Традиционные занятия евреев Поднестровья в «Очерках Днестра». Литературный талант писателя и острый глаз путешественника-этнографа позволили А.С. Афанасьеву-Чужбинскому сделать многочисленные меткие зарисовки повседневной народной жизни.

Он обратил внимание на то, что в России «торговля и промышленность вошли в плоть и кровь этого племени <…>, где ему не представляется другой деятельности»³⁷⁴.

Вот, например, как выглядит в его описании еврейская лавка: «В лавках, по большей части, сидят женщины и девушки и усердно запрашивают. По предметам, выставленным и вывешенным для показа, трудно предполагать в лавке что-нибудь особенное, но стоит вам спросить, например, тонкого полотна, изящных кружев, самой щегольской шелковой материи, английского фаянса – вас подхватят, поведут, и перед вами целые груды дорогих товаров. Разумеется, с вас запросят чудовищную цену, но, если вы знакомы с местностью и вам нужно купить, хладнокровно поторговавшись, вы можете приобрести желаемое за весьма сходную цену»³⁷⁵.

Говоря о торгующих в лавках женщинах-еврейках, он отметил их особое умение показать товар лицом. «Сидите вы, положим, в лавочке, где среди разного хлама нашлось несколько штук дорогого полотна, торгуя которое, вы изъявили желание приобрести хорошие чашки; через две-три минуты является откуда-то еврейка и расставляет перед вами посуду. Заикнулись вы о галстуках – какая-нибудь хорошенькая продовица явилась уже с целыми коробами французских и английских произведений. И все они показывают, примеряют вам товар. Божатся, уверяют в своем бескорыстии, лепечут между собою, и в то же время хозяйка лавки зазывает нового прохожего или приезжее семейство»³⁷⁶. Не обошел автор своим вниманием и торговцев-мужчин. «Мужчин-евреев тоже довольно сидит в лавках, но они как-то больше группируются где-нибудь на улице и ведут оживленные разговоры, которые, когда я познакомился с бытом города, не казались мне уже странными. Мало ли о чем им толковать между собою: в лавках могут посидеть жены и дети, а у них важнее интересы и более важная торговля, потому что в Хотин поминутно приезжают евреи из окрестности»³⁷⁷. Вместе с тем важно подчеркнуть, что, бывая в других местечках Поднестровья, Афанасьев-Чужбинский имел возможность видеть активную торговлю, осуществляемую мужчиной-евреем, который выступал в качестве зазывалы и продавца, в то время как его юная дочь дежурила в лавке³⁷⁸.

Еще одним занятием, распространенным среди еврейства Поднестровья, была аренда переправ и перевозка грузов и пассажиров с берега на берег. Характеризуя этот род деятельности евреев, автор отмечает царящие в крае вседозволенность и злоупотребления: «Больно видеть их проделки с простонародьем, и становится непостижимым – как на большой почтовой дороге произвол откупщика может доходить до подобных размеров. Еврей, снявший переправу, рассчитывающий на большие барыши и неизвестно на что уповающий, употребляет все способы не только выдрать последний грош у крестьянина, но заставляет последнего терять иногда несколько часов времени, – и все это совершенно безнаказанно. Попробуйте пожаловаться на такого господина! Во-первых, кому вы пожалуетесь на берегу? А, во-вторых, решитесь ли вы остаться лишние сутки в городе для принесения своей жалобы? Но крестьянину это и физически невозможно по многим обстоятельствам»³⁷⁹. При этом А. Афанасьев-Чужбинский метко отмечает, что в данной проблеме «главную роль играет не еврейская раса (термин, часто, как в данном случае, ошибочно использовавшийся в литературе XIX в. – Прим. авт.), а просто неизлечимые откупщичьи наклонности, которые готовы обуять каждого, кто прикоснулся бы к откупу и поотведал его сладости в каких бы то ни было формах. Мне кажется, посадить на переправе не только бессарабского еврея, но и какого-нибудь мужа с бритой физиономией, постящегося даже по средам и пятницам, – и тот не преминет извлечь, что можно, и притеснить безголосую и беззащитную ЛИЧНОСТЬ»³⁸⁰.

Говоря о речных промыслах, Афанасьев-Чужбинский констатировал еще одно занятие, которое контролировали евреи, – это сплав леса по Днестру³⁸¹.

Подчеркивая исполнительность евреев, автор остановил внимание на описании еще одного вида традиционных еврейских занятий: «Во всяком случае большинство читателей не знает, что такое фактор, особенно в западных губерниях, в торговом городе. Это существо (необходимо напомнить, что многие выражения, использовавшиеся в XIX столетии, сейчас имеют несколько иное значение. – Прим. авт.), всегда готовое к вашим услугам, нечто вроде хозяйского приказчика, хотя и не связанного с первым отношениями, обыкновенно существующими между этими обоими классами. Когда бы Вы ни спросили – он готов, редко бывает, что дожидаетесь несколько минут, а по большей части во всякое время дня и ночи он является с улыбкой и ожидает приказания. Какое ни изобрели бы вы поручение, фактор выполнит его, знает подноготную в городе, даже в окрестности, расскажет чью угодно биографию, передаст новейшие сплетни, все отыщет, обделает. <…> иной мишурис содержит большое семейство, и все это на счет приезжающих. Но спросите вы, разве он получает порядочное вознаграждение за свои хлопоты? Весьма небольшое: злот или двухгривенный – все, чего может ожидать фактор»³⁸².

Помимо вышеназванных занятий, евреи были традиционно известны, в том числе и в Поднестровье, в качестве искусных мастеровых. Ниже, знакомясь с текстом, читатель будет иметь возможность прочесть зарисовки автора и комментарии к ним о евреях-мастеровых, которых он не просто представил в виде скупого описания, а через диалоги и отражение деталей быта сумел перенести колорит и своеобразие образа еврея-ремесленника.

Уже в «русское» время, в частности, на границе с Австрией, одной из статей доходов была контрабанда. «Собственно в больших размерах контрабанда идет в Бессарабию по сухой границе и через Прут или по границе Подольской губернии, следуя по двум направлениям: через Хотин, где большие ее склады, и через местечко Бричаны, откуда уже развозится внутри империи. Занимаются этим делом преимущественно евреи»³⁸³, пишет Афанасьев-Чужбинский.

В Хотине, по замечанию писателя, контрабандой занимались евреи и русские раскольники³⁸⁴. Одной из распространенных статей этого подпольного бизнеса был кантонский чай. Этнограф сам побывал в образе контрабандиста, упросив своего знакомого еврея Янкеля показать ему, как осуществляется этот тайный бизнес³⁸⁵.

Путешествуя по Днестровским населенным пунктам, автор даже выявил определенную специфику в контрабандном нелегальном бизнесе. Например, описывая ситуацию в Могилеве, он констатировал, что она лишена той таинственности, «какая соблюдается в Хотине и Каменце». «Фуры проходят прямо, сваливают товар, если он сюда адресован, или едут дальше по назначению отправителя. Не употребляется никаких предосторожностей»³⁸⁶. Причину подобных различий в поведении дает в определенном смысле сам автор, высказав мысль о том, что Могилев относился уже к «внутренним городам империи»³⁸⁷.

А.С. Афанасьев-Чужбинский побывал и в одной из еврейских колоний – в местечке Калюс. Говоря о занятиях колонистов, автор констатировал, что «земледелие у них в плохом состоянии, а развиты промышленность, мелочная торговля и разные спекуляции, чему служат подспорьем близлежащие местечки, наполненные евреями. Мужчин почти никогда нет в колонии, за исключением дней, когда ожидают ревизора и когда съезжаются, чтобы показать свою земледельческую деятельность. Заблаговременно у окрестных царан добывают они себе и скот, и орудия напрокат, чтобы блеснуть перед начальством. Поля их, конечно, обработаны, но чужими руками и в чужую пользу, потому что еврею необходимо представлять свой участок возделанным. Тогда, говорят, – я, к сожалению, не видел этих смотров – колония представляет довольно оживленный вид и колонисты выходят в поле, где и занимают на некоторое время роль земледельцев. С отъездом ревизора, не успел еще след простыть, запрягаются еврейские тележки и колонисты исчезают на продолжительное время, кто куда попало»³⁸⁸.

Автор приводит слова одного разоткровенничавшегося колониста, который поначалу принял писателя за ревизора:

«– Правду сказать, еврей не может быть хорошим хлебопашцем… Мы больше народ мастеровой, торговый. Может быть, вам что-нибудь требуется из товаров?»³⁸⁹. Далее осматривая колонию, писатель еще раз подчеркнул: «Действительно поля обрабатывались, но, как я уже сказал выше, труд этот принадлежал царанам, и только один старичок показывал мне с гордостью на продукты, добытые собственными руками. Но и у этого старика был небольшой склад товаров, с которыми он выезжал на ярмарки и базары»³⁹⁰.

Данные наблюдения вступают в некоторое противоречие с исследованием современного автора Е. Брика, который, изучая еврейские колонии, констатировал их серьезную и разностороннюю развитость, в том числе и в сельскохозяйственном плане³⁹¹. Этот результат, в то же время, не исключал привлечения дополнительной рабочей силы.

Разносторонность занятий евреев подтверждает достаточно аргументированная работа М.Е. Земцова «Еврейские крестьяне», которая вышла на рубеже XIX – начала XX в. В ней, в частности, говорится о том, что в обществе «благодаря многим условиям, а главным образом, благодаря существованию черты еврейской оседлости, для всех, живущих вне этой черты, создается иллюзия, что все евреи исключительно торговцы»³⁹². При этом автор подчеркивает, что «еврейская масса поставляет рабочую силу, чуть ли не для всех существующих профессий. Не говоря уже о массе ремесленников всех видов, евреи идут в фабричные рабочие, извозчики, носильщики, дровосеки, пильщики и даже на отхожие сельскохозяйственные промыслы. Занимаются также евреи вполне самостоятельно и земледелием. Существование в России евреев-земледельцев, или, другими словами, доподлинных евреев-крестьян, многим покажется чистым откровением: так мало осведомлены у нас в вопросах, по которым между тем имеются твердо установившиеся и широко распространенные взгляды»³⁹³.

Посетив еврейскую колонию, Афанасьев-Чужбинский обратил внимание на то, что она располагалась над самым Днестром и состояла из белых домиков с кирпичными трубами, и некоторые из этих строений находились за оградой. Автора удивило отсутствие взрослых на улице и наличие большого количества играющих детей возле домов. Он также подчеркнул «необыкновенную плодовитость евреев»³⁹⁴.

Описывая бессарабских евреев Сорок, автор вместе с тем отметил, что «есть, впрочем, евреи, которые покупают все, что подвертывается под руку, особенно не усвоившие еще специальной торговли, но почувствовавшие силы и возможность нажить копейку»³⁹⁵. Он приводит подровные описания поведения евреев на базаре, демонстрируя опыт включенного наблюдения и навыки опытного путешественника-этнографа³⁹⁶.