Книги

Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ведь это вредно для здоровья, а рабочему оно необходимо.

– Помилуйте, если нашему брату смотреть еще за чистотою, так и есть будет нечего. Это панские выдумки.

– Нет не панские; но евреи вообще не заботятся о чистоплотности.

– Мы смотрим за чистотою раз в неделю – в шабаш, да в большие праздники, в другие же дни нас свои осмеяли бы (выделено нами. – Авт.)»410.

В XIX в. об этнопсихологии как об особом направлении в этнологической науке никто и не догадывался, но внимание на специфику этнического характера и повседневного поведения люди обращали с древнейших времен. Поэтому в процессе бурного развития этнографического знания, в период творчества А. Афанасьева-Чужбинского, в этнографических описаниях было принято выделять так называемых «типических представителей народа», делать зарисовки народных «типов». Конечно, многие описания народного характера, встречаемые у авторов XIX в., сегодня выглядят несколько наивными, современная наука более критична и строга в выставлении оценок.

Если говорить о XIX в., то его можно назвать временем бесхитростного наделения изучаемого народа определенными «этнографическими характеристиками». Во многом этому способствовало разделение населения империи в широком смысле на славян и представителей других этнических сообществ. Наиболее показательно это выглядело на примере законодательных актов об инородцах Сибири (в широком смысле этого слова инородцами назывались все не славяне) и целого ряда законодательных документов о положении евреев (1804, 1818, 1835, 1851 и др.). Понятно, что эти зарисовки этнографических типов зачастую отличались предвзятостью, но, с другой стороны, они выделяли некоторые черты этнического характера, которые сегодня либо утрачены народом, либо о них не принято говорить. Здесь важно подчеркнуть, что меняющееся время так или иначе накладывает отпечаток на межэтническое восприятие народами друг друга. Одним оно было в период традиционного общества, иным оно является сейчас, в период урбанизации и глобалистических мировых процессов, когда человечество выработало целую систему законодательных актов, унифицирующую права этнических сообществ, способствующую правовой регламентации общественного восприятия того или иного этноконфессионального сообщества. Потому замечания автора интересны в том числе и с этой точки зрения.

«С евреями иметь дело потому хорошо, – отмечает А.С. Афанасьев-Чужбинский, что за деньги они исполняют все, что только в их власти, и не задумываются над вашим требованием, как бы ни было оно эксцентрично, и, наконец, чем оно эксцентричнее, тем еврей веселее, потому что рассчитывает на большее вознаграждение»411.

Возвращаясь к «типическим представителям», приведем еще один пример: «Хозяин мой, не помню, бывший или настоящий поверенный откупа, оказался бывалым и разумным человеком, и если не был знатоком в изящных искусствах, то обладал обширными познаниями по части разных торговых сделок и верно определял промышленное состояние окрестностей как своих, так и бессарабских. Кроме разных спекуляций он начал заниматься выделкою хорошего чернослива, на манер французского, и вскоре после моего прибытия принес мне полную тарелку отличного чернослива, далеко оставлявшего за собой буковинский»412.

Автор обращает внимание на такие черты, присущие описываемым типажам, как сметливость, сноровка, разумность:

«– Я нарочно ездил по Бессарабии и у нас, где выделывают чернослив, и видел, что не так берутся за дело, сказал он (В.С. Афанасьев-Чужбинский рассказывает о беседе с евреем, у которого остановился, проезжая местечко Старая Ушица, при впадении реки Ушицы в Днестр. – Прим. авт.).

– Где же Вы научились приготовлять на манер французского?

– Дошел своим умом. В Каменце я купил коробочку настоящего французского и все придумывал <…>. Я уже возил свой чернослив некоторым богатым помещикам в Каменец <…>. Дают лишь несколькими копейками дороже, чем за тот, который продается у нас в бочках.

– Разумеется, Вам не выгодно.

– Просто убыток… Нет, я уже придумал, – прибавил хозяин с улыбкой, которая показалась мне очень хитрою.

– И думаете получить хорошую выгоду.

– Кажется, процентов на сорок. Только вы… Знаете – это…

– Я ведь не торгую черносливом.

– Да, буду продавать за иностранный, только немного дешевле. Коробочки и этикеты плохо подделывают, да наш брат скоро научится <…>. Нет, я вам скажу, нам, торговым людям, нельзя без обмана, – говорил мой собеседник в полном убеждении, что сказал великую истину: – правдой возьмешь немного. Конечно, надо быть честным на расплату, исполнять, что обещаешь, а в товаре без обмана не бывает»413.

Из беседы с евреем-портным Афанасьев-Чужбинский привел следующий диалог:

«– Вы спрашивали насчет учеников, – сказал он, закуривая папиросу <…>. – Иного учишь как следует, а иного только по верхам. Согласитесь, если бы я всем показывал все тонкости, у меня скоро отбили бы кусок хлеба… Без хитрости не проживешь на свете, хитрить надо, – заключил он решительно»414.