлинным, настоящим христианством писал в своей книге «Сегодня и давно», изданной в 1974 году, в советское время, что «нельзя возвратиться к правде о Сталине», о его действительной роли в годы войны, не учитывая трагедию нашего народа, нашей армии в 1941–1942 годах. Говоря о Сталине, настаивал Константин Симонов, надо знать, что «именно на этом человеке лежит ответственность за начало войны, стоившее нам лишних миллионов жизней и миллионов квадратных километров опустошенных территорий. На этом человеке лежит ответственность за 37-й и 38-й годы». А патриарх Кирилл, как мы убедились из его недавних выступлений, никогда ничего не говорит о страшной человеческой цене, заплаченной русским народом за «несомненные успехи» сталинского периода. Разве можно на одно место ставить успехи, а на другое место, как нечто равное, – «злодейство»? Трагедия же состоит в том, что так называемые успехи были достигнуты за счет безумного злодейства, такого злодейства, которого никогда не знала Европа. Да, Гитлер мечтал избавиться от русского, а особенно от украинского крестьянства. Но он не знал, что эту задачу за него уже выполнил Сталин путем своей безумной коллективизации. Кстати, Путин прав, когда он говорит (часто говорит), что индустриализация привела к полной и окончательной гибели русского крестьянства. Об этом, кстати, говорил и покойный ныне Валентин Распутин.
Надо учитывать, и с этим не считается патриарх Кирилл, что та же логика, которую он применяет при оценке личности Сталина, может быть использована и при оценке личности Гитлера. У Гитлера тоже были несомненные успехи на пути индустриализации Германии. Причем он, в отличие от Сталина, достигал этих успехов без репрессий и уничтожения собственного народа, к тому же у Гитлера темпы индустриализации были многократно выше, чем у Сталина. Но тем не менее ни у кого не повернется язык сказать, что при оценке злодейств Гитлера мы должны учитывать и его успехи на пути индустриализации.
Более того, хочу напомнить снова патриарху Кириллу, что его противники-либералы, упрекающие его в том, что его учение о солидарной цивилизации напоминает учение Гитлера об особой арийской расе, во многом правы. Кстати, надо учитывать и то, что создатели русской религиозной философии находили родство большевизма и национал-социализма именно в мессианизме этих учений, в их претензии осчастливить человечество своими собственными, правда, отличными друг от друга, идеалами справедливости. Ведь надо знать, что фашизм возник как реакция на большевизм. Фашисты просто противопоставляли интернационалистскому социализму, интернационалистской солидарности свою национальную солидарность. Гитлер тоже в своей «Майн кампф» связывал особую миссию арийской нации с ее якобы особыми духовными качествами, с ее якобы жаждой солидарности. Хочу напомнить, что призывы и патриарха Кирилла, и особенно Всеволода Чаплина создать особую солидарную экономику, где не будет капиталистической конкуренции, где деньги будут соответствовать труду и где не будет хищного финансового капитала, где не будет ростовщичества, на самом деле повторяют и тексты Муссолини, и тексты самого Гитлера: «Арийцы велики не просто своими духовными качествами, а прежде всего своей способностью отдать эти способности на службу обществу»; «Высшее предназначение арийской расы – пожертвовать интересами своего собственного „я“ в пользу общества»; «арийцы велики тем, что в каждом… как известно, живет глубокое стремление к большей социальной справедливости».
Все это говорит о том, что нельзя в начале XXI века бездумно повторять идеи XIX века, при всей их привлекательности. Надо учитывать, во-первых, что идеалы человеческой солидарности использовались в своекорыстных, эгоистических целях не только большевиками, но и вождями фашизма, и прежде всего Муссолини и Гитлером. Сегодня надо учитывать, о чем предупреждал идеолог русской религиозной философии Семен Франк еще в 1909 году, что идеи коммунистического солидарного общества при всей своей внешней привлекательности опасны тем, что они вызывают неуважение, вражду к той жизни, которая есть, ко всей предшествующей человеческой истории. Отсюда, предупреждал Семен Франк еще в 1909 году, исходная, человеконенавистническая природа идеалов, которые исповедуют большевики. Трагедия состоит в том, что для них, для большевиков, неполноценными людьми являются не только отжившие эксплуататорские классы, но и сами рабочие, члены их партии, которые как личности сформировались в условиях «гниющего капиталистического общества». Еще раз повторяю: как только появился фашизм, особенно национал-социализм, они, русские философы, увидели, что солидарное общество фашистов ничем не отличается от солидарного общества русских коммунистов, что за этими родственными философиями стоит агрессия, ненависть и жажда крови. Я бы советовал идеологам особой солидарной русской цивилизации в ее посткрымском розливе учитывать, что действительная заслуга русских, русской культуры состоит не в том, что они якобы открыли путь человечеству в светлое, солидарное общество, а, напротив, в том, что они, начиная с «Бесов» Достоевского, предупредили о человеконенавистнической сути шигалевщины, об опасности тех людей, которые говорят, что нет бога, а есть только идеалы солидарного общества.
Я, честно говоря, не верю, что у философии русского солидарного оптимизма, которую излагает патриарх Кирилл и на заседаниях Всемирного русского Собора, и в Думе, есть будущее. На откровенной лжи, даже если она красивая, ничего устойчивого и крепкого не построишь. Сейчас многие люди понимают, что и на крови, о чем предупреждала русская религиозная философия, нельзя построить устойчивого, прочного общества, устойчивого государства. И точно так, как ветер правды в свое время смыл советский патриотизм, основанный на ложной идеологии, точно так ветер правды очень скоро смоет с поверхности русской жизни ложную, вымученную идею об особой русской солидарной миссии.
Голос из «пятой колонны»
Россия есть Россия – «от сумы и тюрьмы не зарекайся». Правда, для интеллигенции, для той ее части, которая имеет голову на плечах, эта присказка имеет «частное определение». Какой бы ты ни был патриот и как бы ты ни любил Россию, может наступить день, когда ты окажешься с теми, кого «безбашенные патриоты» называют «предателями», «пятой колонной». Лично для меня открытие сегодняшнего дня состоит в том, что «безбашенные», радикальные патриоты куда опаснее для страны, чем «безбашенные», радикальные либералы. «Безбашенные» либералы хотя бы не призывали воевать со всем миром и погибнуть во имя того, чтобы еще один раз «дать по морде америкосам».
И этот день превращения сознательного патриота в предателя наступает тогда, когда власть отдает идеологическую инициативу в руки певцов войны. Все дело в том, что «безбашенные» державники имеют в России куда больше шансов стать ее голосом, чем «сознательные» или «просвещенные» патриоты, которые задумываются о причинах русских неудач и катастроф, пытаются извлечь уроки из нашего прошлого. К сожалению, в России мало шансов на лидерство у тех, кто призывает людей думать, нести ответственность за свои решения, считаться с голосом правды.
И в этом наша русская трагедия. Середины у нас нет.
Во власти случая
Еще недавно, в 1990-е, России угрожал хаос, утрата национальной идентичности. Еще недавно стабильности в России угрожали радикальные, воинствующие либералы, зовущие разгневанных избирателей идти на Кремль. Но не прошло и нескольких лет, и вот «вертикаль власти», созданная для противостояния хаосу, превращается в традиционное русское самодержавие. И снова, как всегда в России, ее судьба, жизнь и благосостояние многомиллионного народа становятся целиком зависимыми от склада ума и склада души ее нового всевластного хозяина. И не важно, кто этот хозяин – или царь, или генеральный секретарь, или «преемник первого президента России». Важно то, что сейчас, как всегда, каждое слово нового хозяина трактуется как текст Священного писания. Будет у нас одна судьба, когда при власти будет хозяин, который в детстве любил первым начинать неизбежную драку. Но если бы хозяином страны оказался тот, который в детстве не любил драться, то у нас, наверное, была совсем другая судьба. Самое страшное в нашей русской судьбе, неискоренимой русской судьбе состоит в том, что наша жизнь целиком и без остатка зависит от случая.
И у меня вообще в последнее время возникают страшные вопросы. Я не люблю Смердякова. Но, с другой стороны, не могу не спросить себя: «А имеет ли какой-то смысл вся наша русская история, если вся наша жизнь и наша судьба, жизнь идущих друг за другом поколений целиком зависит от случайности?». Не было бы у Николая II больного наследника, не было бы Распутина, и у нас, наверное, была бы другая судьба. Страшные мысли рождает и нынешняя Россия, хотя на самом деле, если быть честным, то, может быть, нулевые были самым благодатным периодом в русской истории. И сейчас многие блага нулевых все-таки сохраняются, а пессимизм почему-то разлит во всей этой все еще благополучной России. И трудно сказать, что опаснее для будущего России: или радикализм «безбашенных» либералов, зовущих к бунту, к очередной русской смуте, или радикализм победивших «безбашенных» патриотов, готовых умертвить и себя, и свою Родину, и даже все человечество во имя своих, во многом «безбашенных», иллюзорных представлений о «подлинном величии России».
Наши «безбашенные» патриоты забыли, что мы живем в XXI веке, в эпоху четвертой научно-технической революции, что сегодня новый железный занавес, новая изоляция от развитого и прогрессирующего Запада обернется элементарной деградацией. Эта деградация может продолжаться пять лет или пятнадцать лет, но от этого ситуация не меняется. И трагедия состоит в том, что даже умные наши политики, которые всегда отличались разумом, начинают говорить о том, что нужно создать российскую экономику, которая была бы целиком независимой от Запада. Без инвестиций с Запада, без новых технологий, которыми обладает Запад, без рынка, который во многом все еще остается западным, мы не сможем долго существовать. Не надо забывать о том, что реалии нынешнего, действительно неуютного для русского достоинства мира создали наши «безбашенные» предки, которые решили построить то, чего никогда не было, и которые мучили себя и соседние страны этим социалистическим или коммунистическим экспериментом. Невозможно величие и подлинное достоинство во внешней политике, когда у тебя нет «величия» в экономике и когда ты объявляешь войну Западу, который по меньшей мере в двадцать раз сильнее тебя. И тут снова возникает старый русский вопрос, на который мы так и не нашли ответа. Быть Смердяковым зазорно. Проигрывая войну, ты теряешь национальную государственность. А без сохранения национальной государственности невозможно обрести полноценное европейское национальное достоинство.
Достаточно вспомнить драматическую судьбу польской нации, которая на 120 лет лишилась государственности. Но что делать, как поступать, когда твое национальное государство превращается в откровенного монстра, который во имя забавы своего очередного хозяина убивает сотни, тысячи, а при Сталине – миллионы людей? Что делать в этой ситуации? Кричать «приговоренные к смерти приветствуют тебя!», приветствовать убийцу государства? В трудные минуты, когда на твою Родину напал враг, эта русская дилемма уходит, и даже люди, недовольные монстром, идут умирать во имя спасения своего национального достоинства. Но что делать, когда твоя страна сама начинает войны, начинает посягать на суверенитет других стран, соседей? В советские времена я хотя бы мог осуждать уродства царского крепостничества, когда «добрая» русская барская душа торговала своими «братьями по Богу» как рабами, точно так, как она торговала пенькой и овсом. А теперь, для того чтобы тебя признали подлинным русским патриотом, «державником», ты должен восторгаться опричниной Ивана Грозного, должен восторгаться всеми «скрепами» русской истории, не только сталинским «державным крепостным правом», но и дореволюционным рабством. Оказывается, как говорят сегодня некоторые православные священники, Сталин, возрождая дореволюционное крепостное право, своими колхозами возвращал нас на истинно русский путь. Видит бог, трудно русскому человеку, имеющему душу, чувство совести, способному сострадать другим людям, привыкнуть к тому, что сегодня многие связывают с русским «достоинством» и русским «патриотизмом». Теперь во имя того, чтобы укреплять «достоинство посткрымской России», ты должен верить и говорить, что Сталин, наградив и поляков, и чехов, и венгров колхозами, советской системой, принес им счастье, говорить о том, что миллионы погибших в 1941–1945 годах по вине Сталина своими жертвами только укрепили величие нашей победы, говорить, как некоторые авторы «ЛГ», что миллионные бессмысленные жертвы 1941 года «заложили фундамент нашей великой победы». И так до бесконечности. И, я думаю, демонстративный отказ значительной части постсоветской интеллигенции, особенно сорокалетних, от моральной оценки и руководителей СССР, и советской системы идет от нашей неспособности ответить на эти действительно трудные русские вопросы.
И тем не менее факт остается фактом: проснувшееся у нас с опозданием на четверть века национальное достоинство снова, в который уже раз, привело к полному отрыву государственных, державнических ценностей от ценности человеческой жизни. Более того, в посткрымской России произошло то, чего никогда не было в русской истории. Никто, кроме России и внука Ким Ир Сена, не прибегает к угрозе ядерной войны во имя защиты своих, во многом болезненных, неадекватных представлений о подлинном национальном суверенитете. Но у нас даже режиссер Карен Шахназаров, представитель культуры, предлагает бросить на Стамбул ядерную бомбу. Вот такая новая реальность. И мне кажется, что мы не отдаем себе отчета в опасности подобных всеразрушительных настроений. Мир начинает смотреть на нас после подобного рода заявлений не просто как на непредсказуемых людей, а как на изгоев, лишенных разума. Советскую нацию, которая на протяжении десятилетий говорила «лишь бы не было войны», сменила посткрымская русская нация, которая морально себя готовит под руководством нашего государственного телевидения к полной и окончательной гибели человечества во имя нашего «подлинного русского достоинства».
Готовность к смерти