Ну, начнем с того, что евреи прекрасно владели всеми местными наречиями того большинства, среди которого они проживали. Насчет «испорченного немецкого», о котором пишет А. Шмидт, тоже необходимо сделать пояснение. Евреи Бессарабии и Левобережья Днестра в повседневности общались друг с другом на народном языке – идиш, который относится к германской языковой группе и получил распространение в Центральной и Восточной Европе в X–XIV вв. В основу данного языка легли заимствования из современного немецкого языка, а ранее из средневерхненемецких диалектов и древнеарамейского языка. Поэтому, отдавая дань наблюдательности А. Шмидта, следует признать, что в данном вопросе он до конца не разобрался. Возможно, сказалась определенная предвзятость, сформированная общими тенденциями предубежденного отношения к евреям в описываемое время.

Отсюда, кстати, ошибочное утверждение А. Шмидта о массовой безграмотности евреев, что считалось в их среде «религиозным отступничеством», которое якобы поощрялось раввинами³⁴⁰. В тот период в еврейской среде были распространены основы религиозного образования, что способствовало укреплению этноконфессиональной идентичности народа, его сплочению в иноэтничном окружении.

Констатируя, что в 1840 г. в губернии были учреждены губернские комитеты из местных раввинов для обсуждения средств и путей к достижению образования среди соэтников, что способствовало «устройству еврейских училищ», автор выступает против их распространения. Он пишет: «Открытие народных школ, общих для всех жителей губернии, представляется вернейшим средством для достижения единства. Различные религиозные верования препятствуют гражданскому единству только в государствах необразованных. Евреи вполне постигают пользу образованности, открывающей им еще обширнейшее поприще деятельности <…>, проведя несколько лет на одной школьной скамье, молодые люди перестали бы смотреть друг на друга сквозь призму предрассудков, накопившихся в течение веков, и можно было бы надеяться, что это обстоятельство послужит сближению и общественных их интересов»³⁴¹.

Автор обращает внимание на то, что в финансовых операциях с простолюдинами евреи предпочитали натуральный обмен, именуемый «гандлеванием»: «Это относится, конечно, до мелких торговцев, а не больших капиталистов, оборот которых принимает другой вид»³⁴². Поясняя подобный подход, Шмидт утверждает, что «этот расчет бывает почти всегда верен, потому что еврей, имея дело с простолюдином, всегда сумеет этим способом купить товар дешевле, чем за деньги; этот торговый способ известен здесь под именем гандлевания»³⁴³.

В конце 50-х гг. XIX в. на страницах «Одесского вестника» выходит работа К.Х. (вероятно, Ханацкого) под названием «Статьи из Сорок». В ней встречается следующий пассаж: «Еврей для молдавана – субъект необходимый. Все, что для него нужно, сподручно, он отыщет у еврея. Где в аренде лес – там непременно еврей; где есть пустопорожнее место для выпаса – там еврей; везде кстати и некстати прилепится еврей. Волей-неволей, а к жипун (так величают молдаваны еврея) нужно прибегнуть»³⁴⁴.

Наряду с ипостасью исследователя Шмидт предстает и как чиновник, который в качестве улучшения ситуации в экономической и межэтнической коммуникации к лучшему подчеркивает: «Когда еврей гандлюет, он живет на счет чужого труда, на счет чужих слабостей, и в общей сложности деятельность его вредна для той среды, которую он избрал своим поприщем. Еврей, торговец вполне полезное лицо в составе общества, как двигатель торговли и как конкурент, но только до тех пор, пока не найдет возможности обратить свои занятия в столь заманчивую не для одних евреев монополию. Впрочем, Херсонская губерния обеспечена от развития в ней слишком обширных и многосторонних монополий и большею частью именно вследствие конкуренции евреев»³⁴⁵.

Еще одной стороной, способствующей обогащению части еврейства, с одновременным распространением безнравственности является, как отмечали и другие современники автора, их способствование распространению пьянства: «Они, кроме распространения пьянства, на котором основано благосостояние большей части из них, для привлечения сборища нанимают нередко музыку. Под эту музыку танцуют все, и веселье принимает часто характер самой безнравственной оргии, свидетелями и даже участниками которой бывают дети»³⁴⁶.

«Торговая предусмотрительность евреев изумительна, – отмечал Шмидт, – они предугадывают торговые запросы и нужду потребителей часто прежде, чем эти сами ее сознают, а все правительственные распоряжения знают прежде, чем кто-либо другой, в особенности с тех пор, как им разрешено жить в столицах»³⁴⁷.

Автор даже допускает такое утверждение, что крестьяне там живут привольно, где нет евреев³⁴⁸. Отсюда, вероятно, его попытка предложить властям рассеять концентрацию еврейского населения: «Мы полагаем, что правительство скорее достигло бы своей цели уравнением прав евреев во всей империи. Через это уничтожилось бы несоразмерное накопление их в некоторых частях империи»³⁴⁹.

В работе уделяется внимание устройству еврейских домов, описанию традиционной пищи, одежды. Последняя, по словам автора, перестала иметь свое изначально обязательное значение, и торговые евреи городов стали носить практически ту же одежду, что и мещане³⁵⁰.

Писавший о евреях в середине XIX в. А.А. Скальковский заметил: «Край Новороссийский – это обетованная земля евреев. После западных губерний, где число их доходит до Уб части всего народонаселения и составляет всю массу городских жителей, только Новороссийские губернии и Бессарабия представляют им покойное, а главное, весьма прибыльное убежище»³⁵¹.

Он также указал на формирование еврейских селхозколоний еще с конца XVIII столетия, подчеркнув, что в сельском хозяйстве в Новороссии трудилось 11 911 чел., в 15 колониях³⁵².

В книге Скальковского подчеркивается стремление евреев дать детям образование. «Кроме обыкновенных и доселе бесполезных духовных еврейских школ, – писал он, – мы имеем два главных еврейских училища в Одессе и Кишиневе, для обоего пола детей, где они учатся и весьма охотно: русскому языку и литературе, истории, географии, языкам и проч., делая удивительные успехи. Многие даже посещают гимназию и лицей, что уже составляет самую высокую степень гражданского нашего воспитания»³⁵³.

А.А. Скальковский является также автором отдельной работы «Еврейские колонии на Юге России в 1880 г.» (1881).

Характеризуя справочный сборник «Бессарабия» под редакцией Павла Александровича Крушевана (его еще в ряде публикаций называют одним из зачинщиков еврейских погромов в Кишиневе в 1903 и 1905 гг. ³⁵⁴), хотелось бы привести слова П.Д. Драганова, автора алфавитно-библиотечного указателя «Bessarabiana», в котором он отметил, что «многие главы этого весьма полезного сборника составлены несамостоятельно (почти исключительно по книгам А.И. Защука, ставшим уже библиографической редкостью³⁵⁵, причем нередко повторяются совершенно устарелые сведения и ошибочные суждения)»³⁵⁶.

Так, в характеристике евреев края вновь подчеркивается, что «племя это <…> составляет в Бессарабии важную часть населения» по численности и «по тому, что вся местная торговля находится в его руках»³⁵⁷. Далее в кратком очерке идет повествование о том, как плохо ухожены поля еврейских колоний (16 из которых перечисляются списком) и отмечается, что евреи, в основном проживают в городах края³⁵⁸.

Собственно, если бы не отрицательное реноме Крушевана, мы бы даже не стали включать данное произведение в очерковый анализ.

В качестве исследователя, на творческом наследии которого хотелось бы еще остановиться, следует назвать крупного ученого с широким кругозором – Льва Семеновича Берга, автора многочисленных трудов, в том числе энциклопедической монографии «Бессарабия. Страна. Люди. Хозяйство» (Петроград: Огни, 1918).

В ней автор, как и его предшественник А. Защук, подробно останавливается на вопросе истории освоения края различными этносоциальными группами, проживающими в нем.

Говоря о евреях, Л. Берг подчеркивает, что в основной своей массе они селятся в городах: «В Кишиневе около 60 тысяч евреев. <…> Из городов больше всего евреев в Бельцах, Сороках и Оргееве (в каждом около 60 %)»³⁵⁹.