В семью евреев, издавна живших в сельской местности, возвращался отбывший срок военной службы солдат. Он признавался поселившимся вновь и выдворялся на место приписки, в город или местечко, из того села, где он родился, где провел детство и юность и где безвыездно продолжали жить его родители. Второй брат, найдя себе невесту в еврейской семье соседнего села, оставался некоторое время после свадьбы у тестя. Он считался ввиду этого потерявшим право возвратиться к себе домой и, так как, вместе с тем, он не приобретал права жить в селе у новых родственников, то его с молодой женой выселяли в город. Затем доходила очередь и до отца семейства. Если он, по торговым делам, уезжал из сельской местности и отсутствие его было замечено, а пребывание в городе показано в полицейских сведениях о прибывших, то возврата в село дли него не было: он мог взять свой скарб, но обязан был вслед затем переехать в то городское поселение, к которому он был приписан», отмечал Урусов в своих «Записках» (С. 240–241).
Читатель уже заметил стремление Урусова доказывать приводимые аргументы конкретными примерами из жизни. Ниже продемонстрирован пример формализма, с которым пытался бороться автор: «Одиннадцатилетний сын небогатого кишиневского еврея, очень способный и трудолюбивый мальчик, прекрасно подготовленный ко второму классу кишиневского реального училища, не мог туда поступить ввиду установленной процентной нормы. Отец его, не жалевший трудов и расходов для образования сына, задумал попытаться поместить его в с. Камрат (так в тексте. –
Губернское правление отказало просителю на том основании, что Камрат – сельская местность, к тому же отстоящая от румынской границы на расстоянии менее 50 верст.
Утвержденный императором Николаем I еще в 1843 году прием борьбы с еврейским контрабандным промыслом был в данном случае применен бессарабским губернским правлением, с формальной стороны совершенно правильно. Но мне было жалко мальчика, приведенного ко мне на утренний прием плачущим отцом, и к тому же я не видел от пребывания в Камрате маленького реалиста серьезной угрозы ни для государственных финансов, ни для добрых нравов и благосостояния камратского населения. Поэтому я решился на этот раз, в виде исключения, отменить наше журнальное постановление и написал новое, в котором, путем ряда софистических умозаключений, пришел к выводу, что пребывание сына просителя в Камрате не противоречит закону»445.
История не терпит сослагательного наклонения, но кто знает, если бы рассуждения князя Урусова были услышаны, возможно, колесо российской истории повернулось бы в ином направлении развития. Напомним, что в западной историографии до сих пор встречаются мнения о том, что революция 1917 г. была «еврейской революцией»446.
В заключении одного из разделов в «Записках губернатора» прозвучала позиция человека и гражданина – губернатора Бессарабии князя С.Д. Урусова: «…Законодательное признание еврейского равноправия меня нисколько не страшит. Я вижу в нем способ избавиться от развращающих нас приемов борьбы с евреями. Если еврейскому влиянию надо противодействовать, то пусть борьба происходит путем мирного соперничества и естественного развития сил. Я убежден, что русский народ не потеряет при этом ни своих материальных благ, ни своего духовного богатства»447.
Есть такой термин «испытание властью». Да, власть – это действительно жизненный экзамен. Князь Урусов сдал его на «отлично». Впоследствии, уже передав свои полномочия вице-губернатору, он отмечал: «Никогда я не чувствовал себя так хорошо, как в течение той, предшествовавшей моему отъезду, недели, когда я сдал дела вице-губернатору и, впервые после вступления в должность, получил возможность проводить время беззаботно, вне официальных отношений, освобожденным от этикета и административной дипломатии. Потеря официального положения имела для меня одни только приятные последствия, и я ни разу в эти дни не замечал по отношению к себе, с чьей-либо стороны, той перемены, которая иногда обнаруживается среди служащих при отставке правителей от власти.
Все сослуживцы, все кишиневское общество выказали мне и семье моей самые трогательные знаки внимания. Прекрасные, тепло составленные адресы, которые я получил и храню, радушное хлебосольство, которым нас проводили, всегда будут мне памятны, а сохранившиеся до сего времени неизменными дружеские связи с некоторыми бессарабскими семьями дают мне повод окончить свои воспоминания о Бессарабии мысленным приветом по их адресу»448.
Наверное, в случае с С.Д. Урусовым лучше него самого точку поставить будет вряд ли возможно.
Цыгане в творчестве русских авторов XIX – начала XX в
Цыгане в записках, заметках, описаниях русских чиновников, офицеров и исследователей. Цыгане (или, как сегодня принято называть представителей этого народа, – ромы) проживают на территории Молдовы с XV столетия. Встречаются попытки удревнить появление этого народа, когда Дакия была провинцией Римской империи. Но, как справедливо подчеркивает И. Думиника, – вплоть до XIV в. н. э. история ромов все еще остается полем гипотез449.
Сами ромы себя цыганами не называли. В.С. Зеленчук объясняет это тем, что в этом названии была изначально заложена отрицательная коннотация450. Как, собственно, и в словах: «арабь, мавр, фараон, тэтарь», которые применялись при наименовании ромов. Читатель наверняка заметил, что во всех перечисленных наименованиях скрыт образ «чужого», не похожего на других жителей края.
Это примерно то же, что произошло с чукчами, которых так назвали русские первопроходцы. Что же касается самих чукчей, то они таким образом себя никогда не называли, используя самоназвание «лауроветлан» – «настоящие люди».
Помимо прочего термин «тэтарь» обращает на себя внимание еще и тем, что татары и цыгане представляли собой два этнообразования, которые, в средневековой Молдове утрачивали личную свободу451. Напомним, что цыгане в Молдавском княжестве были порабощены еще в XV–XVI вв.452
Татары, проживающие в Северном Причерноморье, нападая на Молдавию, при успешном раскладе уводили в плен, на продажу всех, кого могли увести (особенно женщин и детей). Но, когда удача оказывалась на стороне молдаван, они тоже не щадили своих врагов, обрекая их на смерть и рабство.
Допустимо, что термин «тэтарь» долгое время, кроме этнической коннотации, заключал в себе еще и подчеркивание социального, рабского положения, а также образа другого453. А исходя из этого, подобное наименование могло распространяться на всех подневольных молдавского княжества, в том числе и ромов.
Есть еще она сторона, которая могла быть причиной применения к местным ромам данного термина. Татары, как, собственно, и ромы, были кочевым народом. Поэтому соседи (молдаване, украинцы) могли называть молдавских цыган «тэтарь», по аналогии с кочующими татарами.
Как известно, оседлые народы с недоверием воспринимали кочевников, подобное дистанцированное отношение к цыганам долгое время сохранялось в народе; да что говорить, оно во многом не изжило себя и сегодня. Это демонстрируют современные исследования этнопсихологов в Молдове, согласно которым старшие школьники, – а это будущее страны, – занижают выраженность у ромов качеств, направленных на взаимодействие, приписывают им готовность к «отвержению взаимодействия», что чревато возникновением конфликтов и разногласий, а также говорит о наличии большой социальной дистанции454.
В.С. Зеленчук отмечал, что «на протяжении ряда веков в Молдавии, так же как в Валахии, был наиболее высокий среди европейских стран удельный вес цыганского населения»455. В народе даже сохранилась поговорка «нет молдавана без цыгана». Причем ее хождение имело место не только в самом Молдавском княжестве, но на соседних с ним землях Украины.