Книги

Русская апатия. Имеет ли Россия будущее

22
18
20
22
24
26
28
30

Уезжайте и, главное, увозите детей.

Владимир Яковлев, основатель «Коммерсанта»

Из этого названия – главный вывод моих размышлений. Любая антизападная политика в России неизбежно ведет не только к росту эмиграционных настроений, но и к конфликту власти с наиболее образованной, талантливой частью общества. Надо отдать должное вице-премьеру Ольге Голодец, которая на Санкт-Петербургском экономическом форуме сказала, что в последние месяцы растет опасность эмиграции из России наиболее образованной, талантливой части молодого поколения.

Для понимания истоков нынешнего разочарования образованной, талантливой молодежи России своей страной надо принимать во внимание природу нынешнего кризиса, рожденного прежде всего нашим активным участием в политических событиях на Украине в последние годы. Нынешний кризис, в отличие от кризиса начала девяностых, является по качеству не столько экономическим, не столько политическим, сколько ценностным кризисом, кризисом смысла существования России. Вызванный событиями на Украине конфликт России с Западом, сопровождаемый истерией, «поиском врагов», воспринимается талантливой молодежью прежде всего как посягательство на их будущее. Россия, которая отказывается от своего родства с Западом, от ценностей свободы, ценностей благосостояния, ценностей гуманизма во имя своей якобы «цивилизационной особости», становится им чуждой. Власть, отдав идеологическую инициативу защитникам «красного проекта», новоиспеченным идеологам особой, антизападной русской цивилизации, на самом деле сделала все возможное для подрыва у талантливой, прозападной молодежи веры в будущее своей страны. И они, молодые, крайне негативно воспринимающие антизападные бредни идеологов «русского мира», во многом правы. А есть ли смысл в стране, которая, в отличие от всех народов, не может сохранить свой суверенитет, свою государственность, не мучая свое население «жизнью при минимуме материальных благ», не мучая голодом, тяготами мобилизационной экономики? Не имеет ни морального, ни цивилизационного смысла желаемое великодержавие, тем более в XXI веке, которое не будет подкрепляться внутренним великодержавием, не будет подкрепляться моральной и материальной полнотой жизни своего населения. И к тому же, как выясняется, сегодня речь идет о суверенитете страны, которая якобы готова угрожать человечеству новой ядерной войной. Конечно, такая сумасшедшая Россия не нужна людям, которые мечтают о свободе творчества, о ценностях демократии, о возможности раствориться в современном глобальном человечестве.

Все дело в том, что думающий, стремящийся сохранить свое достоинство русский человек, тем более ценящий себя и свою жизнь, не может не быть западником, ибо все то, что составляет для него приоритет, – и главенство разума, здравого смысла, и ценность истины, и право на Правду, и ценность свободы выбора, право самому распоряжаться своей судьбой, в конце концов, чувство автономной личности – имеет западное происхождение, является духовной основой христианской цивилизации. Да, свобода без морали действительно опасна, но не менее опасна мораль по принуждению, отвергающая право думать о различии между добром и злом. И поэтому неизбежна вся эта нынешняя антизападная истерика, все эти разговоры о том, что Россия держалась и будет держаться не свободой, а «скрепами» крепостного права, все эти разговоры о том, что достаток и благосостояние для русского человека – это погибель, что русским можно стать только тогда, когда ты живешь на минимуме материальных благ, воспринимается думающим человеком как проявление полного безумия. Тем более что подобные идеи проповедовали чиновники, которые стеснялись декларировать свои многомиллионные долларовые зарплаты за месяц. Еще большее раздражение у молодого поколения вызывают модные сейчас в России призывы восстановить советскую мобилизационную экономику, подготовить себя к длительным экономическим тяготам, вызванным неизбежными санкциями. Но ведь даже молодые люди знают, что советская мобилизационная экономика была крайне неэффективна, что она не могла существовать без армии доносителей, без вышек Гулага, без репрессий, якобы, как говорят наши неосталинисты, «укреплявших трудовую дисциплину». И дело не только в том, что, к счастью, нельзя второй раз в истории войти в «красную реку», но и в том, что Россия, возрождающая коммунизм, уже ничего, кроме сожаления и отторжения, не будет вызывать у современного человечества.

Мне кажется, что наша нынешняя власть после крымской победы 2014 года не учитывает крайне негативную реакцию, прежде всего современного Запада, и на нашу внешнюю политику, и на то, что происходит у нас в самой России. Конечно, всех в мире пугает, что у нас сейчас в России, благодаря нашей антизападной истерии, появилось в народе много тех, кто, по крайней мере на словах, готов на гибель России в термоядерной войне, лишь бы «дать по морде обнаглевшим америкосам». Я слышал сам подобные речи от марийца Васи из Йошкар-Олы, который занимается частным извозом на северном Кипре. И получается, по этой логике, что если раньше наше русское призвание, по словам Чаадаева, состояло в том, чтобы показать человечеству, чего не надо делать ни при каких условиях, то сейчас в нашем народе (и это самое страшное) появилось много тех, кто убежден, что мы были созданы для того, чтобы пройти через катастрофу термоядерной войны, чтобы забрать с собой в мир иной сразу все человечество. И современное человечество очень пугает эта наша русская готовность, может быть, только на словах, к жертвам, готовность умереть в схватке с Западом.

Беда наша в том, что и власть, и население уже привыкли к тотальной иррационализации нашей жизни. Как иначе объяснить демонстрацию по телевидению в стране, где более 25 миллионов людей являются нищими, актов сожжения десятков тонн пригодных к употреблению продуктов? Власть не учитывает, что наши показные радости по поводу побед бывших «шахтеров» и «трактористов» над армией ненавистного Порошенко вызывают у тех же украинцев не только раздражение, но и жажду мщения. На мой взгляд, нынешние страхи Запада, вызванные нашей непредсказуемостью, нашей непоследовательностью, а иногда и нашей откровенной агрессивностью, куда более опасны для нашей страны, чем экономические санкции. Опасно появившееся у многих политиков Запада желание не только отгородиться от России, но и всеми силами способствовать ее саморазрушению. Мы забыли, что новая Россия является наследницей СССР, который своей политикой экспорта коммунизма вызывал на протяжении десятилетий страх у Запада. Мы забываем, что во второй половине сороковых годов ХХ века мы навязали силой странам Восточной Европы свой советский рай. А потому новые страхи, рожденные нашей победой в Крыму, наслаиваются на старые страхи. Тем более что трудно согласовать со здравым смыслом поведение русских в последние десятилетия. Для нас нет ничего неожиданного в нашей резкой перемене настроений. Сначала мы устали от своих русских больших территорий, захотели новой жизни в независимой, суверенной РФ, без Крыма, без Минска, без «всякой» Новороссии. Сначала мы сами, в начале девяностых, создали «нэзалэжную», суверенную, независимую от нас Украину. Но не прошло и четверти века, как мы вспомнили о сакральной ценности Крыма, и начали исправлять ошибки Хрущева и Ельцина, и решили во что бы то ни стало лишить Украину всего, что связано с русским наследством. Не прошло и четверти века, и мы начали говорить, что расширение территорий РФ, в том числе и за счет расширения акваторий РФ на Сахалине, куда более важно, чем сохранение достигнутого в «нулевые» уровня жизни. В начале девяностых мы, русские, гордились тем, что сами освободились от советского тоталитаризма, от наследства сталинизма, что мы сами начали строить демократическое общество. Но опять, не прошло и четверти века, как даже на государственном уровне мы начали оценивать перестройку Горбачева как предательство, проклинать западные ценности, и прежде всего ценности свободы, начали мечтать о создании какой-то своей особой русской цивилизации. Эта непредсказуемость русских, трудность прогнозирования поведения российских руководителей как раз и пугает Запад.

И все эти негативные последствия нашей решимости наказать Украину за ее желание выйти из русского мира накладываются друг на друга: и раздражение Запада нашей непредсказуемостью, и углубление экономического кризиса в стране, и возрастающий разрыв в настроениях между теми, кто поддерживает внешнюю политику Путина и кто относится к ней негативно, усугубляют ситуацию в стране. И даже те, кто весной прошлого года активно поддерживал решение Путина присоединить Крым к РФ, к примеру, обозреватель «МК» Михаил Ростовский, начинают говорить о том, что Россия попала в лабиринт, из которого пока что ему, Ростовскому, не видится никакого выхода. Как пишет этот автор, все пошло наперекосяк, «морально-психологическая атмосфера в стране дальше будет только ухудшаться. В условиях экономического спада эмоциональный подъем противоестественен». Наши традиционные партнеры с Запада увеличивают давление на Россию, и давят все более и более серьезно. И, действительно, Россия как страна, производящая не более 2–3 % мирового ВВП, уже не в состоянии всерьез противостоять этому давлению. Теперь уже, по мнению Михаила Ростовского, ничего не видно, кроме «отблесков грозовых разрядов, шторма… в который Россия впадает все глубже и глубже».

Лично я говорил о том же, о том, что присоединение Крыма и последующая попытка создать независимую от Украины «Новороссию» – это капкан. Но меня лично сегодня волнует не столько живописание негативных последствий русской весны 2014 года, сколько поиски возможного выхода из сложившейся для России крайне опасной ситуации. Если мы и в дальнейшем будем настаивать на нашем праве отстаивать наши национальные интересы так, как нам вздумается, то нас уже ничего хорошего не ждет. И здесь мне пришла мысль, что наше возможное спасение – в самой природе нынешнего кризиса, в том, что он все-таки сегодня является не столько экономическим, не столько политическим, сколько духовным, мировоззренческим. Может быть, наше спасение в том, чтобы отказаться, пока не поздно, от мифа и иллюзий, которые загнали нас в лабиринт, о котором пишет сегодня тот же Михаил Ростовский. Ведь в податливости нашего населения к государственной пропаганде есть и свои плюсы. И, на мой взгляд, если власть перейдет на язык здравого смысла, будет принимать более осмысленные решения, то и население в конце концов выйдет из нынешнего психоза иррациональности. Ведь при спокойном разговоре люди поймут, что углубление конфликта с Западом, который сосредоточил у себя все необходимые для нас технологические и экономические ресурсы, действительно противоречит нашим национальным интереса и угрожает будущему России. Но, видит бог, нельзя показывать по телевидению, что мы, вольно или невольно, связали судьбы тысячелетней России с амбициями бывшего продавца мяса Захарченко, который, как он сам говорит, готов к ядерной войне во имя сохранения своей власти над ДНР. Но это явный абсурд! Не показывайте эти безумные речи Захарченко по телевидению.

Не может быть, и я хочу в это верить, чтобы у россиян окончательно пропал инстинкт самосохранения, что они никогда не поймут, что сами по себе большие территории России не прибавляют нам ни силы, ни шансов выжить в условиях длительного противостояния с Западом. Оптимистично то, что на наших глазах изменяется настроение в обществе, что все больше и больше людей начинают осознавать связь между нашими, во многом вынужденными, ошибками во внешней политике и углублением экономического кризиса в стране. Мой оптимизм проистекает не только от того, что многие представители интеллигенции, даже в условиях патриотического «психоза», оставили за собой право называть вещи своими именами, но и от того, что на самом деле все это время сохранялись политические условия для достойного поведения. На самом деле беда не в политике, как выясняется, а в моральном состоянии нашей интеллигенции, в ее желании сохранить наследство демократической революции начала девяностых, в ее желании жить не по лжи. На самом деле мы оказались в лабиринте с трудно просматривающимся выходом не только из-за ошибок властей, но и из-за духовной слабости нашей посткоммунистической интеллигенции. А если, в конце концов, с интеллигенцией будет происходить то, что на наших глазах происходит с публицистикой упомянутого мной обозревателя МК, то и наше население скоро отрезвеет от патриотического угара «русской весны». Но не может оно, население, долго испытывать радость от того, что его деньги уже ничего не стоят, что многие, очень многие уже лишились возможности отдыхать за рубежом, покупать качественные импортные лекарства и вовремя выплачивать взятые ранее кредиты, что попасть к врачу становится все тяжелее и тяжелее. Экономия на здравоохранении приводит к тому, что смертность в селе, где позакрывали медпункты, становится все выше.

Я ни в коей мере не связываю будущее России с нынешней оппозицией, с ее нынешними лидерами. Для меня куда важнее гражданская позиция и моральный выбор тех 10–15 % населения, кто с самого начала осознавал все очевидные, опасные, негативные последствия нашего стремления одним махом исправить все ошибки бывших руководителей СССР и РФ. Эти люди, кого в последнее время часто называли «предателями», сохранили шансы для развития России. И власть, на мой взгляд, во имя будущего страны должна повернуться к ним лицом и не связываться в дальнейшем с «мечтателями» из Изборского клуба. Тем более что после присоединения Крыма к России и рождения антирусской Украины никакого русского мира уже не существует. Великороссы поссорились с малороссами уже надолго. Но надо спасать хотя бы то, что осталось, спасать РФ как наследницу русского мира. Почему бы нынешней власти без революций, без потрясений, согласовав свои амбиции с нашими реальными возможностями, не начать, опираясь на здравомыслящих, борьбу с иррациональным в нашей внутренней и внешней политике. Шаг за шагом, ни в коей мере не посягая на наше национальное достоинство. Ведь на самом деле за трагедией нынешней Украины стоит вина абсолютно всех игроков большой геополитики. Конечно, для оздоровления ситуации необходимы компромиссы со всех сторон. Но, на мой взгляд, первыми сигнал к диалогу, к компромиссам в сложившейся ситуации должны дать мы.

НГ, 15.09.2015

И снова «мания грандиоза»

Послесловие к дискуссии об учении патриарха Кирилла об особой русской «цивилизации справедливости» («Право голоса», 16 ноября)

На вопрос: «Является ли Россия самостоятельной цивилизацией в семье крупнейших цивилизация планеты?» – мы обязаны дать утвердительный ответ: «Да!». Россия – это страна-цивилизация, со своим собственным набором ценностей, своими закономерностями общественного развития, своей моделью социума и государства, своей системой исторических и духовных координат.

Патриарх Кирилл

На самом деле серьезного разговора по существу, об истоках и философской природе предлагаемого главой РПЦ учения об «особой русской цивилизации и справедливости», не получилось. Представители РПЦ и Всемирного русского народного Собора в своих выступлениях делали акцент на бесспорных высказываниях патриарха, к примеру, о том, что нельзя «подвергать сомнению фундаментальные, непреложные, Богом заложенные в человеческую природу, а потому абсолютные и универсальные нормы морали». Но при этом представители Патриархата старательно уходили от разговора об откровенно дискуссионных идеях патриарха, к примеру, об убеждении патриарха в том, что русским идеалом всегда была не конкуренция, не борьба за выживание, а «соревновательность, сотрудничество, солидарное общество», где «разные участники политических и экономических процессов являются не борющимися друг с другом конкурентами, а со-работниками». Представители РПЦ в нашей дискуссии так же старательно обходили утверждение патриарха о том, что историческая миссия России и в прошлом, и сейчас состоит в том, чтобы предложить человечеству «гармоничную форму общественного устройства», предложить новое устройство экономики, где будет преодолен разрыв между деньгами и трудом, где не будет спекулятивного капитала, игры на бирже и т. д. И причина подобного откровенного умолчания представителей Патриархата об основных спорных идеях учения патриарха о «солидарной цивилизации», наверное, состоит в том, что его глубинная противоречивость просто бьет в глаза.

Если мы во всем особые, живущие в другом, неевропейском мире, по своей особой системе ценностей, если мы своеобразные марсиане, то тогда у нас нет никакого права, нет никаких оснований указывать другим народам, то есть «немарсианам», дорогу в будущее. Если у нас собственное представление о добре и зле, то у нас нет оснований учить добру, учить правилам справедливости другие народы. Но если, как считает патриарх Кирилл, можно жить так, как живут русские – по своим исключительным представлениям о добре и зле, – то тогда на самом деле вся эта теория об «особой русской цивилизации» является призывом к русским выйти навсегда из европейской системы ценностей, из всех тех ценностей, которые сформировались на основе христианства. Если называть вещи своими именами, то концепция патриарха Кирилла об особой русскости выгодна прежде всего коммунистам, всем тем, кто отрицает общечеловеческую мораль, кто до сих пор считает, что морально все то, что, как говорил Ленин, служит делу победы коммунизма. Кстати, не следует забывать, о чем я скажу дальше более подробно, что и гитлеризм был основан от начала до конца на идее об исключительности германской расы и германской морали.

В конце концов, надо видеть очевидное – что учение об особой русской цивилизации, как его излагает патриарх Кирилл, призывает не просто к тотальному изоляционизму, но к отказу от всей европейской культуры. Зачем нам нужна другая европейская культура, если мы особый народ со своей системой ценностей? Дьявол национальной гордыни, питающий убеждение патриарха Кирилла, что мы не просто крупнейшая, но особая моральная цивилизация, обладающая преимуществами над всеми другими цивилизациями, на самом деле толкает Россию на тотальный изоляционизм, который в условиях глобальной цивилизации приведет к тотальной маргинализации. Я не могу понять, почему этого не чувствует духовный лидер нашей православной церкви. Да, членам КПРФ, да и то, наверное, не всем, выгодно учение патриарха, ибо позволяет уходить от однозначной христианской моральной оценки Сталина как несомненного злодея, ответственного за гибель миллионов и миллионов русских людей. Но зачем все эти теории христианину, православному человеку Владимиру Гундяеву? Не пойму. И снова повторяю: ведь эта идея исключительных моральных преимуществ своей нации принесла столько бед европейским народам. Ведь и Гитлер считал, что немцы имеют право убивать других, потому что у них, у немцев, настоящее, подлинное понимание человеческой справедливости.

Я считаю своим долгом обратить внимание прежде всего православной общественности на то, что учение об особой русской солидарной цивилизации, которое развивает в своих публичных выступлениях патриарх Кирилл, не просто наносит ущерб авторитету нашей тысячелетней православной церкви. Это учение, скажу откровенно, – вымученный мессианизм, приходящий на смену прежнему, куда более органичному коммунистическому мессианизму, является откровенным вызовом не только христианскому учению об изначальном моральном равенстве всех людей как тварей Божьих, но и всей русской культуре и особенно русской религиозной философии ХХ века. Не забывайте, вся русская религиозная философия ХХ века всем своим существом была направлена против учения об особой русской цивилизации, против различных вариантов коммунистического мессианизма. Ведь очевидно, что сегодня, после всех ужасов нашей русской, самой кровавой гражданской войны в истории Европы, гражданской войны 1918–1920 годов, когда не только класс шел на класс, но брат шел на брата, сосед на соседа, после ужасов кровавой расправы русского крестьянина над «бывшими» и над собственной православной церковью, как-то неуместно, несолидно слепо, по-школьному повторять идеи Данилевского, повторять то, что величайший русский философ Владимир Соловьев называл «поэзией и красноречием» Николая Данилевского.

Владимир Соловьев называл учение Данилевского об особой русской цивилизации «поэзией», ибо в своем обширном труде «Россия и Запад» он не приводит ни одного факта, свидетельствующего о том, что русские, в отличие от европейских народов, обладают бульшим нравственным достоинством. Кстати, если уж вспоминать о Николае Данилевском, то он и сам относился к своему учению как к мечте. Ведь он говорил не столько о той русской цивилизации, которая есть, а о той русской цивилизации, которая, как он верил, разовьется в будущем из пока что молодых и грубых корней русскости. Николай Данилевский избегал логических противоречий, которые, как я попытался показать, присущи учению патриарха Кирилла об особой русской цивилизации. Если мы, русские, особые, будем жить по своей особой системе ценностей, говорил Николай Данилевский, то мы и не имеем права чему-то учить Европу, живущую давно уже по другим, отличным от наших ценностями. А у Кирилла, как я обратил внимание, с одной стороны, мы особые, ни на кого не похожие, а с другой стороны, будем открывать человечеству в «критические минуты истории» путь в будущее. Тут, при всех мечтаниях, у естественника и биолога Николая Данилевского было больше уважения к логике, чем у естественника и биолога Владимира Гундяева.

И второе, на что я хотел обратить внимание в связи с упоминаниями о книге Николая Данилевского «Россия и Запад». Николай Данилевский при всех своих мечтаниях был откровенный противник идеи коммунизма как «военного деспотизма» и противник так называемой «солидарной, коммунистической организации труда». Ему и в страшном сне не снилось, что кто-то будет использовать его учение об особой русской цивилизации для оправдания колхозного строя, нового русского крепостничества. Собственное глубинное противоречие учения Данилевского состояло в том, что он, с одной стороны, был на словах антизападник, а в своем тексте выступал как яростный критик крепостного права, как защитник европейских ценностей свободы и человеческой жизни. Патриарх же Кирилл, в отличие от Николая Данилевского, в своих выступлениях делает все возможное и невозможное, чтобы принизить в глазах посткрымской России ценность человеческой свободы. Правда, надо быть справедливым: когда патриарх забывает о своей, на мой взгляд, не нужной ему миссии идеолога посткрымского русского оптимизма и выступает перед слушателями как священник, как теолог, он говорит прямо противоположное. Здесь он говорит, что свобода как свобода выбора, как свобода греха, лежит в основе христианства, в основе христианской культуры.

Глубинное противоречие рассматриваемого мною учения о «цивилизации справедливости» состоит в том, что, по сути, оно является разрывом с мечтаниями Николая Данилевского. Николай Данилевский, как я сказал, был убежденный противник коммунистического деспотизма, коммунистической организации труда. Он, кстати, защищал право крестьянина на свой собственный клочок земли. А патриарх Кирилл, косвенно или прямо, будем говорить откровенно, создал свое учение об особой русской солидарной цивилизации для того, чтобы оправдать идею социалистического соревнования, идею колхозного солидарного труда, практику нового русского крепостного права. И здесь мне, честно говоря, становится страшно. Казалось бы, патриарх Кирилл, верующий человек, должен был напомнить нам о муках, страшных муках миллионов людей, связанных с созданием социалистического соревнования, колхозного строя. Это не «слезы и муки одного измученного ребенка», как у Федора Достоевского, а это одновременно муки миллионов русских, украинских, казахских детей, умирающих одновременно от голода зимой 1932–1933 года. Колхозный строй – это муки сотен тысяч крестьянок, оказавшихся в тюрьме за то, что они рискнули принести две жмени зерна своим умирающим от голода детям. Когда Всеволод Чаплин говорит, что сталинская эпоха конца 1940-х – это время возвращения России на путь православия, то мне становится страшно за судьбу нашего православия. Иван Ильин уже после войны, в конце сороковых, писал, что не может быть ничего более противоестественного для посткоммунистической России, чем характерные для славянофильства настроения мессианизма, настроения славянофильской гордыни. После всего, что пережила, наделала Россия при Советах, говорил Ильин, не только неприлично, но даже бессмысленно и опасно говорить о нашей особой исторической миссии, опасно «ставить себе задачу „русификации“ Запада. <…> Мы сами не оправдались перед судом истории. Мы сами не сумели отстоять ни нашу свободу, ни нашу государственность, ни нашу веру, ни нашу культуру. Чему же мы стали бы „обучать“ Запад? Русский народ должен думать о своих собственных недостатках и пороках, о своем духовном возрождении…» Я рискну утверждать, что все это учение об особой русской цивилизации и особой русской миссии придумано для того, чтобы мы ушли от серьезного разговора о преступлениях советской эпохи, о преступлениях большевиков, не только Ленина, но и Сталина, чтобы мы ушли от серьезного разговора о тех слабостях русской души, которые мы должны в конце концов преодолеть, чтобы оставаться частью человеческой цивилизации.